По сведениям Ки-Браса, в Агентстве насчитывалась дюжина сотрудников, так и не избавившихся от этой вредной привычки, и Джилз прочно удерживал среди них сомнительный чемпионский титул. Курить на улице давно уже стало дурным тоном и признаком принадлежности к низшим классам; на курильщиков смотрели косо почти повсюду, а в верхних кругах иерархии пристрастие к никотину считалось таким же пороком, как, например, гомосексуализм. Однако Джилз, который, по его собственным рассказам, смолил как паровоз с десяти лет, плевать хотел на все эти предрассудки. Он курил и на улице, и дома, и в гостях – хотя в гости его как раз приглашали редко. Там, где курить по каким-либо причинам было строжайше запрещено – как вот сейчас в аэропорту, – он совал в рот незажженную сигарету и всем своим видом показывал, что, если он не нарушает дурацких антиникотиновых законов, то ничто не мешает ему их презирать.
Он увидел Джеймса издалека и послал ему обаятельнейшую из своих знаменитых кривых ухмылок – сигарета при этом повисла у него на губе как приклеенная. Ки-Браса всегда интересовало, как Джилз ухитряется проделывать такой трюк, но спросить напрямую он, разумеется, не мог.
– Привет, чиф, – буркнул Деймон Джилз, крепко сжимая ладонь Ки-Браса своей лопатообразной лапищей. – Как поживает в-задницу-трахнутая-Корея?
– Великолепно поживает, дружок. С тебя десять евро в общую кассу – ты опять выругался.
Это была инициатива Аннабель, заместителя Джеймса по оперативной работе и главной стервы Вселенной по совместительству. По крайней мере, последним титулом ее величали ребята из Одиннадцатого отдела – за глаза, разумеется. «Холодная как лед и острая как бритва» – сказал однажды старый Адам Сноуфилд, а он-то умел заглянуть человеку в нутро. Придя в отдел прямиком из аналитической службы «Бритиш Петролеум», леди Флетчер некоторое время выслушивала большие и малые загибы сотрудников, брезгливо морща аристократический носик, а затем внесла смелое предложение – платить штрафы за сквернословие. Сумма штрафа при этом зависела от воображения любителя обсценной лексики – примитивный «fuck» обходился в символическую сумму в один евро, конструкции посложнее оценивались от пяти до десяти евро, а отдельные умельцы порой выкладывали до полусотни. Система, как ни странно, оказалась жизнеспособной, ругаться в отделе стали поменьше, но в кассе все равно почти всегда имелась некая сумма, на которую время от времени закатывались пирушки в «Лисе и гончих» – излюбленном пабе сотрудников Агентства.
– Неужели, чиф? – Джилз выглядел праведником, облыжно обвиненным в массовом совращении малолетних. – Ну, если вы говорите...
Он быстро набрал комбинацию цифр на широком браслете, украшавшем левое запястье.
– Готово, я обеднел на целых десять монет. Черт, мне было бы куда как приятнее с ними расстаться, если б я знал, что вы привезли из Кореи хорошие новости и нам есть что отпраздновать нынче вечером. Как у нас с хорошими новостями, чиф?
Он шел на шаг впереди своего начальника, распахивая перед ним двери служебного сектора – крепко сбитый, широкий, резкий в движениях мужчина. Джеймс знал его почти четверть века – в тридцать первом году Деймон был сержантом морской пехоты на крейсере «Веллингтон», где проходил службу двадцатилетний Ки-Брас. В те поры Джилз спуску ему не давал – гонял молодого морпеха, словно призового жеребца на эпсомском дерби, но все по делу. Пустых придирок он себе не позволял, правда, за серьезные провинности и спрашивал строго. А весной тридцать второго, в первый месяц Войны Возмездия, когда ВМФ Евросоюза блокировал египтян и ливийцев у Порт-Саида, сержант Деймон Джилз вытащил отрезанного от основной группы десанта Ки-Браса прямо из-под носа у бешеных федаинов из бригады Зеленого Знамени и тем самым спас не только от смерти, но и от чудовищных пыток. Ки-Брас не забыл этого – он никогда не забывал ни хорошего, ни дурного, – и, когда пришло время и у него появились соответствующие возможности, он отыскал своего сержанта в маленьком городке Лоушир-на-Эйвоне, где тот тренировал крикетную команду графства, и предложил ему работу в Агентстве. Не самое хлебное место, да и работенка беспокойная – поначалу Джилза приписали к службе физического воздействия, то есть, называя вещи своими именами, к пушечному мясу. Но сержанту морской пехоты, осатаневшему от гражданской жизни, и СФВ казалась синекурой. Несколькими годами позже, став шефом Одиннадцатого отдела, Ки-Брас перетащил Джилза к себе в команду, где тот на удивление быстро и легко прижился. Аннабель даже заявила как-то, что проще представить себе Одиннадцатый отдел без его начальника, нежели чем без старого курильщика и сквернослова Деймона Джилза.
– Новости есть, сержант, – ответил Джеймс, дождавшись, пока его провожатый обернется через плечо (никогда не говорить с человеком, если он стоит к тебе спиной, – одна из изюминок аристократического воспитания). – Хорошие они или нет, станет ясно позднее, но с пирушкой в любом случае придется подождать. Визирь сейчас в конторе?
– Прилетел два часа назад и сидит у себя в кабинете, гордый, что твой индюк. Ходят слухи, что он чуть ли не лично давил на кнопку, отдавая приказ спалить этот гребаный «Гавриил» к чертовой матери. Только, сдается мне, он сам эти слухи и распускает.
Директор Агентства по борьбе с терроризмом Эдвин Рочестер, девятый граф Корнуолл, получил прозвище «Визирь» в подарок от умников из аналитической службы. Прозвище необидное, если не знать скрытой игры ассоциаций – краснолицый обладатель трех подбородков, Рочестер был действительно похож на надутого индюка. Индюк же по-английски «турецкая птица», «turkey», а от турков рукой подать до Османской империи с ее султанами и визирями. Очень характерное для головастиков развлечение – придумывать прозвища с двойным, а то и тройным дном. Джеймс в свое время потратил немало сил, чтобы узнать, как аналитики называют его самого, но до истины так и не докопался.
– Это удачно, – сказал он. – Хорошее настроение Визиря – это то, что нам сейчас нужно. Поехали в контору.
В связи с ночными событиями в городе был ужесточен режим безопасности, и воздушные сообщения в радиусе трех миль от Букингемского дворца отменили на неопределенное время. От аэропорта до Виктория-стейшн Ки-Брас и Джилз добрались на скоростном монорельсе, а остаток пути проделали пешком.
Оставив позади три поста охраны, на каждом из которых им сканировали сетчатку глаза и задавали одни и те же идиотские вопросы, Ки-Брас обернулся к Джилзу.
– Собери ребят в отделе – всех, кто сейчас свободен. Свяжись с Аннабель и передай ей, что она должна немедленно явиться сюда. Сам будь готов вылететь в любой момент. Можешь задать вопрос.
– Вылететь куда? – сразу же спросил сержант. В глазах у него явственно заплясали озорные искорки, и Джеймс без особого удивления понял, что Деймон Джилз совершенно счастлив. – Меня вот что интересует, чиф, – теплые вещи брать или там и так жарковато будет?
– Готовь зимний комплект. Может, нам действительно придется попотеть, но климат там не курортный. Все, сержант, выполняйте.
Он дождался, пока тяжелые шаги Джилза затихнут в глубине затянутого зеленой ковровой дорожкой коридора, обернулся и, показав личный значок охраннику четвертого поста, прошел в приемную Эдвина Рочестера.
– Привет, Джеймс, дорогуша, – величественно произнесла миссис Форрестхилл, восседавшая за внушительных размеров конторкой (кто-то из головастиков пошутил, что в тумбы конторки встроены два пулемета на турелях – точь-в-точь как у одного из руководителей немецкой разведки в сороковые годы прошлого века). Шутка была красивая, но Ки-Брас знал, что ничего, кроме большого количества старых ненужных бумаг, в тумбах найти нельзя. Двадцать лет назад, когда он пришел на первое собеседование в Агентство, миссис Форрестхилл – совершенно, кстати, с тех пор не изменившаяся – чопорно осведомилась, не извинит ли ее мистер Ки-Брас, если она оставит его буквально на пять минут. Минуту или две Джеймс рассматривал гравюры на стенах, а потом какой-то бес толкнул его к конторке, похожей на оставленную защитниками огневую точку. Для начала он изучил разложенные прямо на жидкокристаллической панели терминала бумаги – в надежде отыскать там что-нибудь, имеющее отношение к его досье. Затем быстро открыл верхний ящик левой тумбы – он оказался битком набит файлами с ксерокопиями авиабилетов и квитанций об уплате штрафов за парковку в неположенных местах. Ничего интересного не обнаружилось и в других отделениях стола – если не считать книги «Путь паломника» с неразрезанными страницами. Тогда Джеймс быстро задвинул ящики на место и отошел от конторки, опередив вернувшуюся миссис Форрестхилл на двадцать секунд.
Несколько позже общительные специалисты из мнемохирургической службы, проводившие
