кандинавского понятия skipa («снаряжать корабль и набирать команду») во Франции родилось не менее сложное понятие «экипаж» — так называли и карету, и команду корабля как часть его снаряжения. После пришествия варягов в Новгород на Руси стало привычным понятие «скедия», прилагавшееся ко всем видам судов. А еще позднее из другого названия скафы — скиф — в Англии родился спортивный skiff, французский esquif.
У римлян эквивалентом ploion было слово navis, тоже, впрочем, пришедшее к ним из Греции: в его основе лежат греческий глагол neuo («кивать, качаться») и производное от него naus — корабль. Оно дало не меньшее гнездо родовых понятий корабля, причем не только в романоязычных странах, как можно было бы подумать: в испанское nave и португальское navio (судно, корабль), их же пао и паи (большой корабль), французское navire, кельтское паи, употреблявшееся наряду с curach и тоже означавшее «судно, корабль». Слово nav, как уже говорилось, восприняли и арабы — скорее всего на Пиренейском полуострове — и употребляли его наряду со своим, исконным. В Италии так же мирно сосуществует schifo (баркас, бот, шлюпка, ялик) и nave. А вот у готов слова naus, nawis означали (смерть): то ли так они выразили свое отношение к морю, то ли на них нагнали страху соседи — кельты.
Вполне естественно, что норманны не были исключением из общего правила в своих взглядах на «морские повозки». Ни классов, ни типов судов в нашем понимании этих слов викинги, по-видимому, не знали.
Все их корабли были килевыми и беспалубными, управлялись рулевым веслом, укрепленным в корме по правому борту, строились из липы, ясеня, дуба и других прочных пород. Движителем у них служили шестиметровые весла или прямоугольный рейковый парус, крепившийся на единственной откидной или съемной мачте (иногда позолоченной), поддерживаемой вантами и штагами. Площадь паруса достигала семидесяти квадратных метров, а подчас и больше. Он богато украшался и передвигался в вертикальной плоскости вместе с реем. Система бегучего такелажа позволяла судну ходить против ветра и лавировать. Обшивку всех судов делали внакрой, связывали канатом, крепили к шпангоутам железными гвоздями и ярко раскрашивали.
Очень любопытно указание «Саги о Сверрире» — одной из самых «морских» саг — на модульный принцип постройки. Однажды Сверриру построили ко рабль с «девятью швами» на каждом борту, но по его требованию корабелы разобрали готовое судно, удлинили киль на двенадцать локтей (после чего швы на днище сблизились) и снова спустили на воду. После этого корабль был «крещен» (в нос и корму заложили святые мощи), но он стал слишком узок в своих оконечностях, по меркам викингов — уродливым. В этой же саге упоминается деление корпуса на три отсека — носовой, средний и кормовой. Вероятно, с этим и связаны упомянутые выше цифры — девять (швов) и двенадцать (локтей): они легко делятся на три.
А вот весьма характерные указания саг на состав норманнских флотов: просто корабль, большой, огромный, боевой, торговый, весельный, быстроходный, морской корабль, «суда большие и малые», «ладьи рыболовные и гребные суда», «грузовые и мелкие суда». И — никаких отличительных признаков, кроме непременного указания количества гребных скамей. Единственное исключение — упоминание снеккьи (шнеки), или карвы, но и оно сопровождено пояснением, что это «большой боевой корабль» — и ничего больше.
Из анализа скандинавских источников становится ясно, что снеккья — это общее обозначение боевых «длинных» кораблей — в отличие от «круглых» торговых. Поэтому ставшее почему-то общепринятым деление кораблей викингов на большие «дрикары» (о них — ниже) и снеккьи («змеи») размером поменьше — не более чем условность, а вычисление их «точных» размеров — как класса или типа — так же нелепо, как вычисление габаритов античной галеры или арабской дау.
На всем протяжении «эпохи викингов» отличиями их кораблей были три — количество гребных скамей, носовое украшение и относительная величина, изменявшаяся очень незначительно. Только это и указывается составителями саг. Все остальное — не более чем кабинетные измышления. Кстати, само слово «снеккья»
— недоразумение: хотя змея и называлась snekkja, носовая корабельная фигура с ее изображением всегда обозначалась словом ormr. В сущности, эти кажущиеся синонимы были совершенно разными понятиями: первое принадлежало животному миру, второе — неживой природе, искусству.
Вполне естественно, что длина судна зависит от числа его весел. Чаще всего их было тридцать, по пятнадцати на борт, как на египетских кораблях XV века до н. э., а потом на греческих. Вот несколько свидетельств одной только саги: «Торлейв дал ему ладью с пятнадцатью скамьями для гребцов и всем снаряжением, шатрами и припасами» (здесь скамьи были сплошными, от борта к борту); «В эту самую осень Олав конунг велел построить на берегу реки Нид (в районе Тронхейма.— А.С.) большой боевой корабль. Это была шнека. Для ее постройки понадобилось много мастеров. К началу зимы корабль был готов. В нем было тридцать скамей для гребцов (полускамей с проходом между ними.— А.С). Он был высок, но не широк». Этому кораблю, построенному в 955 году, Олав Трюггвасон дал имя «Транин» (Журавль); «У Рауда был большой корабль с золоченой драконьей головой на носу. На нем было тридцать скамей для гребцов, и его величина соответствовала этому); «У него был большой корабль с тридцатью скамьями для гребцов, и все люди на нем были как на подбор».
В «Саге о Сверрире» можно обнаружить корабли с двадцатью шестью, двадцатью пятью, двадцатью тремя скамьями. При определении морской повинности фюльков по закону Хакона Доброго за единицу измерения принимался двадцатискамеечный корабль: это был рубеж, после которого корабль считался «большим» и был рассчитан на две-три сотни человек. В одном из походов на корабле Сверрира было триста двадцать человек. У сыновей Олава Святого и их современников — ярлов Кальва и Хакона — были корабли с сорока веслами каждый. Корабль Кнута Могучего, имевший шестьдесят гребных скамей, заставляет вспомнить шестьдесят спутников Брандана во второй его экспедиции. Казалось бы, разница существенная. Но много лет спустя Эрлинг «велел снарядить корабль с двадцатью скамьями для гребцов, другой — с пятнадцатью скамьями (это были боевые корабли.— А.С.) и грузовой корабль для дорожных припасов». Можно поэтому не сомневаться, что количеством гребцов регулировалась только скорость. В случае погони за каждое весло, если позволяло наличие людей, садились двое, четверо, шестеро.
Вплоть до конца правления Олава Святого в 1028 году корабли викингов имели, как правило, по тридцати полускамей или пятнадцати скамей. В конце XI века корабль Харальда насчитывал тридцать пять гребцов, столетие спустя конунг Сверре построил один корабль с тридцатью гребцами и один с тридцатью двумя. В XII веке, на закате «эпохи викингов», норманнские корабли имели от тридцати до тридцати семи гребцов (нечетные цифры объясняются тем, что в их число включали рулевого), хотя, конечно, было предостаточно и других.
А вот что говорит сага о самых знаменитых кораблях викингов, принадлежавших Олаву Трюггвасону и Рауду: «Олав конунг захватил корабль, который был у Рауда, и сам правил им, так как этот корабль был много больше и красивее Журавля. Впереди у него была драконья голова, и за ней изгиб, который кончался как хвост, а обе стороны драконьей шеи и весь штевень были позолочены. Конунг назвал этот корабль Змей («Ормринн».— А.С.), так как, когда на нем были подняты паруса, он походил на крылатого дракона (а вовсе не по носовому изображению! — А.С.). Это был самый красивый корабль во всей Норвегии. <...> В следующую зиму... он велел построить большой корабль... Он был много больше, чем все другие корабли, которые тогда были в стране... Строитель корабля звался Торберг Строгала. Но многие другие помогали ему — кто сплачивал доски, кто тесал, кто забивал гвозди, кто подвозил лес. Все в корабле было очень тщательно сделано. Корабль был длинный и широкий, с высоким бортом и из крупного леса... Все говорили, что никогда не видели такого большого и красивого корабля... Торберг был главным корабельным мастером, пока корабль строился. Это был корабль с драконьей головой на носу и сделанный по образцу того Змея... Но он был много больше и во всех отношениях более тщательно сделан. Конунг называл его Великим Змеем («Ормринн Лан-ги».— А.С.), а того — Малым Змеем («Ормринн Скам-ми».— А.С.). На Великом Змее было тридцать четыре скамьи для гребцов (вместо обычных тридцати.— А.С.). Голова и хвост дракона были целиком позолочены, а борт был так же высок, как на морских кораблях (? — А.С). Из всех кораблей, построенных в Норвегии, он был лучше всего сделан и потребовал наибольших затрат. <...> Затем Олав конунг велит спустить на воду Великого Змея, а также все другие суда, большие и малые. Он сам правил Великим Змеем. И когда набирали людей на корабли, то отбор был очень тщательным: ни один человек на Великом Змее не должен был быть старше шестидесяти и младше двадцати лет, и они тщательно отбирались по силе и храбрости. Первыми были набраны люди в дружину Олава конунга. В нее брались как изнутри страны, так и из других стран (одно из немногих прямых упоминаний наемников.— А.С.) самые сильные и самые храбрые. <...> Восемь человек было на каждой полускамье в Змее, и все это были отборные мужи. Тридцать человек было на корме корабля (дружина конунга.— А.С.)». Под стать «Великому Змею» был, видимо, и корабль Лейва Счастливого, имевшего своими спутниками тридцать четыре человека: все они явно были и гребцами.
Как видим, сами норманны не делали различия между «драконами» и «змеями». Да и мудрено было бы им это сделать, если форштевни их ладей могла украшать какая угодно фигура, дававшая, как повелось еще с античности, имя и самому кораблю. Корабль Олава Святого, например, назывался «Человечья Голова»: он собственноручно вырезал на форштевне свой портрет. «И долго потом в Норвегии на носу кораблей правителей вырезали такие головы»,— повествует сага. Однако никому пока не пришло на ум окрестить такие суда «головастиками» и выделить их в особый тип. Другой корабль этого же конунга нес впереди золоченую голову зубра и носил имя этого животного. «Эдда» упоминает ладью бога Бальдра, второго сына Одина, правившего Вестфалией: «Хрингхорни» («с кольцом на форштевне»). Она была «всех кораблей больше». Корабль Эйндриди назывался «Драглаун» (drag — волок), а его противника Эрлинга — «Буковый Борт».
Все тексты саг убеждают в том, что драконов вырезали не чаще других носовых фигур. Похоже, что эта мода пошла именно от Олава Трюггвасона и полюбилась только тем немногим, кто стремился сравняться с ним в славе и политическом влиянии, а в идеале — и превзойти их. Была ли это фигура устрашения, что, в общем-то, наивно, или родовой герб Харальда Прекрасноволосого (Олав приходился ему правнуком), неизвестно. Голова дракона на его судне была съемной и служила опознавательным знаком, а это функция именно герба, она перешла потом к рыцарям. Когда однажды в поле зрения наблюдателей оказался норвежский корабль, очень похожий на «Великого Змея», но без носовой фигуры, они заподозрили Олава в трусости, поскольку тот «не смеет плыть с драконьей головой на носу корабля». И лишь когда из-за мыса показался корабль Олава — «очень большой и с позолоченной драконьей головой» — все стало на свои места. Этот корабль был единственным в своем роде, он узнавался с первого взгляда и служил эталоном морского могущества и доблести.
Потому-то корабли с драконами и привлекали особое внимание современников. Так были оформлены, например, самые большие из всех известных нам судов норманнов, принадлежавшие ярлам Кнуту Могучему и Хакону, безуспешно пытавшимся нагнать страх на Олава Святого. У Кнута «был такой огромный боевой корабль, что на нем умещалось шестьдесят скамей для гребцов. На штевне у него была золоченая голова дракона. У Хакона ярла был другой корабль с сорока скамьями для гребцов. И у него на штевне была золоченая голова дракона. На обоих кораблях были паруса в красную, синюю и зеленую полосу. Надводная часть кораблей была покрашена, и вся корабельная оснастка была отличной. У него было и много других больших и хорошо оснащенных кораблей». «Большой боевой корабль с головой дракона на носу» велел выстроить и ярл Торольв, а потом подарил его Харальду Прекрасноволосому. Может быть, тот и называл его «Дреки», но во всяком случае это слово отражало бы лишь имя корабля или деталь герба его владельца, но никак не его тип.
Если здесь и вправду имеются в виду гребные скамьи, а не количество гребцов, то эти корабли должны были выглядеть такими же монстрами для своего времени, как плавучие небоскребы эпохи Птолемеев. И функция их была б тогда единственная — устрашение. Но первый бой, скорее всего, стал бы для них и последним. Другое дело — количество гребцов: двадцать-тридцать гребных банок на борт — это совсем близко к стандартам тех столетий, и эти корабли не выглядели бы белыми воронами и спокойно выполняли свою функцию. Даже и в этом случае они прозвучали бы дерзким вызовом могуществу Олава Святого, потому что, например, у Торольва и его компаньонов был «корабль на двадцать гребцов (не скамей! — А.С), хорошо снаряженный, на котором они
