Орден Сталина

подушечках даже не осталось серого следа.

– Азот, Азот, Азот… – только и смог выговорить Николай.

2

Никогда еще на Белорусском вокзале Москвы не случалось задержек поездов, вызванных причинами подобного рода. По вокзальному радио уже объявили об отправлении поезда «Москва – Минск», и пассажиры заняли свои места, и провожающие покинули вагоны. Но тронуться с места поезд не смог: на всем пути его следования – от вокзала и дальше, сколько хватало глаз – над рельсами вдруг возникла густая завеса тумана. Только что никакого тумана не было в помине, а уже в следующий миг и сам поезд, и железнодорожный путь как будто утонули в густом белом киселе.

Но даже не это оказалось самым поразительным! Все остальные подъездные пути вокзала – те, на которых не стоял поезд «Москва – Минск», – и не думали покрываться туманом, словно пеленой. С ними всё было в полном порядке.

Пассажиры, проводники, бригадир злосчастного поезда – все высыпали на перрон и вглядывались в белую завесу. Туман колыхался волнами, красиво просвечиваемый лучами солнца, и поднимался вверх метра на три, не более; но и этих трех метров было вполне достаточно, чтобы отправление поезда сделалось совершенно невозможным. Не было также никакой возможности перевести его на другой путь.

К составу примчался начальник вокзала – с противогазом в руках. Можно было человека понять: первым долгом он заподозрил организацию теракта – распыление над железнодорожными путями ядовитых газов. Но нет: загадочный туман не имел запаха, на людей никаким образом не влиял, да и вообще – постепенно рассеивался: хоть и медленно, но явственно.

Так что, когда сорок минут спустя на вокзальный перрон вбежал взъерошенный Коля Скрябин, от тумана почти уже не осталось следа.

– Пятый вагон, – пробормотал Николай. – Надеюсь, Азот не ошибся.

Он увидел Анну, еще только подбегая к указанному демоном вагону поезда – словно ее лицо вспышкой озарило мутноватое вагонное стекло. А между тем красавица сидела, отодвинувшись в глубину купе, и с перрона был виден лишь ее силуэт да то, как беспрерывно она теребит левой рукой сапфировую сережку в ухе.

Скрябин несколько раз ударил ладонью в стекло закрытого окна, прокричал: «Анна!», но беглянка его не услышала. Зато услышал кое-кто другой.

Неизвестно откуда (только что в купе ее не было!) возле окна возникла еще одна красавица – совсем не похожая на Колину возлюбленную. У этой особы волосы были черными и длинными; ничем не скрепленные, они волнами ниспадали до самых её бедер. Огромные глаза брюнетки были зелеными, а изумительное ее лицо («Она похожа на Мадонну дель Магнификат Сандро Боттичелли», – успел подумать Коля) словно светилось изнутри.

Николай замер возле вагонного окна, словно окостенев. Он мог бы поклясться всем, что имел на свете: лицо красавицы было ему знакомо, но где и когда он видел его – вспомнить у юноши никак не получалось. Прекрасная брюнетка была как-то связана с его детством, с Ленинградом… Однако она была слишком молода – лет двадцати, не старше, – чтобы Николай мог запомнить ее в свои детские годы.

Зеленоглазая красавица пристально глянула на Николая, и на миг ее лицо преобразилось. Озабоченность, которая только что читалась на нем, сменилась легчайшей улыбкой: наполовину – иронической, наполовину – нежной. Не переставая улыбаться, брюнетка подняла руку и одним движением опустила штору на окне.

Коля встряхнул головой, отгоняя наваждение, и ринулся в вагон. Азот – который и напустил туману – обещал ему пять минут, и две из них уже прошли. Туман рассеялся полностью, и по вокзальному радио снова объявляли об отправлении поезда «Москва – Минск».

К моменту, когда истекли следующие две минуты, Скрябин от отчаяния готов был голой рукой бить вагонные стекла. Все двери всех купе в вагоне (а не только того, где, по его расчетам, находились только что обе красавицы!) юноша распахнул одну за другой, вызывая недовольство и брань их пассажиров. Все купе оказались заняты – но не прекрасными дамами, а самыми заурядными гражданами, следовавшими по своим билетам в Белоруссию.

То купе исчезло – вместе с обеими своими обитательницами.

Коля выскочил на перрон и побежал вдоль вагона, выискивая закрытое и зашторенное окно. Ни одного такого окна в вагоне не оказалось. Жарким июльским вечером все они были распахнуты, и из них чуть ли не до пояса высовывались незнакомые Скрябину пассажиры.

Николай расталкивал толпившихся на перроне граждан, те в ответ толкали его, что-то кричали, а один мужик, которому Скрябин особенно чувствительно наступил на ногу, даже замахнулся на него кулаком. Ничего этого юноша не замечал. У него оставалось лишь полминуты.

Коля выбрался из толпы и, не переставая оглядывать вагон, прошептал трижды: Азот. Тот не замедлил явиться: на сей раз в образе вокзального попрошайки – маленького беспризорника в потрепанной одежде и с нечесаными волосами. Бог знает, для чего он так вырядился: кроме Скрябина никто видеть его не мог. По крайней мере никто не проявлял ни малейших признаков, что заметил оборванца: пальцами на него не показывали, и даже мимолетных взглядов в его сторону никто не бросал.

– Куда они делись – Анна и та, другая? – чуть слышным шепотом вопросил Николай.

Азот помедлил – хоть секунды неумолимо текли, и проводники уже отгоняли провожавших от дверей вагонов, – но затем всё-таки ответил:

– Они обе в поезде, в этом нет сомнений.

– Так найди их для меня!

– Этого я сделать не в состоянии, милорд. – Демон вроде как потупился, но особого смущения Коля в его лице не заметил. – Здесь замешана магия, против которой я бессилен. Если уж вы не можете побороть эти чары, то я не смогу тем более.

– Что значит: если уж я не могу?

– А разве вы еще не поняли, кто спрятал он вас фрау Хильшер? Та, вторая женщина – одно только ваше с ней сходство должно было раскрыть вам глаза. Это леди Ванесса Хантингтон, ваша мать.

– Моя – кто? – переспросил Коля. – Ты, Азот, пошутить вздумал? В каком же возрасте, по-твоему, она произвела меня на свет?

– О, внешность бывает обманчива. Леди Ванесса гораздо старше, чем кажется.

– Но с какой стати ей вздумалось прятать от меня Анну?! – возопил Николай.

На его счастье, именно в этот момент поезд дернулся, громыхнув всеми своими осями и колесами. За этим грохотом никто не расслышал выкрика странного юноши, который оживленно беседовал на перроне сам с собой.

– Разве непонятно? – Демон, совсем уж забывший о приличиях, пожал плечами. – Она защищает вас.

– Защищает? От кого? От чего?

И вновь опрометчиво громких слов никто не услышал: поезд тронулся в путь, и прощальные возгласы взвились над перроном. Из-за этого шума и грохота колес Коля некоторое время не мог говорить вовсе; он только следил взглядом за пятым вагоном, который всё быстрее отдалялся от него.

Лишь тогда, когда поезд скрылся из виду, и провожающие заспешили к зданию вокзала, Николай спросил:

– Она и устроила ее отъезд, не так ли, Азот?

3

Перрон опустел, и в сгустившихся сумерках почти тенью казался одинокий силуэт, застывший чуть поодаль от фонарей и скамеек на поездной платформе. Тьма рядом с этим силуэтом почему-то была гуще, плотнее, чем повсюду вокруг; кому-то могло бы даже померещиться, что она имеет очертания укороченной человеческой фигуры. И молодой человек, чей силуэт выделялся в ночи, беседовал с этой тьмою – так, словно она отвечала ему.