– Спасибо, товарищ комиссар, может быть, пригодится, – поблагодарил Вендичанский, принимая жилет.
Но случилось так, что и жилет не мог его спасти.
Ранним утром 16 октября тройка «илов» после взлета взяла курс на вражеский аэродром Ново-Павловка. Ведущим шел Вендичанский, слева Маслов справа Емельянов. Их сопровождали пять ЛаГГ-3. При подходе к цели летчики увидели на стоянках восемь Me-109, девятый рулил на старт, но наш истребитель соколом ринулся на него, в крутом пикировании дал длинную очередь и в небо взметнулся столб дыма. После первой атаки загорелись три вражеских самолета, но зенитчики словно взбесились. Казалось, невозможно вырваться из этого пекла. Тем не менее ведущий решился на вторую атаку. В стороне от истребителей он увидел двухмоторный бомбардировщик и «эрэсами» поджег его, а Маслов и Емельянов взорвали еще по одному.
По маршруту от цели летчиков сопровождал сильный зенитный огонь. Ведущий решил кратчайшим путем выйти на свою территорию и взял курс на Каркинитский залив. Уже вот он берег и конец зенитному огню. Но неожиданно самолет Вендичанского с дымом пошел на снижение. Над заливом очень плотная дымка. Маслов и Емельянов подошли вплотную к своему командиру, они видели его лицо, видели, как их командир и товарищ делал отчаянные попытки, чтобы мотор заработал. Но нет, он продолжал дымить еще сильнее, самолет снижался, заметно падала скорость. На высоте, непрерывно меняя курс, шли «лагги», зорко охраняя штурмовиков от вражеских истребителей.
Видимо поняв, что уже все кончено, Иван качнул с крыла на крыло и в открытую левую форточку помахал Маслову рукой. Это был последний взмах руки боевого командира, любимца полка, верного друга, бесстрашного летчика. Самолет пошел на крутое снижение и… скрылся в дымке в трех километрах от нашего берега. Весь день спасательные катера вели поиск Вендичанского, но из-за плохой видимости безуспешно.
Гибель Ивана Петровича Вендичанского потрясла весь полк. Но особенно тяжело воспринял ее Сергей Попов, ведь он потерял самого дорогого для него человека. На митинге этот мужественный боевой летчик плакал навзрыд, как ребенок, не стесняясь слез.
Неразлучной тройки не стало: Андрей Буханов странствовал где-то по госпиталям, Иван Вендичанский погиб, остался один Сергей Попов.
У войны свои законы
18 октября 1941 года 11-я армия Манштейна начала штурм Крымского перешейка. Воины 51-й отдельной армии с большим упорством отстаивали свои позиции. Бои приняли ожесточенный характер. Немецкие бомбардировщики под прикрытием большого количества истребителей непрерывно атаковали наши войска на поле боя.
Отдельная Приморская армия, героически оборонявшая Одессу, сейчас спешила на помощь защитникам Крымского перешейка. Дорог был каждый день, каждый час. Приморская опаздывала: ее передовые части подошли только 20 октября и сразу же вступили в бой. Гитлеровское командование бросило сюда еще две дивизии. В конце октября противник прорвал Ишуньские позиции и советские войска вынуждены были отходить в глубь Крымского полуострова.
В эти трудные дни летчики 103-го штурмового авиаполка с утра до вечера не вылезали из кабин. А сколько же надо было иметь сил техническому составу, чтобы обеспечить эти боевые вылеты! И он их обеспечивал.
В первый день штурма гитлеровцами перешейка Маслов повел четверку на скопление пехоты и автомашин вдоль восточного берега озера Старое. Вслед за ним пошли Попов с Ильиным и Ермиловым в сопровождении четырех «лаггов». Они видели, как небо и земля тяжело дышали огнем. Далеко на высоте шел воздушный бой. Самолет горящим факелом устремился вниз и над Гнилым морем взметнулся огромный столб воды. От другого беспорядочно падающего «ила» отделилась черная точка, над которой сверкнул на солнце купол парашюта. Ветер сносил его в море, за Арабатскую стрелку. Чей взорвался самолет, кто повис на парашютных стропах и удалялся от берега – узнать было невозможно. А над Сивашом дымка, черная копоть, сотни, тысячи взрывов, подымавших тонны земли и воды, ослепительно яркие вспышки орудийной канонады – все смешалось. Как опознать в этом клокочущем горниле, где наши, а где гитлеровцы? Но разобраться надо обязательно, иначе можно ударить по своим.
Имея солидный боевой опыт, Попов действовал уверенно Он выбрал наибольшее скопление вражеских машин и всей группой устремился в пикирование. Потом еще атака и еще. И это в сплошном зенитном огне! После посадки по команде Николая Романкова техники немедленно принялись за свое привычное дело – восстановление поврежденных самолетов.
23 октября гитлеровцы на правом фланге перекопского направления продолжали развивать наступление. Их авиация наносила удары по нашим войскам и прикрывала наступление своих.
Надо было с воздуха всеми имеющимися силами преграждать путь этому наступлению. Исправных самолетов в полку осталось мало. В полдень Маслов повел четверку в район Бой-Казак-Татарск. Из-за неисправности мотора младший лейтенант Ильин вернулся на аэродром. Осталось три «ила», которые, не дойдя до цели, были атакованы девяткой Me-109. Самолет младшего лейтенанта Шкиндера получил большие повреждения, лететь дальше не мог и с перебитыми рулями управления все же сел на своем аэродроме. Маслов и Емельянов вступили в воздушный бой. В самолете Тимофея был пробит маслорадиатор, изрешечены покрышки колес, плоскости, поврежден воздушный винт. Маслов приземлился невдалеке от переднего края, в трех километрах севернее Айбары.
Одному Емельянову удалось пробиться к цели. Он успел сбросить бомбы в большое скопление вражеской пехоты и пустить в нее «эрэсы», но гитлеровские истребители не отставали от него, пока не сбили. На полуразрушенном самолете, раненный в голову и руку, Григорий приземлился в расположении своих войск в четырех километрах северо-западнее Онгар Найман. Но уже идя на вынужденную посадку, Емельянов увидел справа фашистский двухмоторный бомбардировщик «Хейнкель-111». Превозмогая боль в руке, он довернул самолет и прошил фашиста пушечным огнем. Потеряв управление, бомбардировщик врезался в землю.
Вечером в полк поступило сообщение, что Емельянов находится в медсанбате стрелковой части, ранение не тяжелое и он через пару дней будет в полку. Действительно, на третий день он на перекладных добрался домой. Как приятно, когда товарищ, которого почти похоронили, вдруг возвращается. Это был счастливый день.
Сегодня он счастливый вдвойне. Почти месяц прошел, как был сбит Валерий Плотников, а майор Березовский по совету Немтинова все тянул время с отправкой жене извещения. Медлил потому, что она уже получила такое, а Валерий всем чертям назло и на радость товарищам вернулся в полк. Теперь уже пролетело столько времени, а о нем ни слуху, ни духу. Совсем недавно, всего несколько дней тому назад за подписью Мироненко, Немтинова и Березовского ушло жене Плотникова извещение:
«Ваш муж, Плотников Валерий Павлович, 26 сентября 1941 года, выполняя свой долг перед Родиной в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, не вернулся с боевого задания и пропал без вести. Память о храбром летчике, замечательном товарище и умелом воспитателе – военкоме эскадрильи младшем политруке Валерии Павловиче навсегда останется в сердцах личного состава нашей части».
Но Валерий не пропал без вести, он жив!
Багровое солнце приближалось к тусклому от гари и копоти горизонту, когда к командному пункту подошел заросший, в оборванной гимнастерке щуплый человек. Немтинов первый встретился с ним, подозрительно посмотрел, и Валерий понял, что тот не узнал его.
– Товарищ военком, и теперь не узнаете? – Плотников улыбнулся, снял измятый, в засохшей грязи шлемофон, похлопал ладонью по большой лысине. – Вот мой пароль.
– Валерий Павлович, родной, ты ли это? – и Немтинов схватил его в крепкие объятия.
– Я самый и есть, товарищ батальонный комиссар, – Алексей Николаевич обнял военкома эскадрильи, и они пошли на КП.
Известие о возвращении Плотникова молнией облетело весь полк. Попов первый прибежал на КП, и два боевых летчика – командир и военком первой эскадрильи – долго тискали друг друга, целовались и радовались, как дети одной матери.
– Да полегче тисни, видишь, у него одной кожей кости обтянуты, – говорит Мироненко Попову. – Садись, Валерий, рассказывай все по порядку.
