я.
Хиппоза повернулась ко мне.
– Не ори, Миц-Миц. Это ты ко мне за помощью пришла, а не я к тебе.
Я тут же заткнулась. Крыть было действительно нечем. Хиппоза внимательно на меня смотрела. Потом широко улыбнулась и сказала:
– Рассказывай, как мы выведем на чистую воду этих подлых негодяев.
Иногда Великая Хиппоза любит выразиться эдаким возвышенным штилем. Я со вздохом облегчения улыбнулась ей в ответ и стала рассказывать.
Часа через полтора первый этап моего плана был завершен. Хиппоза сдернула простынку, обвязанную вокруг моей шеи и бросила на пол, где уже валялись длинные пряди моих волос. Подвела меня к большому мутноватому зеркалу и сама встала рядом.
– Ну, как? – спросила она меня.
– Здорово, – согласилась я.
Я превратилась в стриженую темно-каштановую шатенку.
Конечно, я не стала точной копией Хиппозы. Но если учесть, что мы переоделись в практически одинаковые майки и джинсы, и то, что Хиппоза сделала с моей головой с помощью ножниц, нескольких флаконов краски и элементарной расчески, то на расстоянии метров десяти мы вполне могли бы сойти за близнецов. Разнояйцевых, правда. А когда Хиппоза рядом с моим лицом показала страничку паспорта со своей фотографией – я совсем успокоилась. Я действительно стала на нее похожа. И на фотографию в паспорте тоже – это было самое важное.
– Очень хорошо, – согласно кивнула и Хиппоза. – Вылитая я. Ну, а теперь давай займемся твоими показаниями.
Она вытащила из-под хлама на своем огромном письменном столе пачку чистой бумаги, сдула с нее пыль, протянула мне ручку и я начала писать.
Сочиняли мы их еще около часа. Я расписала в подробностях свой визит на фазенду Антонио, все, что слышала и видела, и постаралась по мере сил описать внешность всех бандюг, включая набриолиненых латиносов, Светловолосого и Усатого. Даже про смерть Узколицего написала – на этом настояла Хиппоза. Наконец труд был закончен – всего получилось шестнадцать страниц убористого текста.
Хиппоза безжалостно раскурочила рамку, вытащила из нее фотографию Антонио с телеведущим. Забрала мою рукопись, фотографию, велела сидеть спокойно и быстро испарилась, ничего не объясняя.
Я послонялась по комнате. Потрогала всякие хиппозины штучки-дрючки, которыми был завален стол, поглазела на ее новые творения, висящие на стенах.
В коридоре послышались шаги, и в комнату ввалилась Хиппоза, стряхивая капли дождя со старомодного черного зонтика. Она вытащила из пластикового пакета две пачечки бумаги и шлепнула их рядом со мной на диван.
– Вот. Все в порядке, – довольным тоном сказала она.
Это были моя рукопись и ее очень качественная ксерокопия, включая фотографию Антонио.
Мы засунули их в два конверта. На обоих я своей рукой надписала адрес Лубянки (Хиппоза нарыла его в каком-то справочнике) и пометку: 'Главному начальнику отдела по борьбе с наркомафией'. Так придумала Хиппоза – мы ведь не знали, как там на самом деле у них все называется. В первый конверт я также засунула отдельное письмо, в котором перечисляла контрразведчикам все условия нашей сделки и как со мной связаться. Через Хиппозу – она на этом настояла, как я ее ни пыталась отговорить.
Потом Хиппоза быстро сварила десяток сосисок и кастрюлю макарон, мы с ней наелись от пуза и тщательно обговорили, как будем действовать дальше.
Настенные часы в дальнем углу комнаты захрипели и стали мерно отбивать удары. Я посмотрела на ажурные бронзовые стрелки: пять часов дня. Боже мой! Ведь еще не прошло и суток с того момента, как за мной заехали Катерина с Владиком. И столько всего приключилось. А сколько неприятностей еще меня ожидало? К черту! Я отогнала прочь эти мысли и стала слушать Хиппозу.
Она, оказывается, уже звонила в аэропорт (и когда только успела?) и узнала расписание рейсов на Сочи. Есть пара вечерних, на первый из которых я нормально успеваю, если выехать через пол-часа.
– Кстати, а деньги у тебя есть? – вдруг спросила она.
– Да, – ответила я. – Баксов сто двадцать.
– Это кошкины слезы, а не деньги, – презрительно фыркнула Хиппоза. – А если ты, не дай Бог, сразу не состыкуешься с предками? Если тебе надо будет их подождать? Если они, по приезде из Греции, сразу куда-нибудь умотают на пару деньков?
– Куда ж это они умотают из гостиницы? – поинтересовалась я. – Разве что на пляж.
– Ну, на какую-нибудь экскурсию. На озеро Рица, например. Я там в детстве была. С родителями. Супер. Полный рок-н-ролл.
– Какое озеро Рица? Ты спятила, Валентина? Там же война только что прошла!
– Какая такая война? – на полном серьезе поинтересовалась Хиппоза. – Кто с кем воюет?
Вообще-то Хиппоза девушка разумная, но иногда из нее так и лезет чудовищная наивность и дремучесть.
– Фашисты с нашими, – вздохнула я. – Ладно, проехали.
Хиппоза не обратила никакого внимания на мою реплику. Резко встала, подошла к столу и начала выдвигать один за другим ящички, ящики и ящичищи своего необъятного творческого полигона. При этом она с видом Плюшкина что-то недовольно бормотала себе под нос.
– Ага, попались! – наконец радостно воскликнула Хиппоза. – Я знала, знала, что вы где-то здесь, мои маленькие.
Она вернулась и положила мне на колени четыре мятых купюры по сто долларов каждая.
– Держи. Вернешься – отдашь.
Я попыталась было протестовать, но Хиппоза отмахнулась от меня, как от надоедливого насекомого:
– Прекрати. У меня там где-то еще есть. Много.
В этом я не сомневалась.
Мы с ней быстро обговорили последние детали нашей боевой операции и стали одеваться. Все свои шмотки я сложила в белый рюкзачок, который нарыла в шкафу Хиппоза. А оделась я в то, что она мне дала: футболку, теплую американскую солдатскую куртку, гольфы и кроссовки. Размер обуви, слава Богу, у нас был один. Джинсы я тоже не поменяла, осталась в своих. Потом для полноты картины Хиппоза натянула мне на голову бейсболку с эмблемой 'Лос-Анжелес Кингс', а на нос нацепила черные очки в стиле пятидесятых. И протянула мне, как я ни отказывалась, свой 'волкмэн' и несколько кассет. Чтобы веселей в полете было. Полюбовалась на творение рук своих и довольно сказала:
– Круче тебя только яйца, выше тебя только звезды. Я бы на месте твоих бандюг испугалась.
И добавила деловито:
– Ну, что, еще по косячку на дорожку?
Я от угощения решительно отказалась и ее уговорила не подкуривать. Потом я сказала, что по дороге в аэропорт должна купить баллончик с каким-нибудь газом – для собственного спокойствия. Хиппоза, не говоря ни слова, снова порылась на своем необъятном столе и показала мне упакованный в пластик приличных размеров баллончик.
– Это тебе не какой-нибудь там слезоточивый газ, – пояснила она, распаковывая баллон. – Это похлеще. Красный перец и еще какая-то невероятная гадость в распыленном виде. Лупит как минимум на три метра и гарантированно отрубает любого клиента на пол-часа. В Штатах такие у каждого полицейского на жопе болтаются. Поосторожней с ним.
– Что ты гонишь? – возмутилась я. – Я все же не полная дура, чтобы первому встречному в нос им шибать.
– Да я не про это, – сказала Хиппоза. – Просто, кажется, именно эту гадость у нас еще официально иметь не разрешено. Так что по-лишнему не светись.
Я забрала баллон, рассовала по карманам куртки деньги, сигареты и хиппозин паспорт, и мы
