Викинги

Некоторые из сыновей сразу же захотели поехать, другие обдумывали это дело и в конце концов согла­шались. Они слышали о том, как Орм убил двух бешеных, и считали, что им нравится такой вождь Они проговорили с Ормом о путешествии до позднего вечера, и в конце концов одиннадцать из них согласи­лись плыть с ним. Они пообещали быть готовыми к середине лета, когда Орм заедет за ними.

Токе счел это хорошим пополнением их сил, люди показались ему стоящими. Орм тоже был доволен, так что, когда они выехали на следующее утро, его плохое настроение покинуло его.

Когда они приехали домой, им навстречу выбежали все, чтобы сообщить печальную новость. Аре умер, его тело недавно выловили из волн. Черноволосый был единственным, кто все видел, но он мало что мог сказать. Он и Аре сидели вместе и ловили рыбу, Аревел себя как обычно, кроме разве того, что иногда поглаживал Черноволосого по щеке или волосам. Вскоре он неожиданно вскочил на ноги, трижды перекрестил­ся и побежал в воду, а достигнув глубины — исчез под водой. Больше его не видели, а Черноволосый не мог ничего сделать, чтобы его спасти. Рапп нашел тело через некоторое время.

Когда об этом сказали Азе, она легла в свою кровать и стала молить Бога, чтобы тот позволил ей умереть. Орм сидел рядом с ней, утешая, как мог. Любому, с кем сделали бы то, что сделали с Аре, сказал он, надо простить, если жизнь надоела ему. Ясно было, что он хотел спастись от своей немощи и найти спасение у Бога, теперь, когда он поделился с ними своими знаниями о золоте.

— От Бога,— сказал он,— он теперь уже получил обратно зрение, язык и правую руку, кроме этого, я не сомневаюсь, он нашел и своего сына. Это немало, любой мудрый человек сделал бы то же самое.

Аза согласилась с ним, но тем не менее, ей было трудно перенести его смерть, и только через три дня она стала ходить вновь. Аре похоронили у церкви, близ того места, где отец Виллибальд похоронил две головы, отрубленные Остеном из Оре у святых людей. Аза для себя выбрала место рядом с Аре, потому что думала, что скоро присоединится к нему.

Токе съездил домой, чтобы подготовиться к поез­дке, и незадолго до середины лета он и Олоф Синица прибыли в Гренинг, сопровождаемые добрыми воина­ми. Олоф многое успел сделать: он выдал своим двум женам богатую компенсацию и выгнал их из дома, хотя одна из них не хотела уходить и упрямо сопро­тивлялась. Теперь, следовательно, не было никаких препятствий к женитьбе на Людмиле, и появившись в Гренинге, он высказал пожелание, чтобы церемония была исполнена немедленно. Но Орм остался верен своему решению, считая глупостью со стороны Олофа жениться на девушке до окончания путешествия.

. — Она просватана за тебя,— сказал он,— и этим ты должен удовлетвориться. Молодожен — плохой товарищ в трудном походе. Мы заключили сделку, и ты должен придерживаться первоначального соглаше­ния. Сначала надо получить золото, после этого ты получишь мою дочь в награду за помощь. Но я думаю, Что нигде не принято сначала платить, а потом полу­чать помощь.

Олоф Синица был разумным человеком во всех отношениях и не мог отрицать, что Орм сказал мудро, унего самого не было аргументов, кроме страстного речения к девушке, которое было таковым, что слу­жило для всех причиной веселья. Стоило ей только подойти к нему, как его голос изменялся и он начинал тяжело дышать. Он сам говорил, что с ним раньше никогда такого не было. Людмила так же, как и он, хотела, чтобы свадьба состоялась как можно раньше, но знала, что Орма не отговорить от его первоначаль­ного решения. Олоф и она согласились, однако, что у них нет причин расстраиваться, учитывая их обоюд­ные чувства.

Перед отбытием Орм составил тщательный план того, как все должно быть дома во время его отсутст­вия. Рапп оставался дома и отвечал за все, хотя до последнего момента ворчал в надежде, что Орм пере­думает и возьмет его с собой. Орм позаботился, чтобы с ним осталось достаточное количество людей, чтобы исполнять все работы и защищать дом. Йива должна была следить за тем, что происходит в доме, Ничего там не могло делаться без ее разрешения. Харальд тоже оставался, потому что Орм не хотел рисковать первенцем в таком опасном путешествии, да и сам Харальд не выказывал никакого особого стремления ехать. Но Радостному Ульфу позволили поехать вмес­те с ними, и в конце концов разрешили и Черноволо­сому, после того как он долго умолял Йиву и Орма. Его настойчивость не однажды доводила Йиву до слез и ярости. Она спрашивала его, что тринадцатилетнему мальчику делать в компании взрослых воинов, но он сказал, что если ему не разрешат поехать с этим кораблем, он сбежит и присоединится к другому, а Радостный Ульф пообещал, что будет заботиться о Черноволосом лучше, чем о себе самом. Это, подумал Черноволосый, совсем необязательно, однако пообе­щал быть осторожным, хотя и сказал, что очень плохо будет поступать с теми, кто лишает честных людей зрения, если ему придется встретить кого-нибудь из них. У него был меч и копье, и он считал себя насто­ящим воином. Орм был рад взять его с собой, хотя и не говорил об этом Йиве.

Отец Виллибальд прочел большую проповедь о путешествующих по морю и благословил всех боль­шим благословением. Токе, Олоф Синица и язычники, которых они привели с собой, сидели и слушали про­поведь вместе со всеми и сказали, что почувствовали себя значительно сильнее после благословения. Мно­гие из них после проповеди подходили к священнику и просили также благословить и их мечи.

Когда пришло время выступать, женщины громко заплакали, а среди тех, кто уезжал, тоже было много опечаленных. Но большинство были рады перспективе приключений и обещали кое-что привезти с собой при возвращении. Орм был очень горд ехать во главе такой компании.

Они заехали к Соне Острому Глазу, чтобы взять его сыновей, которые быстро приготовились. Старик сидел на скамье у стены дома, греясь на солнышке. Он приказал тем одиннадцати сыновьям, которые уезжали, подходить к нему по одному, чтобы он мог с ними попрощаться. Они сделали это, и он смотрел на них серьезно, называл их по именам и ни разу не ошибся. Когда последний из них поприветствовал его, он сел молча, уставясь перед собой, затем задрожал, присло­нился головой к стене и закрыл глаза.

— Он видит! Он видит! — беспокойно закричали его сыновья.

Через некоторое время он открыл глаза и посмот­рел вокруг с отсутствующим выражением лица, как будто только что проснулся после долгого сна. Затем он моргнул, облизал губы, кивнул сыновьям, и сказал, что теперь они могут отправляться в путь.

— Что ты видел? — спросили они.

— Вашу судьбу,— отвечал он.

— Мы вернемся? — закричали они.

— Семеро вернутся.

— А четверо других?

— Они останутся там, где должны остаться.

Все одиннадцать столпились вокруг него, умоляя сказать, кто из них не вернется.

— Если четверым из нас суждено умереть там, тогда лучше им остаться дома, чтобы этого не случи­лось.

Но старик печально улыбнулся.

— Вы говорите глупости,— сказал он,— как вы это часто делаете. Я видел паутину, которую прядут Пряхи, и четверым из вас осталось недолго жить. Их нить никто удлинить не может. Четверо из вас должны умереть, поедут они или останутся, а кто эти четверо — откроется вам в свое время.

Он покачал головой и сидел, погруженный в раздумья. Затем сказал:

— Человеку не доставляет радости видеть пальцы Пряхи, и мало кто их видит. Но мне дано такое видение, хотя я лучше бы и не видел. Но лиц судьбы я никогда не видел.

Он снова посидел молча, затем кивнул своим сы­новьям.

— Теперь идите,— сказал он.— Семеро из вас вернутся. Вам достаточно знать это.

Его сыновья больше не протестовали, потому что в присутствии отца их как будто бы охватила застенчи­вость. То же самое было с Ормом и его людьми. Но когда они уехали, сыновья еще некоторое время про­должали что-то бормотать в адрес отца и его стран­ностей.

— Мне хотелось спросить о своей судьбе,— сказал Токе,— но я не осмелился.

— У меня была такая же мысль,— сказал Олоф Синица,— но мне тоже не хватило смелости.

— Может быть, его слова — пустая болтовня,— сказал Орм,— хотя, правда, одна старуха в Гренинге тоже может видеть будущее.

— Только тот, кто не знает его, может счесть его слова пустой болтовней,— сказал один из сыновей Соне, ехавший рядом с ними.— Все будет, как он предсказал, потому что так бывает всегда. Но сказав нам об этом, он сделал нам хуже.

— Я думаю, он мудрее большинства людей,— ска­зал Токе.— Но разве не успокаивает вас то, что семеро из вас вернутся живыми и невредимыми?

— Семеро,— отвечал тот мрачно,— но какие имен­но семеро? Теперь мы не сможем быть в хорошем настроении, пока четверо из нас не погибнут.

— Тем лучше будет этот момент,— сказал Орм, а сын Соне на это что-то проворчал в сомнении.

Когда они достигли корабля и отправили домой лошадей, Орм сразу же заставил своих людей перекрашивать голову дракона, потому что, если они хотят чтобы удача им улыбнулась, необходимо, чтобы головадракона была красной, как кровь. Они подняли все наборт, каждый человек занял свое место. Поначалу Орм не хотел жертвовать козой ради удачи в пути, но в этом вопросе все были против него, поэтому он уступил.

— Можешь быть каким угодно христианином,-— сказал Токе,— но на море старые обычаи надежнее, и если ты не будешь их придерживаться, можешь вы­лететь за борт на самом глубоком месте.

Орм согласился, что в этих словах есть доля исти­ны, хотя ему и жалко было прибавлять стоимость козы ко всем тем расходам, которые он уже понес, еще даже не отправившись в путь.

Наконец, все было готово, и как только козья кровь потекла за борт, они отплыли при попутном ветре. Еще со времен своего детства Токе знал море вплоть до Готланда, и взялся отвести судно до Готланд-Ви. Кроме того, немногие знали направления течений, но в Готланд-Ви они надеялись найти лоцмана, чтобы тот помог им, там было много лоцманов.

Орм и Токе были счастливы снова выйти в море. Было такое чувство, как будто многие заботы, которые давили на них на берегу, были отброшены. Когда вдали показалось побережье Листера, Токе сказал, что жизнь торговца шкурами трудна, но сейчас он чув­ствует себя так же легко, как тогда, когда отплывал в юре с Кроком.

— Не могу понять, почему так долго не выходил в море,— сказал он,— потому что хорошо укомплекто­ванный корабль — это самое лучшее, что есть в мире. Хорошо сидеть довольным на берегу, и никому не должно стыдиться этого, но дальнее путешествие, когда тебя поджидает добыча, а ноздри щекочут соленые брызги — это самая лучшая судьба, лекарство от старости и печали. Странно, что мы, норманны, знаю­щие это и самые умелые моряки, сидим дома так много, когда у нас целый мир для путешествий.

— Может быть,— сказал Орм,— некоторые пред­почитают состариться на берегу, вместо того, чтобы рисковать встретиться с теми, которые наверняка вылечат от старости.

— Я знаю много запахов,— сказал Черноволосый расстроенным голосом,— но ни один мне не нравится.