Орден Сталина

неподалеку от станции метро. Это действительно была не совсем Анна.

3

Николай не потащил с собой в МГУ крокодиловый портфель Григория Ильича: слишком приметным тот был. Непочатые пачки папирос он переложил в обычную картонную папку с тесемками, и теперь ею предстояло надлежащим образом распорядиться.

Коля помнил тот черный врыв, который произвела пачка «Беломора», находившаяся в кармане летчика Благина. И теперь рассчитывал, что три пачки, лежащие одна рядом с другой, произведут такой эффект, что и он, Николай Скрябин, покинет этот мир, и вместе с ним уйдут люди, приехавшие на автомобилях НКВД. Надо было только всё правильно рассчитать.

Николай свернул с Моховой на улицу Герцена. Первый из автомобилей – черный «ЗИС» – газанул, обогнал его и поехал чуть впереди; второй неторопливо катил за спиной у студента МГУ. В непосредственной близости от Скрябина не находился ни один пешеход, и это можно было считать удачей.

Коля сунул руку в карман брюк и нащупал спичечный коробок. Удачей было и то, что намерение бросить курить не заставило юношу выбросить его.

4

Накануне Анна совершила поступок, на который долго не решалась, поскольку опасность этого деяния была очевидной. Если бы кому-нибудь попалась на глаза даже не она сама, а то, другое, это могло бы вызвать огромные подозрения – и навести на мысли о том, кем на самом деле является она, несостоявшаяся летчица Мельникова.

Но эти соображения больше не могли остановить Анну, и она принялась за дело. Ей не нужна была при этом специальная литература, как Скрябину, она и без нее справилась великолепно. Правда, результатом Анниных действий не стал осязаемый, материальный объект – как тот, который сотворил в лубянском подвале Николай. Но красавице и не требовалось что-то материальное – достаточно было видимости.

Точная копия ее самой – не в обнаженном виде: в полосатом платье, таком же, как было сейчас на ней, – возникла на маленькой кухоньке. Лицом это создание было обращено не к своей создательнице – оно располагалось спиной к ней, стояло в той же позе, что и сама Анна.

– Иди! – велела настоящая женщина, и ее эфирный двойник вышел прямо сквозь стену.

Очутившись на улице, псевдо-Анна отправилась в неблизкую прогулку: в сторону Сокольников. Воспользоваться метро Анниному двойнику вряд ли бы удалось – как бы он (она) стала платить за проезд? Весь путь ему (ей) предстояло проделать пешком, но на это должно было хватить времени.

Анна удовлетворенно кивнула; те, кто учил ее, знали толк в своем деле.

– Наследие предков, – сказала она чуть слышно, произнеся эти слова по- немецки.

И стала оглядывать пространство перед собой, словно обозревая улицы и прохожих.

5

Коля раскурил папиросу, затянулся с наслаждением (чего никак не ожидал после вчерашнего происшествия) и остановился, замер на месте, держа «беломорину» в отведенной на отлет руке. Никаких изменений сознания он пока не чувствовал.

Водители обеих машин тотчас среагировали. «ЗИС», ехавший впереди, притормозил и неспешно, задним ходом, двинулся к Николаю. Вторая машина, следовавшая сзади, на такой же малой скорости стала приближаться к нему. Коля повернулся лицом к проезжей части, чтобы видеть их обе, когда они сблизятся и остановятся.

– Я успею, – прошептал он, – еще успею. – И снова затянулся папиросой, перехватив ее так, чтобы сподручнее было бросать.

Впрочем, если б даже он и не рассчитал точно бросок, можно было бы подправить его траекторию; в конец концов, Григория Ильича ни в одной из чекистских машин уж точно не было, и ничто не мешало Скрябину использовать свой дар. В который раз он пожалел, что его способности к телекинезу распространялись лишь на неодушевленные предметы. Не то он расшвырял бы мерзавцев, сколько бы их ни оказалось в двух автомобилях.

«Всё равно я их расшвыряю, – подумал Коля, – так или иначе». – Он взял картонную папку за уголок и приготовился.

Машина, подъезжавшая к нему сзади, была уже так близко, что юноша смог бы разглядеть людей на переднем сиденье – если б солнце ни било в лобовое стекло. Он успел еще подумать об Анне, о том, как станет она выпутываться теперь – когда он не сдержал своего слова, не спас ее. Опять он не спас женщину, которая на него полагалась! Но сокрушаться об этом было теперь поздно. «По крайней мере я не пошел к ней сегодня и не стал ей звонить, не навел на неё ублюдков». Хоть эта мысль служила ему утешением.

Коля отвел руку с папкой, делая короткий замах. Не следовало бросать папку слишком сильно, иначе она могла отлететь от стекла машины и даже свалиться с капота. Канцелярская принадлежность должна была мягко опуститься на стекло, чтобы вслед ей Коля бросил тлеющий окурок, поджигая пачки «Беломора» и вызывая взрыв, от которого вылетят стекла во всех домах центра Москвы.

Правая передняя дверца автомобиля открылась, и из неё стал выбираться мужчина в форме НКВД. Скрябин заметил лишь гимнастерку цвета хаки; на лицо наркомвнудельца он даже не глядел. В голове юноши успел еще мелькнуть вопрос: будет ли слышен взрыв Анне? А затем он напружинил руку и решил: «Сейчас!»

Но неуемное любопытство, которое всю жизнь гнало Колю неизвестно куда, не оставило его и теперь, на пороге смерти. Он подумал, что должен посмотреть, кто именно приехал за ним. И поднял взгляд на человека, покинувшего «ЗИС».

– Ну, здравствуй, тезка, – услышал Коля знакомый голос. – Тебя с собаками не отыщешь. Едем, товарищ Сталин тебя ждет!

Рядом с распахнутой дверцей автомобиля стоял, улыбаясь, мужчина с широким крестьянским лицом: начальник Оперативного отдела личной охраны НКВД СССР Николай Сидорович Власик. Скрябин знал его: тот неоднократно появлялся на даче его отца. С 1932 года Николай Сидорович был не только телохранителем Сталина, но и воспитателем его сына Василия, практически – членом семьи Хозяина, человеком, которому поручались самые щекотливые дела. Но производить аресты никак не входило в круг поручений Власика.

У юноши помутилось в глазах; он решил, что это папироса начала действовать, бросил ее под ноги, втоптал в асфальт. Ни начальник сталинской охраны, ни те, кто приехал с ним, помыслить не могли, что от смерти их всех отделяло не полшага и не полвздоха – одно движение глаз студента Скрябина. Впрочем, сам Николай довольно быстро совладал с собой, и – к своему удивлению – не испытывал никаких суицидальных порывов, когда шел к Власику. Разве что ноги Коли гнулись плоховато, и он слегка пришаркивал подошвами по асфальту.

6

Приемная товарища Сталина показалась Николаю на удивление непритязательной: небольшая продолговатая комнатка с письменным столом, за которым – лицом ко входящим посетителям – сидел сталинский секретарь Поскрёбышев. По левую руку от него поблескивал стеклянными дверцами шкафчик с какими-то папками, а по правую – располагалась коробка двойных дверей, что вели в кабинет Хозяина. Возле этих дверей стоял жесткий стульчик с невысокой спинкой, и секретарь, сказав, что нужно подождать, указал на него Скрябину. Тот уселся на краешек сиденья, положил на колени свою папку: охранники Сталина не отобрали ее, только прощупали снаружи – довольствовавшись объяснением, что ее содержимое предназначено лишь для глаз Иосифа Виссарионовича.

Поскрёбышев перекладывал с места на место какие-то бумаги и демонстративно не глядел на Николая. Вряд ли это было хорошим знаком; однако Скрябин – после того как чуть было не взорвал себя и две машины сталинских охранников вместе с собой, – не считал возможным переживать из-за такой ерунды. Да и ждать ему пришлось недолго; минут через пять в приемной зазвонил внутренний телефон, и секретарь,