Митька за свой прошлый обеденный демарш был выдворен с чугунком в сени, отныне субординацию Яга блюла ещё более свято, пришлось соответствовать. Впрочем, как и всегда, я об этом не пожалел…
– Ну вот, а теперича, сытый-напитый, давай и меня, старую, слушать будем. Во-первых, скажу тебе, соколик, как есть на духу – здесь её могила, сокрыта в лесах тутошных! Я ажно две экспертизы серьёзные провернула, кучу времени потратила, гору снадобий извела, а до истины докопалася.
– Проклятая гора. Два с половиной часа по лесу пешим ходом. На вид – копия Лысой горы Кощея. Песок ледяной. Внутрь ведёт раскоп метра три-четыре в длину, две лопаты, мешок, молоток и скрученный в узел лом. Я там был сегодня.
– Тады… тьфу на тебя, Никитка! Ну да у меня, поди, ещё пара козырей в рукавичке припрятана, уж давай теперича ты первый рассказывай.
– Может, Митьку позовём?
– Зови, – легко согласилась Баба-Яга. – Дело верное, чё ж по два раза будем ему детали растолковывать…
И вот когда мы уже всей опергруппой уселись за столом, я красочно и как можно подробнее описал свою сегодняшнюю одиссею. И то, как ко мне привязалась Маняша, и как обходили с расспросами всё село, и как нашли следы братьев Ерошки да Прошки, и, естественно, как в меня стреляли… Последний факт возмутил моих сотрудников до глубины души!
– Никитушка, сокол ясный, – едва сдерживая рыдания, беспомощно лепетала бабка. – Да как же ты так… да ить убили бы тебя злодеи неведомые, всё отделение без главы оставив… Вот ить, ещё на пальчик ниже, и нет у нас сыскного воеводы… Ой, да и за что ж таковые напасти! Ты ж ещё молоденький совсем, тока-тока жениться надумал, а они в твою головушку светлую свинцовы орехи пулять удумали… Ой горе горькое!
– Бабушка, я – живой…
– Энто покуда живой, – рычал Митька, меряя горницу тяжёлыми шагами. – А вот как вдругорядь возьмёт злодей неведомый прицел получше… Я бы, к примеру, точно в пузо вам целил – и мишень крупная, и ежели даже не в самый центр, так и всё одно больно! Ох, покажите мне мазил энтих, я с ними по-свойски покалякаю – по гроб жизни запомнят, куда при виде участкового дуло пистолетное себе засовывать следует…
– Вась, хоть ты их угомони, – в отчаянии взмолился я.
Кот поднял на меня горящие глаза и в трёх супервыразительных жестах объяснил, что сейчас выйдет на улицу, найдёт эту стреляющую гангрену и порвёт так, как ни одному Тузику с грелкой и не снилось!
Да, в этом смысле наши стоят друг за друга горой. Как бы мы меж собой ни цапались, но едва кто-то посторонний (а уж тем паче преступный элемент!) оскалит в нашу сторону зубы… Ей-богу, я бы посоветовал ему выбить их собственноручно, что будет менее болезненно, чем это сделает Митька. Да и Яга, как вы помните, инвалидов уже не трогает, но если припечёт… Поэтому, когда все чуточку подуспокоились, бабка взяла мою простреленную фуражку на экспертизу…
– Значится, кто стрелял, ты, Никитушка, и не приметил?
– Естественно, нет. Первый раз пальнули из кустов, за соснами, кто его знает, какой герой-партизан там прятался…
– Но не Кощеюшка, это точно. – Наша эксперт-криминалистка страстно внюхалась в дырочку от пули. – Не Кощеева рука энтот свинец в ствол совала, не его запах чую, иноземное чтой-то мерещится…
– Минуточку, – нахмурясь, застопорился я. – Что значит – иноземное?! Разве не гражданин Бессмертный являлся к нам на встречу в чёрном балахоне и сапогах? Разве не совпадают эти приметы со следами и внешним обликом того типа, которого я видел ночью и принял за дьяка? Разве не на него смутно намекала всё та же Маняша в случае у колодца, когда некто в чёрном, возможно, подтолкнул меня окунуться в колодец?
– Точно, точно, и я об том же подумал, сразу как увидал морду его преступную! Эх, не дали мне ему в ухо кукарекнуть… а ить такой случай был… теперича жди, пока ещё раз представится. Меня б все честные петухи в энтом начинании поддержали!
– А то, – охотно согласилась бабка, – им, петухам, вмешаться тока дай повод, они и рады горло драть. Да тока ежели вы, сослуживцы, думаете, что энто Кощей по селу в чёрном платье дурью мается и ночами сыскному воеводе тощий зад кажет, так не смешите зазря меня серьёзную!
– Но…
– Не он это, Никитушка, уж на что поверь мне, старой, не он! Не в его привычках, не в его манерах, не в его замашках злодейских с пистолетом кремнёвым по кустам в засадах ползать. Ты вот вроде про монетку какую-то говорил, ась?
– Да, секундочку, её Маняша нашла, а…
Меня прервал вежливый стук в ворота. Негромко, неагрессивно, но ворота упали…
– Там кузнец пришёл, Маняшин папа, – без особой радости доложил наш младший сотрудник, глянув в окошко. – Небось насчёт дочки вопросы интимные задавать станет…
Я не знаю, что в Митькином тоне мне не понравилось, но выходить за дверь почему-то сразу же расхотелось. Мысль о том, что такой крутой культурист-пауэрлифтер может понять мой невинный поход с его дочкой в лес чуточку превратно… не грела ни капли. Знаем мы этих деревенских, сначала бьют, а уже потом спрашивают. Нет, иногда, конечно, говорят, за что, хотя последнее обычно выражается в общедоступной формулировке, типа «сам знаешь…»
– Мить, – чуть дрогнувшим голосом попросил я, – ты это… сходи, разберись по-вашему, что там, в чём проблема-то?
– На верную смерть посылаете, – широко перекрестился он. – Однако ж пойду, отчего не пойти? Не за- ради славы ратной али долга служебного, так… Давненько мы с ним силой не мерялись, а повезёт, дык и с тестем будущим поближе познакомимся. Прощайте на всякий случай…
Яга что-то мудрила над моей дырявой фуражкой, зачем-то пытаясь протолкнуть найденную монетку в пулевое отверстие. Снаружи раздались голоса, короткий (вопрос – ответ) диалог, и тяжёлый звук упавшего тела…
– Никитушка, – не отрываясь, бросила бабка.
Я всё понял, встал и пошёл. Ноги были ватными, настроение похоронным, зато уверенность в том, что мой напарник как-то не так попытался разрешить ситуацию, – полновесной, как кулак Майка Тайсона!
У ворот, виновато переминаясь с ноги на ногу, стоял Маняшин папа. Непривычно тихий Митька безмолвно висел на заборе штанами кверху. Мне это очень не понравилось…
– Гражданин, вы что это себе позволяете!
– Да я… прощенья просим… – Игнат Андреевич со вздохом развёл руками, больше похожими на ковши экскаватора.
– Не понял… Так вы что, пришли сюда вывесить на заборе нашего младшего сотрудника и попросить прощения?
– Я… это…
– Пили?
– После работы и поп не запрещает, а пью оттого, что вдовые мы. Единственная радость – дочь любимая. – Неожиданно кузнец заговорил длинными предложениями, показывая начитанность и ум, которые всегда трудно предполагать в большом и сильном человеке физического труда. – Я бы на парня вашего отродясь руку не поднял, соображение имею и законы чту. Сам он с глупостями непонятными полез, всё твердил что-то вроде: «А ну, тесть неведомый, посторонись, зашибу!» и «Не бывать двум медведям вокруг одной лебёдушки…». Мне и самому невдомёк, чего хотел? В грудь меня кулаком ударил два раза… зачем? Я и… передвинул его, от греха подальше…
– Тогда уж вы нас извините. – Я смущённо вытер выступивший пот. – Митя в целом хороший, только заигрывается в непримиримую борьбу с преступностью. Мы его поругаем, он больше не будет…
– Да я и не в обидах, я чего приходил-то… Маняша говорила, будто стреляли в вас сегодня. Так вот, я человека чужого за селом видел. Важно ли?
– Важно, заходите! Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь…
– А..?
– А Митя пусть повисит, придёт в себя – поумнеет.
