Выражение лица Рахиль после такого предательства надо было видеть…
– Руэзлсту ништ афиле ин кейвер! – только и успела выдохнуть она, как была мигом схвачена длинными ручищами маньяка, корявые пальцы с обломанными ногтями так сжали её талию, что израильтянка едва не потеряла дыхания.
– Заюблю басуйманина! – не своим (то есть детским фальцетом!) взвыл багровый от стыда Иван Кочуев, выхватывая из ножен жёлтую пластмассовую шашку. Он уже хоть и предполагал нечто подобное, но всё же обиделся не на шутку, отшвырнул бесполезный клинок и пошёл на врага врукопашную.
Схватка кончилась быстро, его просто отшвырнули локтем, а упал молодой человек очень неудачно. Во-первых, затылком об стену, во-вторых, ещё и подвернув левую лодыжку.
Сдавленный крик Рахиль медленно таял в глухом коридоре…
Когда мужчина любит женщину – это хорошо. Факт, устоявшийся веками до состояния такой банальности, что и обсуждению не подлежит. Но вот если взглянуть на ситуацию под иным углом развития событий…
Например, если вашу любимую вдруг резко, без объяснений забрал другой мужчина, так надо ли сразу кидаться на него с кулаками? Всякий интеллигентный человек, разумеется, скажет – нет! Нет, ибо к любому вопросу надлежит подходить разумно и сначала хотя бы спросить… Вдруг он, похититель, очень-очень- очень её любит? Ведь и ей такая страсть тоже может показаться не безразличной? Что, если они созданы друг для друга? Возможно, она сама заслужила и спровоцировала подобное отношение? А вдруг это вообще знак небес, высшая воля, карма и крест, который вы должны нести, все трое? Почему бы и нам не порассуждать на эту тему, господа-читатели…
А вот бывший подъесаул сам себе плюнул бы в морду, если бы хоть один из этих паскудных вопросов всплыл у него в голове. И он прав!
Глава десятая
О том, что лучшее оружие – это всего лишь то, что попалось тебе под руку. Если ничего не попалось, то твоё оружие – это ты!
– Юбовник, книхатей и фоин, поя фставать!..
Кто-то сухо и методично нахлёстывал по щекам господина Кочуева, пока тот всё-таки не пришёл в себя.
– Ва'иантов не было, – развёл руками седовласый эльф, – челофека п'иводят в чувство фетром фоты, насатыём в нос или фот так, по сёцкам, по сёцкам…
– Упью!
– А они сп'ятались вон там, – сразу же указал пальчиком Миллавеллор, делая вид, что отнёс данную угрозу к другому адресату. – Я помогу их упить… Побезали?
– Во-пейвых, съезь с меня, – неторопливо начал заводиться казак – время от времени он позволял себе такую роскошь. – Во-вто'их, кде это там они сп'ятались?
По идее должно было бы иметь место и «в-т'етих», то есть логичный вопрос на тему: ну, прибежали, а дальше что? Их оружие бессильно, а физически одолеть громадного маньяка вообще нет никакой возможности. Они против него как дети. А Рахиль…
Что Рахиль? Мы обещали вернуться к тому гремучему клубку мыслевыражений, эмоциональному торнадо, можно даже сказать, противоестественному вулкану чувств, кипящему в её девичьем сердце. Тот случай с вампирами в баре, когда она хладнокровно расстреляла их в упор практически в момент мирных переговоров, и тот телефонный звонок от «и.о. Вельзевула» почти перевернули мировоззрение военнослужащей израильтянки.
Не вдаваясь в глубины психоанализа (да и кто мы такие, чтобы лезть туда и обратно с описаниями?!), скажем коротко: она решила стать мученицей. Да-да! Именно она, та самая Рахиль Файнзильберминц, отважная и решительная еврейка, никогда не сдающаяся и умеющая прямо смотреть в глаза всему: страху, предательству, смерти…
– Ваня, Ванечка, простите меня и помяните, когда на сто грамм доберётесь до водки, – тихо, почти беззвучно, одними губами (а потому без сюсюканья) бормотала она себе под нос, когда дурно пахнущий маньяк тащил её под мышкой по длинному тёмному коридору… – А ведь я жила на земле и не ценила восхода солнца. Меня определили в Золотой Иерусалим на небесах – так я оттуда сбежала. Передо мной открывал ворота Рая сам апостол Пётр, и шо? Мы с одним знакомым казаком сыграли в «поцелуй навылет», и вылетели оба! Таки я жуткая грешница, а оно мне ещё надо?!
Громадный мужчина остановился. Повернул бритую голову, к чему-то принюхался, удовлетворённо заурчал и прибавил скорость. Пару минут спустя он толкнул коленом едва различимую дверь и шагнул в совсем уж непроницаемую мглу. Рахиль почувствовала, как её грубо бросили спиной на что-то плоское, вроде стола или жертвенного камня, её руки и ноги были мгновенно затянуты заранее приготовленными верёвками. Щелчок зажигалки, и помещение постепенно осветилось огоньками шести квадратных свечей…
– Моя девочка, – хрипло протянул похититель, впервые произнеся нечто членораздельное.
Юная еврейка бегло огляделась по сторонам и спокойно закрыла глаза – её самые худшие подозрения оправдывались сверх меры.
Это был старый склеп с большим каменным саркофагом посередине, на стенах рельефные изображения демонов и бесов, потолок закоптелый до крайности, а сам воздух пахнет какой-то тёплой затхлостью и… болью. Такие вещи почти невозможно внятно объяснить, как и понять до конца, пока не почувствуешь на собственной шкуре. Но Рахиль всей кожей ощущала мощное, едва ли не физическое давление на веки, словно нечеловеческий крик сотен замученных душ пытался предупредить её об опасности. Или хотя бы оплакать её участь…
– Моя… хорошая-а… моя… – Негодяй, тяжело дыша, опустил руку в карман, вытаскивая тяжёлый нож с широким тусклым лезвием.
Мысли бывшей израильской военнослужащей были очень далеко. Она даже не вздрогнула, когда жадная потная ладонь нетерпеливо облапала её грудь, а гнилостное дыхание ударило в ноздри.
– Тойко т'онь её! – Звенящий от ярости голос Ивана Кочуева раздался так близко, что одна из свечей потухла.
– Нас твое, и мы пойны плохо сдейживаемого гнева! – почти с той же степенью накала добавил тонкий голос гордого Миллавеллора.
«Таки не бросили, догнали, нашли!» – с неизъяснимой теплотой в сердце подумала Рахиль и резко открыла глаза. Злобный маньяк повернулся к ней спиной, уставившись на вооружённого пластмассовой сабелькой казака и безобидной самокруткой эльфа.
– Не запугаесь, – медленно выговорил пожилой толкиенист, зачем-то заслоняя грудью подъесаула.
Маньяк без улыбки поднял лезвие ножа к собственному лицу, коснулся мешков под глазами и демонстративно облизал острую сталь…
– Я знаю, сто деять, – тихо сказал молодой человек, шагнув в сторону.
Повернув голову, Рахиль едва не закричала – у входа висел телефонный аппарат, и недрогнувшей рукой казак поднял трубку.
– Да, да, и. о. Вельзевула слушает вас, господин Кочуев, – громогласно раздалось из динамиков. – Вы хотите заключить договор?
– Да.
– Не-э-эт! – взвыла сразу всё понявшая еврейка, но ничего уже нельзя было изменить.
– Как сказано в Библии: «И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил её…» – наставительно процитировала трубка. – Семь лет! Напоминаю, вы поступили вполне логично, Господь Бог вам здесь не поможет, только мы. Итак, семь лет за полновесный златоустовский клинок? Услуга единовременная и пролонгации не подлежит… Вы хорошо подумали?
– Да.
– Не-э-эт! – уже в один голос дружно заорали Миллавеллор и Рахиль, но было поздно, с тупым хихиканьем маньяк кинулся в атаку. Его громадное тело почти накрыло собой вдвое меньшего казака…
– Договор утверждается. Ваш заказ принят. Желаем приятного времяпрепровождения! – Трубка смолкла.
Старый эльф торопливо высвобождал юную еврейку. Уже в четыре руки, удвоенными усилиями они
