которых Сергей Константинович как человек, имеющий на западе высокий авторитет, окажется для компании наиболее эффективным руководителем. Ни в коем случае не стоит рассматривать это назначение как выражение недовольства или недоверия, выказанное акционерами Адольфу Тарасовичу Немченко. Адольф Тарасович прекрасно руководил предприятием на протяжении последнего года, и мы глубоко благодарны ему за его работу.
Щетка усов под носом Немченки дернулась, но в целом Фюрер выглядел вполне спокойно и даже, надо отдать ему должное, держался с достоинством.
— Отныне, — продолжал Старцев, — господин Немченко занимает должности заместителя председателя правления и первого заместителя генерального директора СГК, курируя, как и прежде, производственный блок… — Старцев взглянул на Щеглова, тот ободряюще кивнул, и президент Росинтера закончил, — Теперь, господа журналисты, можете задавать вопросы…
…Спустя сорок минут господ журналистов в соседнем зальчике поили кофе, подсовывая наспех сделанные пресс-пакеты: краткий релиз с перечислением новых должностей (попутают ведь, канальи!…), биография новоиспеченного металлурга Малышева, краткая справка о состоянии дел в Снежнинской «горке»… Наделили публику и серебристыми «паркерами» с логотипом СГК, и красочными проспектам, где на обложке красовался ковш с льющейся из него огненной жижей…
— Сергей Константинович… Кон-стан-ти-но-вич… Малышев, — хриплым баритоном диктовала в трубку мобильного Анна Франк, — Как сообщил президент «Росинтера» Олег Старцев, данное назначение связано… связано… э-э-э… — госпожа Франк завела глаз к потолку и там нашла нужное, — с новыми планами Снежнинской компании на международном рынке, а также с процессом реструктуризации предприятия…
— Минут через сорок вернусь… ах-ха… — тянул лениво хвостатый Янин, прижимая трубку плечом и прихлебывая кофе, — Оставь сто строк… нет, шестьдесят — мало… сто, говорю, оставь… и фото… ах-ха…
Коренастый ереминский юноша держал за локоток тоненькую блондинку из «Интерфакса». Блондинка улыбалась ему крупными резцами. Покачиваясь на каблуках, слушала:
— Зря вы, Наташа, так… Почему не справился?… Справился Немченко… просто, задачи теперь другие… понимать надо… Я, если хотите, объясню вам нашу политику… встретимся давайте, посидим… побеседуем… вечерком, с коньячком… а?…
«Я замужем» — отвечали блондинкины глаза.
— Ну, как тебе новый гендиректор? — Темин лукаво глядел на мальчика с щипаной челкой, корреспондента газеты «БизнесменЪ» Дюшу Маркова, — Понравился?…
— Симпа-а-атишный па-а-арниша, — ответил Дюша, выпуская колечко дыма, — Краснеет, прям, как школьница…
Еремин в ответ гыкнул и ложечкой помешал чай:
— Баловник ты, Дюша…
— Есть такое… — довольно улыбнулся щипаный, и продолжил уже серьезно, — А больше о нем пока ничего и не скажешь. Я с финансами не связан, банковские дела плохо знаю, но если судить по тому, что знаю — «Росинтербанк» реструктуризировали грамотно и аккуратно. И если это заслуга Малышева, и если Малышев то же сделает с СГК — вот тогда я скажу, что Малышев сильный руководитель и вообще мужик клевый… Да у вас и помимо реструктуризации хлопот хватает… И если даже он сможет как-то сейчас повлиять на рынок, остановиться падение цен на палладий — уже станет понятно, что назначение не случайное…
— Верно, — кивал Еремин, — Верно…
А «симпатичный парниша» Малышев сидел в это время в своем кабинете, совершенно измочаленный сорокаминутной пыткой. Ощущение было такое, будто пробежал три километра на скорость — ноги подрагивали и в груди пекло. Краем глаза он посмотрел на бумаги, возвышавшиеся с краю стола — сегодня придется просмотреть и подписать десятки документов, и скоро явится в кабинет Овсянкин-сэр, и сэру надо будет передать банковские дела… Но рука нового директора СГК потянулась вовсе не к бумагам, а к телефонной трубке:
— Настюша?… Здравствуй, милая… как ты?… вот и умничка… вот и молодец… Зайчо-о-онок мой, — пропел он совершенно несвойственным ему голосом, трубочкой вытянув губы, — Ты, помнится, хотела побывать в лабораториях СГК?… Да, моя сладкая, да, есть возможность… Собирайся, завтра вылетаем… В шесть утра… Нет, ничего этого не надо, только паспорт… Ну, не знаю, договорись уж как-нибудь… и вещи теплые не забудь — там снег уже был… ага… ага… курточку?… нет, зайчонок, в курточке замерзнешь… как, нечего?… о, господи… ладно, постараюсь вырваться, придумаем что-нибудь, не тушуйся!… целую…
Трубку положив, он побарабанил пальцами по столу, чувствуя себя куда лучше. Большие, большие перемены происходили в жизни Малышева…
25
Уже на следующий день после назначения Малышева руководителем Снежнинской горной, и впервые с того момента, как начались у «горки» неприятности в властями, собственными работниками и рынком, акции СГК не только перестали падать в цене, но и подросли.
Не много подросли — процента на три, но и три процента эти дорогого стоили. Когда же на следующий день рост продолжился, и продолжался, медленно и туго, с каждым днем, стало окончательно ясно: фондовики отреагировали на приход банкира в СГК более чем положительно.
Малышев же назавтра после брифинга отбыл в Снежный с группой соратников и неопознанной соратниками дамой в восхитительном пальтишке из сапфировой норки. Под норкой оказался дешевенький свитерок и старые, добела вытертые джинсы.
На Настю смотрели во все глаза — настолько не вязалась она с глубочайшими кожаными креслами росинтеровского самолета, с самим Малышевым, с окружающими его отутюженными, хорошо пахнущими мужчинами. За время посадки она ни разу не подняла ни на кого глаз, а когда заревели моторы и, набрав обороты, самолет побежал, трясясь и подскакивая, по полосе, она побледнела и вцепилась в подлокотники.
— Ты чего?… — спросил заботливый Малышев, — Насть… ты что, боишься?… Первый раз, что ли?…
Полными ужаса глазами она посмотрела на него:
— Нет. Я летала… один раз, в детстве…
И малышевский вздох в ответ прозвучал почему-то счастливо.
Когда набирали высоту, она, немного освоившись, плющила нос о стекло иллюминатора, разглядывая внизу желтую, зеленую, бурую землю, сначала такую отчетливую — с домами и дорогами, потом все более напоминающую раскрашенный гипсовый ландшафт в музее… Потом дивилась плотному белому туману, забившему иллюминаторы, потом — пронзительно синему небу и облакам, оказавшимся вдруг внизу и землю скрывшим… С подозрением отреагировала на длинноногую стюардессу, предложившую уважаемому Сергею Константиновичу бокальчик бордо «как обычно» и категорически отказалась подремать.
А когда стали снижаться, и показалась внизу земля, она долго морщила лоб, пытаясь разобрать, в чем дело.
— Сережа… это что?!…
Он поглядел.
Бело— голубой муар стелился внизу, скользила по муару крылатая тень самолета.
— Белое и голубое… почему?…
— Голубое — вода. Еще не замерзла. Белое… белое, наверное, снег, котенок…
Вода и снег. И ничего больше. Изгибы рек, бесчисленные озера, едва заметные кое-где буроватые клочья… Дикая, необычайная, ни на что другое не похожая земля…
— Как странно, — прошептала она, — Красиво — и странно…
И снова ответил ей счастливый вздох сидевшего рядом мужчины.
— Это смешно, да?… — она улыбнулась, — Я, наверное, глупо себя веду…
— Нет, — прошептал он ей куда-то в ворот свитера, отчего побежали вдоль позвоночника мурашки, — Просто, я сейчас понял, что долго еще смогу тебя удивлять и радовать. На всю жизнь хватит…
На всю жизнь?…
