– Вы так думаете?
– В этом бесконечном доме, я уверена, существует несметное количество укромных уголков, – продолжала я замысловато ворковать голоском ангельской шлюхи.
– Укромных от чего? – На сей раз в его голосе прозвучала явная заинтересованность.
– Не от чего, а от кого, – поправила я Антонио. И тут же отчасти солгала:
– Мне почему-то не хочется разговаривать с приятелем подруги…
– Ну, что ж. Раз вы настаиваете, Елена…
Он предложил мне руку. Я сунула под мышку свою сумочку, вязла его под руку, и мы пошли по террасе, огибающей по периметру почти весь этот бесконечный дом.
Я все сделала правильно.
Сначала он провел меня в заставленную экзотическими растениями застекленную оранжерею, залитую лучами света, в котором плясали невесомые пылинки, а оттуда – в каминную. Она была размером, наверное, с баскетбольное поле. Обшитые деревянными панелями стены, несколько дверей, ведущих, судя по всему, в другие комнаты этого удивительного дома. Кожаные слоны-кресла, низкие столики, гигантских размеров ковер. В ковре нога утопала по щиколотку – чудесное ощущение. Мне сразу захотелось скинуть туфли, что я и сделала с улыбчивого молчаливого согласия Антонио. Несмотря на теплую погоду, в большом камине пылали здоровущие поленья. В отличие от галереи в каминной окон не было. Только через широкий застекленный проем в потолке падал рассеянный неяркий свет. Вдоль стен горели маленькие светильники, направленные на развешанные повсюду картины. К одной из них я тут же подошла поближе и глазам своим не поверила. Все же недаром я третий год учусь на отделении искусствоведения. Но что-то тут было не то. Потому что судя по всему это был ни много, ни мало – Кандинский.
Я повернулась к Антонио.
– Это Кандинский? – полуутвердительно спросила я.
– Да.
– Хорошая копия, – сказала я.
– Нет, – улыбнулся он. – Это не копия. Подлинник.
Я, выпучив глаза, уставилась на другие картины.
– И…и остальные тоже?
Он молча кивнул в ответ.
Я слегка обалдела. Если он действительно сказал мне правду, то тут, судя по всему, помимо Кандинского висели подлинники Малевича, Шагала, Серебряковой, Самохвалова. Остальные картины я просто не успела рассмотреть. Я рухнула в кресло и восторженно замотала головой.
– Знаете, друг Антонио, по этому поводу я была бы не прочь выпить. Потрясение слишком сильное.
– А что вы предпочитаете?
С этими словами он подошел ко встроенному в стенку бару и распахнул стеклянные дверцы.
– Я думаю – шампанское. Коль уж я сегодня с него начала, – ответила я.
Меня поразило совсем не то, что я увидела замечательные живописные полотна, к тому же подлинники, нет. Просто я как-то еще не очень привыкла к тому, что в наше удивительное время такое тщательно подобранное собрание можно увидеть не в музее, а в загородном доме моего соотечественника. Можно только догадываться, во что обошлось эта дивная коллекция русской авангардной живописи неведомому хозяину. Это конечно, еще не галерея Уфицци, но начало явно положено. В домах, куда водили меня папуля и мамуля, новые русские еще не достигли такого уровня. Я даже невольно заочно зауважала этого бандита.
Антонио почти бесшумно открыл бутылку французского шампанского. Налил пенящееся вино в два тонконогих хрустальных бокала, один протянул мне. Нажал кнопку на пульте, лежащем на столике возле кресел. Из стен полилась негромкая музыка.
– Последний коварный удар, – улыбнулась я. – Кандинский, 'Мумм' и Верди.
– Приятно, когда барышня не только красива, но и образованна, – улыбнулся он своей замечательной улыбкой. – В наше время это такая редкость.
– Вы мне бесстыдно льстите, друг Антонио, – сказала я, надуваясь от гордости.
– Отнюдь. Ваше здоровье, Елена.
И наши бокалы сдвинулись с нежным мелодичным звоном.
А еще через пятнадцать минут я поняла, что пропала окончательно и бесповоротно. Я влюбилась в него по уши, чего и следовало ожидать.
Он водил меня по каминной и рассказывал историю создания каждой картины. У него были припасены разные замечательные байки про каждого художника. При этом его крепкая рука как-то сама собой очутилась у меня на плече. Но я не возражала, что вы! Он сыпал датами, историческими анекдотами, цитатами на латыни, английском и французском. Причем, надо отдать ему должное, он не старался демонстрировать передо мной свое интеллектуальное превосходство, нет. Он просвещал меня ненавязчиво, напоминая мне моего несуществующего старшего брата. Ну, и слава Богу, что он не мой старший брат, думала я; какое счастье, как мне жутко повезло.
Наверное, со стороны я походила на восторженную провинциальную дурочку, а не на многоопытную московскую барышню, у которой романов было больше, чем пальцев на руках и ногах. Но в тот момент мне было с высокой вышки наплевать, какое впечатление я на него произвожу. Я была пьяна от его присутствия, от шампанского, от самой атмосферы этой невероятной картинной галереи. Ну, просто мексиканская мыльная опера, ставшая явью. И завершение этой сцены было воистину достойным и неотвратимым, как победа капитализма в новой России.
В какой-то момент мы оказались лицом друг к другу, он совершенно естественным движением неторопливо склонился ко мне, его губы крепко прижались к моим губам, и я почувствовала его язык у себя во рту. Я могла обнять его за шею лишь одной рукой – в другой я держала бокал с шампанским. Но сделала я это немедленно. Он же левую руку положил мне на плечи, а горячими (мне вообще показалось – раскаленными!) пальцами правой легко пробежался по моему позвоночнику. Меня остро пробрал морозный озноб – но не от холода, нет. Откуда-то этот жгучий разбойник с отрогов Кордильер прочувствовал одно из самых моих уязвимых женских мест. Ноги мои непроизвольно подогнулись, но он удержал меня. И я поняла, стоит ему захотеть, я отдамся ему прямо и немедленно на этом восхитительном пушистом ковре, наплевав на приличия, на девичью гордость, на все на свете. Отдамся – и гори оно все синим пламенем!
Скорее всего, именно так и случилось бы, но в самый неподходящий момент из его смокинговой груди раздался тоненький пищащий звук. Я сначала не поняла, что это. Он мягко отстранился от меня.
– Извини, ради Бога, – улыбнулся он и достал из внутреннего кармана миниатюрную складную трубку мобильника.
Раскрыл ее, нажал кнопку и поднес к уху. Я не отпускала его. Он прислушался к бормотанию в трубке. Лицо его на мгновение омрачилось, но тут же вновь озарилось мягкой улыбкой.
– Сейчас, – произнес он в трубку коротко. Сложил ее и сунул в карман.
– Извини, но мне нужно на минуту отлучиться, – сказал он. – Дела, к сожалению. Поскучай здесь, я скоро вернусь.
– Надеюсь, что скоро, – сказала я и быстро поцеловала его в уголок рта.
Я нутром чуяла, как от него исходит желание, – точно такое же по термоядерной мощности, как и то, что сжигало сейчас мое сердце, спинной мозг, и естественно, еще кое-что. Красавец Антонио запал на меня и жутко хотел трахнуть – не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться обо этом.
Он бесшумно прошел по ковру и скрылся за неприметной низенькой дверцей в дальнем углу каминной. А я с превеликим трудом перевела дыхание и постаралась хоть немного придти в себя. После этого поцелуя сидеть я просто физически не могла – слишком много адреналина выплеснулось в кровь. Поэтому я неосознанно заметалась по комнате и в какой-то момент, совершенно машинально, очутилась возле горящего камина.
На широкой и длинной каминной полке стояли разные забавные фарфоровые безделушки, вазочки с букетиками из искусственных цветов и два десятка цветных фотографий в серебряных рамках. Я пригляделась к фотографиям и глазам своим не поверила. На каждом из снимков обязательно присутствовал
