Потом вроде я заплакал. Не уверен, конечно, может, просто так, дышал тяжело, а он гладил меня по мокрым волосам и ничего не говорил. Ну в смысле важного такого ничего, а по-простому, как батька. Только отца я и не помню почти, а дядя вечно на высоте генеральского чина…
— Ничё, ничё, терпи, казак, атаманом будешь. Мало ли чего тебе девка глупая сгоряча наговорила, а ты близко-то не принимай. Уж поверь мне, старику, бабы, они на то Господом и созданы, чтоб нам искушение представлять да крепость духа нашего оценивать. Не отступай, Илюшка! Крепись! Будет она твоей, нутром чую! А что сразу не сдалась, так ей в том больше чести, наша девка, казачьей крови…
— Правда?
— Эх, а то! Я ещё на свадьбе вашей гулять буду. — Дядя потрепал меня за чуб, и в этот момент за дверью раздались шум и крики. Мы удивлённо обернулись.
В горницу ввалился рыжий ординарец, пытавшийся как можно деликатнее остановить рвущегося с поводка господина Чудасова. Поверьте, это было безумно сложно! Реестровому казаку в сто раз проще прибить штатского хлыща, чем, разводя руки в стороны, просто удерживать его от опрометчивого шага. Но дядя чиновного учителя бить запретил, чем тот и воспользовался, отважно уверовав в собственную безнаказанность…
— Сию же минуту пропусти меня к генералу, холоп!
Рыжий ординарец побагровел и схватился за саблю.
Я в свою очередь за ординарца — ведь зарубит же идиота, а нам потом расхлёбывать.
— У меня письмо от самого губернатора! Он приказывает вам оказать мне полное содействие, ибо слухи о поисках клада приняли государственное значение. Сегодня же в Калач прибудут солдаты для обеспечения моей безопасности и гарантии законного проведения раскопок. Теперь-то вы расскажете мне всё!
Я кое-как сумел вытолкнуть дядиного казака за дверь. Сам Василий Дмитриевич безмятежно принял из рук скандалиста большой конверт гербовой бумаги, неторопливо сломал печать и протянул мне:
— Прочти-ка, хорунжий, что-то у меня зрение сдавать стало под вечер. То, что далеко, — вижу отлично а за-ради писем да книг очки надевать приходится…
— «Его превосходительству генералу Иловайскому от его сиятельства генерал-губернатора графа Воронцова.
Дорогой мой Василий Дмитриевич, не могли бы вы по-дружески оказать мне некую услугу? Нижайше прошу Вас не чинить каких-либо препятствий господину Митрофану Чудасову в его расследованиях. Мне самому этот тип неприятен до икоты, но он даёт уроки словесности подруге кузины моей жены, и все они своими слезами в один голос затребовали моего вмешательства! Вы же знаете, каково спорить с женщинами, да ещё в наши годы… Уж дайте ему там чего не жалко, пусть походит в расположении полка, только Христом Богом молю, не стреляйте в него более, меня тут с потрохами съедят! Ну а будет настырен сверх меры, тогда уж… тогда стреляйте, сам понимаю, как-нибудь уладим сие досадное недоразумение…»
Во время всего чтения господин сельский поэт сначала стоял, демонически вращая глазами, выпятив подбородок и скрестив руки на груди. К середине текста его гордыня несколько пошатнулась, а к концу и вовсе начал вянуть самым неподобающим образом…
— «Засим вынужден откланяться и попенять, что давненько, батенька мой, Вы к нам не заезжали. Посидели бы вечерком, перекинулись в картишки, выпили кларета, послушали бы, как младшенькая моя на фортепьянах играет. Чудно играет! Пальчики розовые словно ангелы по клавишам так вприпрыжку и бегают… Приезжайте же! Со всем моим уважением и признательностью, генерал-губернатор, граф Воронцов, Афанасий Петрович».
— Вот спасибо, хорунжий, уважил старика. — Мой дядюшка прошёлся по горнице, задумчиво нюхнул крепкого табаку из царского презента, громогласно чихнул два раза, перекрестился и сурово поднял бровь на чиновника: — Чем могу быть полезен, господин учитель?
— Мне нужен Иловайский.
— Так я и есть генерал Иловайский.
— Это общеизвестно, надо было обязательно напомнить, да? — скривился Чудасов, — Мне нужен ваш племянник! Всё село знает, что он ищет клад, а это дело государственное, и пускать его на самотёк недопустимо. Я отлично знаю окрестности, посвятил несколько лет изучению здешних нравов, читал лекции, имею опыт, в конце концов, вам просто необходим авторитетный руководитель!
— Тебе командир нужен? — Дядя повернул ко мне благородную седую голову.
— Ещё один?! — не шутя ужаснулся я. — Да мной и так помыкают все кому не лень, от собственного денщика до вашей милости! Нет уж, увольте, я как-нибудь и сам себе шею сверну…
— Вот видите, сударь мой, не хочет он под ваше начало.
— Так прикажите, вы же генерал! — пристукнул ножкой Чудасов.
— А приказать ему я не могу, дело-то не служебное. — Дядя выразительно прокашлялся, и в дверях тут же появился всё ещё багровый ординарец. — Будь любезен, братец, проводи господина знакомца подруги кузины губернаторской жены. Да проследи, чтоб с крыльца, не дай бог, не свалился!
— Я этого так не оставлю, я буду жаловаться, я… — Возмущённое кудахтанье учёного конкурента быстро стихло, а потом резко отозвалось коротким воплем.
— Простите, ваше превосходительство, не удержал, свалился господин учитель с крылечка-то…
— Бог простит, — Небрежно отмахнувшись, мой знатный родственник отпустил довольного ординарца. — А ты, Иловайский, чего тут расселся? Давай-ка бегом да за дело! Вишь, как быстро народец-то про сокровища французские прознал, ещё день-другой протянем, так к нам сюда из самого Санкт- Петербурга всякая штатская шушера понаедет, всю плешь проедят!
— Кто бы спорил, а можно один вопрос напоследок?
— Один!
— Обещаю, — честно поклялся я. — Скажите правду вы-то сами с чего в эту историю так вцепились?
Дядюшка задумчиво покрутил усы, тяжело встал, подошёл к окну, помолчал минуту, выдержав паузу, и только после этого ответил:
— Вот эту табакерку золотую, с портретом эмалевым, мне государь, почитай, просто так подарил. Не за подвиги ратные, а только ради уважения. Могу я ему ответный подарок сделать? Взять да и вернуть хоть часть того, что Наполеон у нас в Москве награбил? Просто так вернуть, без фанфар да помпы, от казаков, от всего полка нашего. Ты уж не подведи…
— Общую нить уловил. — Я почесал в затылке, — Значит, найду клад — получу орден! Нет?
— Иловайский…
— Крест за храбрость? Повышение в чине? Отпуск на родину? Генеральский поцелуй перед всем строем?
— Иловайский, не заводи меня…
— Ну хоть из государевой табакерки нюхнуть?
— Пошёл вон отсюда! — наконец рявкнул мой дядя. Мы дружно разулыбались, скандал есть, формальности соблюдены, могу со спокойной душой браться за дело.
По селу я шёл ровным, неспешным шагом, с ощущением внутренней гармонии и чувством выполненного долга. Грустные мысли о далёкой и неприступной Катеньке уже не были так горячи и не причиняли прежней колющей боли. Во-первых, насильно мил не будешь, чего ж скорбеть о несросшемся? Было бы гораздо хуже, если б она, наоборот, всё мне обещала, заманивала, соблазняла, а потом — раз, и сбежала из-под венца! Позорище на всю станицу, а учитывая моего именитого родственника, так и на Всевеликое войско Донское!
А во-вторых, может, дядюшка не так уж и не прав? Он, разумеется, не провидец, но как ни верти, а человек с большим жизненным опытом. Кроме своей семьи с многочисленными отпрысками, дочками, сыновьями и уже внуками, у него еще и по всей Европе куча внебрачных плодов обоюдной страсти. Видный мужчина, красивая форма, лихость и обхождение, так что, как вы понимаете, всё только по любви!
В конце концов, казак я или тварь дрожащая?! Ну указала мне девушка на дверь, так надо ей в форточку букет цветов забросить! Я ж, по сути, и поухаживать за ней толком не успел, не подарил ничего, не поинтересовался её внутренним миром, а как без этого? Нахрапом и коня не взнуздаешь, так девицам тем
