Викинги

Кнут обосновал просто и без затей: он женился на вдове Этельреда Эмме, сестре Роберта Дьявола, а затем изгнал с острова детей Этельреда.

Однако в 1042 году саксам удалось восстановить статус-кво: английским королем стал прибывший из Нормандии Эдуард Исповедник, процарствовавший двадцать четыре года. Первые девять лет его правле­ния были сравнительно спокойными, взоры его чаще обращались к северу, чем к востоку или югу: Эдуард всецело был поглощен устройством дел шотландского принца Малькольма, нашедшего приют при его дворе после убийства Макбетом его отца — короля Дункана. Но Эдуарда и самого едва не постигла участь несчас­тного шотландца. Недовольные засильем норманнов, его придворные составили заговор, возглавленный Год­вином Уэссекским, тестем Эдуарда, а после смерти Годвина в 1053 году Эдуард был вынужден завещать престол его сыну Харальду, на чьей дочери был женат русский князь Владимир Мономах.

Однако Харальд родился под несчастливой звез­дой, ему не пришлось процарствовать и года. После смерти Эдуарда Исповедника в начале 1066 года, вос­пользовавшись тем, что Харальд водрузил на себя корону без церковного благословения, права на его престол предъявил расторопный сын Роберта Дьявола и внучатый племянник Эммы — Вильяльм. Вдаваться в юридические тонкости у него не было ни времени, ни желания, и с благословения папы в ночь с 27 на 28 августа он взошел на палубу «Моры». Четыреста бое­вых кораблей и тысяча транспортных последовали за своим флагманом из устья Дивы, форсировали пролив, и бросили якоря в порту Певенсей близ Хастингса.

14 октября в битве при Хастингсе войска Харальда были разбиты, а сам он поражен стрелой в голову, и на британский трон уселся норманнский пират, вошед­ший в историю как Вильгельм Завоеватель. Брату, Харальда Вальтьову, участнику битвы при Хастингсе, новоиспеченный король предложил мир и прощение.Но когда Вальтьов с несколькими людьми отправился в ставку Вильгельма, «ему навстречу вышли двое посланцев конунга во главе отряда и схватили его, зако­вали в цепи и затем обезглавили. Англичане считающ­его святым»,— сообщает сага.

Считается, что с завоеванием Англии норманнами «эпоха викингов» закончилась. Но это не так. Экспансия их заметно поутихла, это верно, но они еще не раз громко напомнят о себе, подобно тому, как зима нередко дает о себе знать в апреле, а то и в мае. Они не знали меры в своих устремлениях, их суда бороздили воды всех известных им морей и проникали в неизвестные. Только к Винланду их плавания прекратились. Пред­принятая в 1065 году попытка плавания туда Харальдом Суровым закончилась в районе Гренландии, где, по словам Адама Бременского, «смутно маячил край Земли» и «застывшее море» с грохотом «низвергалось чудовищную пучину». Им еще предстоит открыть Азорские острова, в 1402—1405 годах викинг Жан де Бетанкур именем кастильского короля станет властителем Канарских островов, а в 1365 году норманны заложат торговое поселение около устья Сенегала. Не это уже не разбойники- профессионалы. В XII веке викинги, хотя и не спеша, сходят с мировой арены, вожди становятся герцогами и королями, а их вотчины — европейскими государствами.

Хроника повествующая о том, как варяги и греки жаловали друг к другу в гости

Громкие дела викингов докатились и до восточных земель — до Киева.

Этот небольшой даже по тому времени городишко родился двумя веками ранее на месте древнейшего поселения Кгуе, упоминаемого антич­ными историками (Птолемей) и средневековыми мисси­онерами (Гельмольд). Владели им Полянские князья — братья Кий, Щек и Хорив со своею сестрою Лыбедью: вначале каждый своим участком, а позднее — единым городом, слившимся из этих участков под властью стар­шего брата Кия.

Это добровольное объединение сразу же принесло ощутимые плоды. Ромеи перестали чувствовать себя в безопасности на своих северных границах: начиная с рубежа V и VI веков руссы предпринимают одну попыт­ку за другой закрепиться на южном берегу Дуная. Из летописей известны даже походы Кия на Константино­поль и основание им города Киевца на Дунае. Однако после смерти братьев Киев захватили хазары и древля­не, и город быстро пришел в запустение.

Но руссы не переставали напоминать о себе визан­тийским летописцам. На рубеже VIII и IX веков они, предводительствуемые неким Бравлином, отбили у греков богатый торговый город Сугдею, переименовали его в Сурож (теперь это Судак), и оттуда их флотилии стали тревожить северные берега Малой Азии.

А примерно в 859 году на Ильмень-озере возник Новгород, отделившийся от порушенного хазарами Киевского княжества и основанный, как утверждала молва, тем же Бравлином. Уже в 860-м, на втором году своего существования, новгородское войско появилось у стен Царьграда. Был ли это единичный набег или один из целой серии — мы не знаем. Несколько лет в Новом городе шла борьба за власть, не утихали междоусобицы. И лишь после того как в сентябре 862 года новгородцы пригласили на княжение норманна Рюрика, в Восточной Европе произошли заметные перемены.

Вскоре после воцарения Рюрика в его дружине, как и следовало ожидать, начались раздоры. Некоторые дружинники, равные Рюрику по происхождению, а то и превосходившие его, почувствовали себя обделенны­ми. Это следовало немедленно исправить.

Пример подал в том же году норманнский воевода Рангвальд: он избрал своей вотчиной Полоцк и сел там на княжение, основав тем самым престол великих князей Литвы.

За ним последовали еще два знатных норманна — Аскольд и Дир. Отделившись от Рюрика со своими дружинами, они нащупали истоки Днепра и двинулись вниз по течению. Река привела их к Киеву. В 864 году (если верить летописи) они отвоевали город у хазар и сели на совместное княжение. Года два спустя князья-варяги, по примеру Кия, совершили набег на Констан­тинополь. Подробности нам неизвестны, но есть основания полагать, что он тоже был небезуспешным. Только внезапно разыгравшейся буре обязаны ромеи своим спасением. Киев вновь процветал, не зная еще, что скоро ему предстоит переменить хозяина.

В 882 году новгородский князь Олег, родич и наследник Рюрика, признал в бывшей метрополии, возрожденной его соотечественниками, опасного соседа. Получив город обманом, он убил Аскольда и Дира и вскоре сделал Киев своей столицей. Новое государственное образование приняло название Киевская Русь, ее территория раскинулась от Балтики и Белого моря до Черного и от Верхней Волги до Вислы.

Надолго сделалось русским Лукоморье (Азовское море), древнегреческое Меотийское болото. Амстердам­ский географ Бернхард Варен в своей «Всеобщей геог­рафии», изданной в 1650 году (при Петре эта книга была переведена Поликарповым на русский язык), писал: «Блато меотийское Аристотель нарицает езером, и во­истину правдивее». Контроль над берегами этого «езера» сделал руссов гегемонами окрестных вод. Не пос­леднюю роль здесь сыграл захват главнейшего портово­го торжища хазар — города Тмутаракани, нынешней Тамани. На протяжении многих лет он давал прибежи­ще гонимым и высылал в море пиратские флотилии, на чьих палубах эти изгои вновь могли почувствовать себя людьми. Один из них, князь-пират Давыд Игоревич, овладел в конце концов самим этим городом, возмечтав превратить его в центр пиратского государства, но был изгнан в 1083 году Олегом Черниговским, не меньшим разбойником, чем Давыд. Перехватив его инициативу, он блокировал на какое-то время устья Днепра и Дона, собирая щедрую дань с купцов.

Византийское имя Тмутаракани — Таматарх или Танатарх — весьма красноречиво говорит о положении этого города: «властелин Таны». Тана — это богатейший торговый город итальянцев в устье Дона, возникший на развалинах древнегреческого Танаиса. Владеть Тмута­раканью — означало владеть всем Азовским морем. Ее положение на берегу Боспора Киммерийского сравнимо с положением Трои на берегу Боспора Фракийского. Когда в середине XII века этот ключ-город перешел в руки половцев, русская торговля заметно пошатнулась, а Азовское море перестали называть Славянским.

Наличие морей и обилие рек не могли не способство­вать зарождению и развитию судоходства. Возрожда­лись полузабытые водные пути греческих колонистов, прокладывались новые. Цепь укрепленных портовых городов, разделенных четырехчасовым пешим перехо­дом, протянулась по реке Суле и другим притокам Днепра.

Столетие спустя после объединения княжеств рус­сы имели по крайней мере два устойчивых и оживлен­ных водных пути, пересекавших в меридиональном направлении весь материк.

Один из них, пишет летописец Нестор, «был из варяг в греки и из грек по Днепру, а в верховьях Днепра — волок до Ловати, а по Ловати можно войти в Ильмень, озеро великое; из него же вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево (Ладожское.— А.С.) и устье того озера (река Нева.— А.С.) впадает в море Варяжское (Балтийское.— А.С.)». Этот путь имел массу вариантов, одним из важнейших было использование Даугавы.

Вторая водная артерия пролегала по Волге почти на всем ее протяжении и выводила ладьи через Каспий­ское море к Ирану. Пушнина, кожи, мед, воск, соль, рыба, лес, хлеб, скот попадали в Византию по Днепру и в Счастливую Азию и Индию по Волге. Арабский почтмейстер середины IX века из города Рея — Абд ал-Касум ибн Хордадбе как о чем-то привычном сооб­щает в «Китаб ал-масалик ва-л-мамалик» («Книге пу­тей и государств») о плаваниях русских от столицы хазар до моря Джурджана (Каспийского). Они продолжались до тех пор, пока татаро-монголы не отрезали Русь вообще от всех южных морей.

Для защиты купцов от кочевников и для складиро­вания товаров на этих водных путях торговые люди закладывали города: на Сейме — Курск, на Днепре —| Смоленск, на Даугаве — Полоцк, на Великой — Псков, на Которосли — Ярославль. Множество городов и поселений возникло в Прибалтике. С 862 года — вре­мени прихода Рюрика — летописцы наравне с Новго­родом и Киевом упоминают Ростов Великий и Муром.

Была и еще одна система водных путей — менеепрославленная, чем эти две, но не менее великая. Она возникла не ранее X века, когда на западном берегу озера Нево был основан город Корела, нынешний Приозерск. Северо-восточный путь вел новгородцев по Во­лхову до озера Нево, потом по Свири до Онеги-озера и далее по одной из трех основных трасс: по Вытегре в озеро Лача и затем по порожистой Онеге; по Водле на Кенозеро и Онегу с волоком на реку Емцу и до Северной Двины; через Повенецкий залив на Выгозеро к Онеж­ской губе. Все эти три пути выводили в Белое море.

Перед подданными варяжских князей распахнулись и варяжские земли. Началось их интенсивное освоение. Новгородцы открыли системы водных путей в Карелии и Финляндии, по озерно-речной системе Пиелисъярви

— Оулуярви их ладьи вышли в Ботнический залив, в XI веке они исследовали озера Кольского полуострова — например, Имандру и Умбозеро — и дошли до Хибин­ского хребта, двинский посадник Улеб (вернее всего — норманн Олав) достиг Карских (Железных) Ворот, а в XII веке весь юг Кольского полуострова стал владением новгородцев. Ими были обследованы и зарисованы берега Онежской губы и Соловецкие острова, берега Двинской губы и Кольского полуострова вплоть до Мурмана, полуостров Канин и побережье Баренцева моря от Чеш­ской губы до Печорской. Они поднялись по Печоре, Кулою, Мезени и Северной Двине и основали на их берегах торговые фактории. Бернхарду Варену уже хорошо знаком и «океан полунощный, около земли полярныя арктический», и частичка этого моря Севера — «море белое, недро российское из океана полунощно­го между лаппиею, и последними российскими границами, и идет к полуденной стране; кончится же частию при Финляндии частию при царстве московском (издает малую некую долговатую пазуху, которая протязается до лаппии) идеже преславное и благоугодное от англичан и белеян есть купечество, названное пристанище архангелогородское. Реки имеет знамениты». Архангельск был заложен в 1584 году, при Иване Грозном. Но сведения Варена куда старше. Задолго до его времени были открыт «фрет (пролив.— А.С.) ледовитый между новою землею и спицбергеном, или иным именем оная называется земля полярная». Но время подлинных, фиксированных открытий в