приказывала ему – ну же, ну же! Скажи!
– Лена!..Эй! Эй, Хиппоза! Да подожди ты!
Я обернулась. Но он, стоя возле машины, всего лишь держал в поднятой руке кассету.
– Пленку свою любимую забыла.
Я вернулась. Потянула из его руки кассету. Он кассету не выпустил. Я потянула сильнее. Он держал по-прежнему крепко. Я не поднимала глаз. Мне было грустно. И – почему-то – обидно, хотя я сама его спровоцировала.
– Послезавтра октябрь наступит, – сказал он.
– Послезавтра не будет.
– Почему это?
Я вздохнула:
– Потому что через день 'послезавтра' будет называться 'сегодня'. Есть только 'сегодня', Ловкач. А остального не бывает.
– Но октябрь-то все равно наступит.
Я молчала.
– А за ним ноябрь. А потом – зима придет. Ты меня слышишь?
Я посмотрела на него, как на идиота:
– А потом весна. И лето. А Волга впадает в Каспийское море… При чем здесь я?.. Что ты несешь?
– Я не несу. Я думаю о том, что тебе будет холодно зимой без хорошей шубы из русских соболей.
– Ты как маленький, Саша, – улыбнулась я. – Шуба. Есть у меня шуба. Что делать-то собираешься?
Ловкач покосился на раскуроченную 'БМВ'.
– Быстро приведу ее в порядок. Поставлю на стоянку. Как и обещал им.
– А золото?
Он посмотрел на меня и ничего не ответил.
Внутри здание аэропорта напоминало сумасшедший дом перед эвакуацией. Люди ходили и сидели, отдыхали и спали где попало. Возле касс толпился, орал и матерился народ. Бедлам дополнял надрывный вой самолетов, доносившийся снаружи.
Ловкач присмотрелся и отправился прямиком к открытой двери регистрации, у которой еще не началась посадка. Я пошла следом. Увидела возле двери шустрого парня в потрепанном форменном комбинезоне. Парень таскал в дверь какие-то неподъемные ящики. Дождавшись, когда парень освободится, Ловкач поймал его взгляд и поманил к себе. Парень недоумевающе посмотрел на нас. Но все-таки подошел.
– Чего звал? – неприветливо спросил он.
Ловкач незаметно показал ему пятидесятидолларовую купюру:
– Пятьдесят баксов будут твои, если поможешь достать два билета на ближайший рейс до Москвы. Кассиру за билеты – еще полтинник сверху. Идет?
Парень раздумывал недолго.
– Пошли.
Он повел нас в сторону, к стенке, где было сравнительно меньше народа.
– Ждите здесь, – сказал парень и исчез за какой-то служебной дверью.
Ждали мы недолго. Парень выскочил и зашептал:
– Нормалек, все в порядке. Четвертая касса, вон там. Она закрыта, но ты постучи. Зовут Марина, она в курсе. Скажешь, что от Димы. Деньги отдашь сразу все вместе, только не светись. Давай грины.
– Ну, смотри, Дима, если что…
Ловкач протянул ему купюру. Она мгновенно исчезла в немытом кулаке парня.
– Да ты шо, земляк? Я ж всегда здесь, рядом! – искренне удивился шустряк Дима и растворился в толпе.
– Побудь пока здесь, с вещами, – сказал Ловкач и быстро пошел к четвертой кассе. Паспорт он взял не мой, а хиппозин – я ему про нее рассказала, пока мы добирались до аэропорта.
Я подхватила его сумку. Послонялась по залу. Подошла к киоску. Киоск стоял почти у стены, а на стене висел щит. Я задержалась взглядом на щите и слегка напряглась. Заголовок гласил: 'Внимание, розыск!'. Под заголовком – листки с ксеротипированными фотографиями и текстами. И с одной из фотографий мило улыбалась я. Волосы, правда, были у меня были светлые, длинные, и выглядела я как-то старше. Но это точно была я. Я вгляделась в первые строчки текста.
'За совершение тяжкого преступления разыскивается Романова Елена Вячеславовна…' Дальше шли год рождения, приметы, как одета, московский адрес, 'видевших Романову' и так далее.
Приплыли. За совершение тяжкого преступления. И как это меня еще в 'Редиссоне' не повязали? Ведь я называлась своим настоящим именем. Прохлопали меня сыщики, жара, видать, разморила, курортная атмосфера.
– Лена, – легла мне на плечо рука.
– А?! – вскинулась я и повернулась. Ловкач стоял в шаге от меня. Он держал в руке билеты и паспорта.
– Пошли. Регистрация начинается.
Я протянула руку:
– Саша, дай мне мой билет и паспорт.
– Зачем?
– Я пройду отдельно от тебя.
Он посмотрел на щит за моей спиной. Потом на меня. Снова на щит. Он увидел фотографию и текст.
– Это все не правда, я никого не убивала, – быстро сказала я. – Он на меня напал с ножом, я только защищалась, я тебе потом все расскажу. Саша, ты мне веришь?
Он глянул на меня, улыбнулся. Притянул к себе и несильно обнял. Все-таки он был ужасно длинный – я уткнулась ему носом в кармашек куртки.
– Конечно, верю. Ты же мне поверила? Но пойдем мы вместе.
Мы сидели в середине второго салона 'аэробуса', сбоку. Я – у окошка, Ловкач справа от меня. У него на коленях лежал мой рюкзачок. Сумку Ловкача (вместе со слитками и пистолетом, естественно) мы после недолгих размышлений сдали в багаж. Я так устала, что мне уже было все равно – пропадет золото, или нет. Сидела я совершенно спокойно, не тряслась от страха, не закрывала глаза в предчувствии взлета. Хотя я действительно слегка побаиваюсь летать. Я просто не понимаю, как эта многотонная железяка может держаться в воздухе. Я сидела и молчала, глядя перед собой. До сих пор переживала наш поход через регистрацию и металлические ворота с милиционерами.
Так я сидела на протяжении уже почти получаса, потому что едва мы заняли свои места, как динамики в салоне ожили и мелодичный женский голос повел традиционный для 'Аэрофлота' рассказ про ужасно непогодные условия, про задержку на два часа по техническим причинам, по условиям аэропорта вылета и тэдэ и тэпэ.
В салоне зашевелились, возмущенно загомонили. Мужчина, сидевший рядом с Ловкачем, отстегнул ремни и пошел в туалет, откуда почти сразу же потянуло сигаретным дымком. Я наклонилась к Ловкачу и негромко заговорила:
– Понимаешь, Саша, я еще днем, ну, когда к Сочи подъезжали, хотела тебе все рассказать. Ну, про себя, про то, что случилось со мной в Москве… Только вот не решалась. Я тебя побаивалась, честное слово. Я ведь всего не знала. Потом еще это золото партии… И вообще я не хотела тебя лишний раз напрягать…
– Меня бы ты не напрягла. Наоборот, чем быстрее ты все расскажешь, тем лучше.
– Почему?
– Есть у меня кое-какие соображения.
Я заколебалась.
