улыбались, дорогая Людмила Прокофьевна.
«И еще, – говорит Калугина, – я бы хотела в этот радостный для всех нас день объявить вам об одном очень важном своем решении».
Тут все просто обмерли, тишина такая, что слышно было, как кондиционер жужжит.
«Я, – говорит Калугина, – хочу вам объявить о своей помолвке с очень хорошим человеком – Анатолием Ефремовичем Новосельцевым».
Вот тебе и здрасьте!
Bay! – кричат все, кто-то давай орать «горько!», руки Новосельцеву жмут, Калугину поздравляют. Она счастливая такая, глядит на него через стол, прям умирает от счастья. Я уже вообще ничего не соображаю. Не верю я, чтоб она могла ему простить такое.
Он смотрит на нее, улыбается, но сам как будто испуган – видно, не ожидал, что она при всех это скажет.
Народ выпил и только собрался снова выпить, Калугина опять встает.
«Я, – говорит, – еще не все сказала. У меня еще кое-что важное для вас есть»
Все опять притихли, ждут.
«Я, – говорит Калугина, – считаю, что в семье все должно быть честно, все поровну. Поэтому я приняла такое решение – отныне Новосельцев становится моим компаньоном. Попрошу юридический отдел подготовить документы о совместном владении фирмой – по пятьдесят процентов мне и Анатолию Ефремовичу».
Тут никто орать не стал. Сидят, переваривают услышанное. Самохвалов первым очухался, давай что-то болтать, балагурить – снимает напряжение у публики. Новосельцев на невесту во все глаза смотрит, а на лице тихий такой ужас – никак не поверит в свое счастье.
Вечеринка закончилась спокойно, больше Калугина никаких заявлений не делала. Танцы начались – она с Новосельцевым танцевала, шептала ему что-то на ушко – прям неприлично себя вела, как школьница влюбленная. В конце вечера всем объявила, что ровно день дает посплетничать, а с послезавтра чтоб все работать принимались. Пошутила, значит.
Ну, с того момента и понеслось. Самохвалова из кабинета вышибли, куда-то переселили. На его место Новосельцев переехал. Юристы мечутся как угорелые, документы готовят на раздел имущества. Наконец все закончили, стал Новосельцев полноправным совладельцем фирмы.
Ну, на бумаге-то он им стал, а решений никаких принимать не может – он, кроме своих компьютеров, ничего не умеет. Сначала за каждой ерундой к Калугиной бегал советоваться, потом и бегать перестал, махнул рукой – Люся сама решит. Вот и получается, что руководит фирмой по-прежнему она.
Так прошло несколько месяцев. Утром на работу они вместе приезжают, вечером вместе уезжают, а днем сидят порознь и каждый своим занимается: Калугина работает, а Новосельцев в «Дум» играет. Как к нему не зайдешь – у него игрушка на мониторе. Совладелец!..
И вот однажды Калугина меня к себе зазывает и дает такое поручение, что у меня глаза на лоб вылезли. Но деваться некуда, начинаю выполнять. Втихаря, чтоб Новосельцев не видел, готовлю кучу договоров. Как он все это мог подписать – ума не приложу, не иначе, как Калугина ему прямо в постели, в самый разгар любовных страстей все это на подпись подсовывала. А скорее всего он просто привык, что она сама все проверяет, сама решает, сама отвечает за все, – и подписывал, не читая.
Потом в один прекрасный день собрала она у себя главного юриста, главного бухгалтера, экономиста (Новосельцева в какую-то дурацкую командировку услала в Прагу – пусть, мол, развеется). Целый день они в ее кабинете просидели. Вышли – обалдевшие совсем. Только кряхтят да головами крутят.
Потом вроде все затихло. Новосельцев из Праги вернулся, довольный жизнью. А Калугина вообще расцвела – улыбается все время. Не ходит, а порхает. На лице такое выражение, как будто она в лотерею выиграла миллион долларов, не облагаемый налогом. А я как подумаю, от чего она такая веселая ходит, – страшно становится.
Она ведь действительно для Новосельцева казнь придумала. Мне даже казалось: не выдержу, подойду к Новосельцеву и скажу – вали-ка ты, Толя, куда подальше, да побыстрей вали. Выпотрошит она тебя, как цыпленка, будешь вспоминать о том времени, когда на зарплату жил, как о рае небесном. Но – молчу, держусь. Понимаю – сам виноват, сам пусть и отвечает. Да и потом, он-то меня, в случае чего, не прикроет. Если Калугина узнает, что я от нее к этому малахольному бегала, – не жить мне.
…И вот она берет Новосельцева под белы рученьки и везет к нотариусу, где свою долю фирмы дарит будущему мужу – в единовластное владение.
Так Новосельцев стал хозяином фирмы. Калугина заявила, что дома сидеть будет, работать ей надоело. Отвальные поставила – вся фирма сутки пила на радостях, чуть не прозевали фуры с товаром из Чехии, да обошлось.
Новосельцев совсем голову потерял от счастья. Вот смешно даже – ходит, такой уверенный в себе. Как будто и вправду хозяин! Я прямо удивляюсь – это как же можно не понять, что никто тебе такое большое дело всерьез не доверит?
Калугина же каждый рублик своим горбом зарабатывала. Сначала челночила, на рынке сама стояла, в Турцию моталась за шмотками. Потом уже магазинчик первый появился, потом второй, третий. И все сама, все сама: продавщиц отбирала, чтоб работящие были и не хамки, товар получаем – лично каждый контейнер проверит, все ли в сохранности дошло да то ли пришло, что заказывали. О бумагах и говорить нечего – ничего мимо себя не пропустит.
Столько лет крутилась, горбатилась – и чтоб теперь Толя Новосельцев по врожденной своей глупости и лени дал это все разворовать?.. Я-то знаю, у нас народ ушлый – только отвернись, тут же недостача случится. А он как при ней в «Дум» играл, так и продолжает играть. Думал, наверное, что в фирме все само собой делается. Оно-то, по правде говоря, и делалось – не зря Калугина целый день своих замов жизни учила. Да только так делалось, как ей надо было.
Они до той поры так и не поженились. Калугина все откладывала – Новосельцев говорил, будто бы ей астролог посоветовал на полгодика свадьбу отложить. Ну, шахиня наша – сама себе астролог, она-то знала, что не будет никакой свадьбы. Квартирку совместную купили в самом центре – правда, на ее имя, – живут, так сказать, гражданским браком.
Я все ждала, когда же он от невесты своей вовсе уйдет, раз уж заполучил все, что хотел. Да только не успел он это сделать.
В один прекрасный день она сама от него ушла. Возвращается Новосельцев домой, а там – ни Калугиной, ни вещей ее. Неделю он ее по всему городу искал – не нашел. А через неделю нашли самого Новосельцева – вызвали в суд за невозврат банковского кредита. Только там он и понял, что Калугина с ним сделала.
Пока они пополам фирмой владели, она в банке кредит взяла – сумма большая, на три месяца и под сумасшедшие проценты. Новосельцев за кредит подписался – ему ж и главбух, и главный экономист клялись, что дело верное, с кредитом фирма подымется, и отдать его будет – раз плюнуть.
А Калугина тем временем другую компашку создала – так себе компашка, скромненькая, незаметная. И туда постепенно все имущество и перетащила – торговые площади, склады, транспорт, товары – все, что было, в этой новой компашке оказалось. И деньги кредитные на счета этой компашки перевела. Я ж говорю, Новосельцев бумаги не глядя подписывал, все эти протоколы-договоры. Там каждый страниц на сорок, и составлен так, что черт ногу сломит – без пол-литра не разберешься. Он и не разбирался: поставит свою закорючку – Люся, мол, проверит. Люся и проверяла, ага.
И вот, когда время подошло кредит отдавать, она вторую половину фирмы на него оформила. А чего было не оформить? От нее же ничего, кроме названия да наших рабочих должностей, не осталось – все, так сказать, ценности давно числились в компашке, которую Калугина потихоньку организовала.
Кредит на Новосельцеве повис, а расплачиваться нечем: весь бизнес в руках Калугиной. Даже на адвокатов денег нет, гол как сокол. Деньжищ этих ему сроду не отдать.
И подался наш Толя в бега. Квартирешку свою в Лефортове бросил, с работы сбежал. Где он теперь – неизвестно. Может, бомжует. Может, калымит где-то, подальше от судебных исполнителей.
Мы заявления об уходе написали, да и перевелись в ту компашку, которую Калугина открыла. Даже переезжать не пришлось, так и работаем в том же особнячке – только вывеску на дверях поменяли.
Многие тогда от калугинского фортеля в ужас пришли – за что, мол, она так с мужиком обошлась? Я-то
