Приободрив себя, Дженова набрала полную грудь воздуха и направилась в большой зал. Многие из домочадцев уже встали. Некоторые сидели за столами, развлекаясь разговорами, игрой в кости или шахматы, другие перекусывали вчерашним хлебом и элем, желая заморить червячка до наступления дневной трапезы.
– Матушка!
Это был Раф. Его зеленые глаза сверкали.
– Мы собираемся поискать Рейвен с котятами. Хочешь пойти с нами?
«С нами?» Дженова повернулась в надежде увидеть поблизости Генри. Он насмешливо улыбнулся, словно ждал с ее стороны осуждения за привязанность к ее сыну, не подозревая, что это ее особенно радует и является одной из причин отказа выйти замуж за Алфрика, человека весьма легкомысленного.
– Я бы пошла, милый, но мне нужно кое-что обсудить с лордом Болдессаром, – сказала она Рафу, устремив взгляд на Генриха.
Должно быть, он прочел в ее лице напряжение, потому что его черты заострились, а глаза сузились.
– Хочешь, чтобы мы подождали?
Господи милостивый, да! Дженова переборола слабость и страх. Открытое, улыбающееся лицо Рафа все еще было обращено к ней. Дженова не хотела, чтобы он стал свидетелем сцены, которую собиралась сейчас устроить. Пусть лучше побудет с Генри, как можно дальше от разозленного Болдессара.
– Я… нет, Генри, нет. Найдите Рейвен с котятами. Я сама справлюсь с лордом Болдессаром.
Генрих кивнул и, продолжая следить за ней глазами, подошел ближе.
– Постарайся добиться хороших условий для своего брачного контракта. Выгодных для тебя и Рафа, а не для милорда Болдессара, – сказал он.
Генрих думал, что она собирается обсуждать с Болдессарами свадьбу. Откуда ему было знать, что она изменила решение. Дженова чувствовала, что Генриху вряд ли понравятся сложности, которые наверняка возникнут теперь в их взаимоотношениях.
– Лорд Генрих, нам надо идти, – нетерпеливо сказал Раф.
Генрих взял мальчика за руку, продолжая смотреть на Дженову. Она заставила себя улыбнуться:
– Да, Генри, идите. Я справлюсь.
Еще мгновение поколебавшись, Генри быстро поклонился и оставил ее.
Дженова закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, снова повернулась к большому залу.
Ее взгляд тотчас наткнулся на лорда Болдессара. Он стоял у помоста, нетерпеливо похлопывая перчатками по ладони. Его белокурые дети находились тут же, уставившись на Агету, пытавшуюся вовлечь их в разговор. Дженова знала, что Болдессар побывал спозаранку на конюшнях – один из грумов рассказал ей – и нашел, к чему придраться, хотя это его никоим образом не касалось. Видимо, он уже считал себя хозяином Ганлингорна.
От этих мыслей Дженова испытала прилив облегчения, развеявшего немного ее дурные предчувствия. Она правильно поступает, отказывая Алфрику. Она не сомневалась, что смогла бы удержать лорда Болдессара на расстоянии, но это истощало бы ее терпение и дурно влияло на характер. Он был настоящий придира, а придир она не жаловала. Решимость Дженовы окрепла. Она устала от Болдессара, от его холодных взглядов и плохо, скрываемого презрения.
Будет лучше, если в Ганлингорне он больше не появится.
Придав походке уверенность, она прямиком направилась к маленькой группе, кивнув по дороге Рейнарду. Лорд Болдессар встретил ее угрюмой гримасой и вежливо ответил на приветствие, сопроводив его резким кивком головы. За ним эхом отозвался приглушенный голос его дочери, красоту которой несколько портило бледное, осунувшееся лицо. Стоявший подле нее Алфрик поклонился, но ничего не сказал. Его обнесенные тенью глаза и бледность указывали, что и он провел бессонную ночь.
Не слишком радостное собрание.
– Миледи.
Агета улыбалась, но ее глаза смотрели проницательно. Агета будет недовольна, когда узнает, что Дженова намерена порвать с Алфриком. Он ходил у Агеты в любимчиках. Но Дженова не собиралась угождать фрейлинам.
– Агета, не оставишь ли ты нас на минуту? Мне нужно кое-что сказать лорду Болдессару.
Агета вопросительно посмотрела на нее и нехотя отошла на другой конец зала.
– Милорд, – начала Дженова охрипшим голосом, – не желаете ли присесть на секунду? Мне нужно вам кое-что сказать.
Они стояли несколько обособленно, что позволяло им беседовать без риска быть услышанными. С другой стороны, ее слуги находились достаточно близко, чтобы Дженова чувствовала себя в безопасности. Сам факт возникновения подобных мыслей – что, даже находясь у себя дома, она подвергается потенциальной опасности – лишний раз подтверждал правильность принятого ею решения.
– Ваши слуги непочтительны, – заявил барон и, взмахнув плащом, тяжело опустился в кресло.
– Агета не служанка, она дочь…
– Я не об этой маленькой глупышке. Я отчитал вашего грума, слишком долго возившегося сегодня утром с моей лошадью, а он ответил мне сердитым взглядом. Ваша челядь нуждается в твердой, руке, вы слишком снисходительны к ним. Впрочем, это свойственно всем женщинам.
– В самом деле?
