И револьвер дали снаряженный. «Только ты, Кума, — говорят, — не промахнись». А у нее агентурный псевдоним Кума был. «Ага, нате-ка, выкусите, я да промахнусь», — усмехается Каплан.
Нашла удобное место во дворе и села за уборной. Как выйдет Ленин посидеть на свежем воздухе, подумать о смысле жизни, она и шарахнет! А сама немного побаивается, а вдруг да он в стрельбе поднаторел, в ворошиловские стрелки вышел? Возьмет и погубит ее в расцвете лет. Что тогда? Страшно ей стало.
А Ленину уже невмоготу дома сидеть, надо срочно по делам на улицу выйти, подумать о смысле жизни, да как? Там Каплан сидит, ждет не дождется, чтоб на него покушение совершить. А вдруг да она тоже стреляет будь здоров? Возьмет и попадет в него, а он еще никаких подвигов не совершил. Совсем страшно ему стало.
— Ну-ка, чмо, погляди, что там во дворе делается? — толкнул Ленин чмо.
Чмо поглядел в дырочку на улицу. Видит, сидит Каплан за уборной с револьвером наизготовку, если что — сразу выстрелит.
— Сидит, — говорит, — за уборной, ждет.
Еще больше Ленин с Надей струхнули. Места себе найти не могут. Хорошо, хоть один чмо находчивый оказался. Нет, думает, лучше худой мир, чем большая война. А смелости ему не занимать. Он, даже когда Ленина дома не было, вдвоем с Надей не боялся оставаться.
Отодвинул он засовчик, отворил на вершок входную дверь, стал кричать:
— Слушай, кума! Ты ведь еще в расцвете лет и Ленин такой молодой, еще никаких подвигов не совершил, к чему нам лишняя кровь? Мы же интеллигентные люди, давай все вопросы полюбовно решать?
— Давай, — немного погодя согласилась Каплан, а сама страшно обрадовалась, что делу такой поворот вышел.
Подбежал к ней чмо, поговорили они о том, о сем и пришли к правильному выводу: чем напрасно кровь проливать, лучше чай с вином пить да песни петь.
Тут и Ленин подошел, побросали они с Фанни пистолеты в уборную и как добрые друзья в дом пошли, чаем с вином баловаться и песни распевать. А больше всех Надя обрадовалась, она очень не хотела, чтоб кто-нибудь на Ленина покушение совершил. И вообще считала, что лучше на боку лежать и поплевывать, чем воевать.
Стали они вчетвером жить. Ленин — с Надей, а чмо — с Фанни. Совсем весело стали время проводить. То в дурачки сыграют пара на пару, а то просто в фантики. Хорошо им вчетвером. А потом чаи погоняют и песни попоют. Фанни тоже здорово пела.
А как напились чаю и напелись вволю, так на Кавказ, в Минводы поехали. Ленину захотелось чистой минеральной водицы попить из источника. А там хорошо, везде, куда ни плюнь — источники, и мухи не кусают. Сели они рядышком и до самых Минвод по-о-о-ехали на легком катере… Им всем — пиво с раками, а остальным — колдобины с буераками!
ЛЕНИН И УЧИТЕЛЯ
Когда Ленин первый раз остался на второй год, он уже тогда учителей невзлюбил. Написал в туалете «Учителя-мучители, невинных душ — губители». Сам подумал: «Как подрасту, силенок поднаберусь, я вам устрою праздник, гнилая интеллигенция. С попами вместе… В рот вам — компот!» Попов он тоже не любил. А то жируют гады, брюхом прут вперед, короче, пьют народную кровь. Так не пойдет.
Забросил он тогда гимназию, учеба — не волк, в лес не убежит, стал книжками промышлять. Подешевле возьмет — подороже продаст. Все, глядишь, копейка к копейке прилипнет, денежка к денежке. Прибыток — не убыток. А простой народ уже и тогда книжками сильно интересовался, только он еще необразованный был, темный, но к знаниям стремился. Хорошо их покупал. Прямо сметал с лотка.
Скоро у Ленина и капиталец составился. Купил он себе гороховый жилет, кепку с пуговкой и шарф- кашне. Стал по тротуару взад-вперед расхаживать, а бородку в парикмахерской подстригать. А как поторговал еще пару лет, поднабрался основательных знаний, пошел обратно в гимназию, — хрясь им, учителям, знаниями об стол, сдал все экзамены экстерном, даже золотую медальку отхватил. А за хорошие знания дали ему еще и путевку на Женевское озеро, отдохнуть от трудов праведных.
Приехал он на Женевское озеро, а озеро — здоровое, только народа не видать, ни бедных, ни богатых, одна только утка плавает посередине. Подивился Ленин нимало: ничего себе курорт, в рот всем — компот, ни одного калеки не видать, одна только утица плавает!
Снял он жилет, кепку, подплыл к утке, спрашивает:
— Ты что это, Серая Шейка, плаваешь одна в горестном одиночестве, куда это весь народец запропастился?
— Кряк, — отвечает утка и хитро смотрит на него глазом-бусинкой.
— Не понял… — говорит Ленин, сам подгребает под себя руками, дна-то в Женевском озере нет и утонуть недолго.
А утка опять:
— Кряк, — и хитро смотрит на него другим глазом-бусинкой.
— Ну что ты, птица, заладила: кряк да кряк! Ни по-русски, ни по-французски слова не добьешься! С яблоками бы тебя хорошо зажарить, двоечница! — плюнул Ленин с досады и обратно поплыл…
А утка пристроилась сзади и давай его в затылок клювом долбить… А у Ленина шевелюра пышная, была, знатная, как у Карла Маркса, только бородка пожиже. А утка долбит и долбит, щиплет по волосинке. Он бы и рад ей шею свернуть, да никак изловчиться, поймать ее не может, сильно она верткая оказалась. Пока добирался до берега, утка всю макушку ему выщипала.
Вылез Ленин из воды, тронул себя за голову — мать честная! — как ни бывало волос! Наголо обрила, зараза!
А Лениновы учителя тоже не дураки были. Раз уж Ленин сдал наконец все экзамены, да еще и медальку золотую отхватил, значит, они тоже могут расслабиться. А то все не могли, сильно за него переживали, что никак сдать не может. Наградили они себя путевками на Женевское озеро и поехали с честью.
Приехали, а на озере хорошо — нет ни души, никто воздух не портит и свет не застит, один только Ленин посередине плавает, с уткой разговаривает.
А у учителей с собой корзинки со съестными припасами: с ветчиной, с сыром, с винцом, все как надо, отдыхать — так отдыхать, а то Ленин их за время учебы измучил, довел до белого каления. А теперь, видишь, плавает посередине, с уткой беседует. Умный, значит. И птиц жалеет, и они его понимают. Выходит, не зря учили.
Стали они выпивать и закусывать, на солнышке греться — путевки как раз на летние каникулы пришлись. Хорошо за границей отдыхать, не то что дома. Дома — одна тоска смертная с дураками- гимназистами и женами-неряхами. А тут можно и со швейцаркой познакомиться, они — сдобные, или хоть с немкой, эти — тоже толстые.
А Ленин на берег вышел, отжал трусы, только собрался закурить, а спички, пока плавал — отсырели. Вот, в рот — компот! А курить хочется невыносимо. Повертел он головой в надежде кого-нибудь обнаружить, смотрит сидит невдалеке честная компания, пьянствует. Решил он у них огонька попросить.
Поближе подошел, глядит — а это его бывшие учителя, педагоги! Уставился он на них в полном недоумении… И они его тоже узнали.
— Ты, что ли, Ленин?! — тоже сильно удивились.
— Я, кто же еще… — потупился Ленин, у него еще обида на них не прошла.
— Ну так иди к нашему шалашу, выпей да закуси.
Присел Ленин с краешку, неудобно не присесть.
Тут они разглядели, что он лысый.
— А ты что это лысый-то? — спрашивают. — Вот как бедный голову на экзаменах перенапряг… А как
