я чувствую, что мы уже давно знакомы.
— Какие такие обстоятельства? — спросил мистер Рэнсом.
— Еще немножко терпения, — успокоил его Мартин.
Мистер и миссис Рэнсом ожидали в темноте, пока молодой человек возился с замком.
— Я сейчас немного проясню обстановку, — пошутил он, и комнату залило светом.
— Входите, — сказал он и засмеялся.
Усталые, грязные, полуослепшие от яркого света, мистер и миссис Рэнсом сделали шаг вперед и… очутились в собственной квартире.
Все было точно так, как в тот вечер, когда они пошли в оперу. Ковер, софа, стулья с высокими спинками; точь-в-точь их кофейный столик, фанерованный ореховым шпоном, с резными бочками и витыми ножками, со свежим номером «Граммофона» на столешнице. Не было забыто и вышивание миссис Рэнсом — оно лежало на краю дивана, куда она положила его без четверти шесть, перед тем как пошла переодеваться в тот поистине незабываемый вечер. Здесь на кофейном столике стоял стакан, из которого мистер Рэнсом выпил капельку чего-то, что должно было придать ему сил во время первого действия «Cosi» и край которого (миссис Рэнсом провела по нему пальцем) все еще оставался липким.
Стоявшие на каминной полке старинные дорожные часы, которые подарили мистеру Рэнсому на двадцатипятилетие службы у «Селви, Рэнсома, Стила и К°», пробили шесть, но миссис Рэнсом не поняла, были ли это тогдашние шесть или сегодняшние. Лампы горели как в тот вечер.
— Я знаю, нельзя попусту жечь электричество, — имел обыкновение говорить мистер Рэнсом, — но свет может отпугнуть случайного вора.
На столике в коридоре лежала вечерняя газета: мистер Рэнсом оставил ее для миссис Рэнсом — обычно она читала газету за кофе утром следующего дня.
Если не считать картонной тарелки с остатками недоеденного холодного карри, которую Мартин аккуратно задвинул ногой под диван, пробормотав «Прошу прощения», всё, каждая мелочь, были на своем месте; казалось, Рэнсомы вернулись к себе, в свою квартиру в Нэсби-мэншнз, на Сент-Джонз-Вуд, а не попали в ангар, в промзону на окраине черт знает чего.
От дурного предчувствия, с которым миссис Рэнсом выезжала днем, не осталось и следа; она ощущала одну только радость; счастливая, она бродила по комнате, улыбалась и издавала «ахи!» и «охи!», беря в руки то одну, то другую милую сердцу вещицу, порою протягивая ее мужу, чтобы и он мог ею полюбоваться. Мистер Рэнсом, со своей стороны, также был растроган, особенно когда увидел свой старый сиди-плеер, старый верный сиди-плеер, как он был склонен думать о нем сейчас, далеко не чудо света — что верно, то верно, — а почтенный старичок, но все равно преданный и старомодный; да, приятно было видеть его снова, и мистер Рэнсом даже дал послушать миссис Рэнсом обрывочек «Cosi».
Наблюдая за этим «воссоединением семьи» с улыбкой чуть ли не горделивой, Мартин спросил:
— Всё в порядке? Я старался сохранить всё как было.
— О да, — отозвалась миссис Рэнсом, — идеально.
— Поразительно, — вырвалось у ее мужа.
Миссис Рэнсом кое-что припомнила:
— Я оставила жаркое в духовке.
— Да, — сказал Мартин. — Я съел его с удовольствием.
— Оно не пересохло?
— Самую малость, — заверил ее Мартин, провожая Рэнсомов в спальню. — Наверное, надо было поставить на тройку.
Миссис Рэнсом, кивая в знак согласия, заметила на туалетном столике обрывок бумажного полотенца (ей вспомнилось, что у них тогда кончились «Клинекс»), которым она промокала помаду — снимала излишек с губ — три месяца тому назад.
— Кухня, — объявил Мартин, как будто они могли не найти туда дорогу: кухня была точно там, где ей и следовало быть, только керамическая форма для жаркого, теперь пустая и вымытая, стояла на сушилке.
— Не знал точно, куда ее поставить, — сказал Мартин извиняющимся тоном.
— Всё в порядке, — заверила его миссис Рэнсом. — Я держу ее здесь, — она открыла шкафчик рядом с раковиной и отправила туда форму.
— Я так и думал, но не хотелось рисковать. — Мартин засмеялся, и миссис Рэнсом засмеялась в ответ.
Мистер Рэнсом нахмурился. Молодой человек держался довольно вежливо, хотя и не без фамильярности, однако все это веселье начинало отдавать бесстыдством. В конце концов, речь шла о преступлении, и отнюдь не мелком; здесь находилась похищенная собственность — как она тут оказалась?
— Чаю? — спросил Мартин.
— Спасибо, нет, — ответил мистер Рэнсом.
— С удовольствием, — ответила его жена.
— Нам нужно поговорить, — произнес Мартин.
Миссис Рэнсом никогда не доводилось слышать эту фразу в реальной жизни, этот молодой человек предстал перед ней в новом свете: она догадывалась, что у него на уме. Догадывался и мистер Рэнсом.
— Давайте, — сказал мистер Рэнсом решительно, усаживаясь за кухонный стол и намереваясь сделать первый ход: бросить в лицо этому безмерно самоуверенному молодому человеку вопрос, что все это значит.
— Возможно, — сказал Мартин, ставя перед миссис Рэнсом чашку чаю, — вы сами захотите мне сказать, что все это значит. При всем уважении, как говорится.
«Это уж слишком», — подумал мистер Рэнсом.
— Возможно, — взорвался он, — при всем уважении, это вы мне скажете, с какой стати вы надели мой вязаный жакет.
— Ты его почти не носил, — сказала миссис Рэнсом. — Чудесный чай.
— Не в этом дело, Розмари. (Мистер Рэнсом очень редко называл ее по имени — только когда хотел, так сказать, зарезать без ножа.) А также мой шелковый шарф.
— Ты его вообще не надевал. Говорил, что у тебя в нем простецкий вид.
— А мне он потому и нравится, — подхватил Мартин радостно. — Пошловат. Однако все хорошее когда-нибудь кончается, как известно. — И он неторопливо (и без тени раскаяния, как отметил про себя мистер Рэнсом) снял с себя кардиган, развязал шарф и положил то и другое на стол.
Надпись на футболке Мартина, которая раньше лишь мелькала сквозь прикрывавшую ее одежду, теперь, освободившись от камуфляжа, бесстрашно предстала во всей своей красе: «Приспичило? Надевай ‘Джиффи’[17]!» А в скобках: «иллюстрация сзади». Мистер Рэнсом тотчас передвинулся на край стула, чтобы загородить от жены оскорбляющее взор зрелище, миссис же Рэнсом немного откинулась на своем стуле назад.
— На самом деле, — сказал Мартин, — мы воспользовались лишь одной-двумя вещами. Началось с вашего коричневого пальто, которое сначала я примерил просто смеха ради.
— Смеха ради? — переспросил мистер Рэнсом: комическая сторона этого предмета его гардероба до сих пор была ему неведома.
— Да. Но теперь я полюбил его. Оно потрясающее.
— Оно вам велико, — пробурчал мистер Рэнсом.
— Знаю. Потому и потрясающее. Клио считает, что у вас по-настоящему хороший вкус.
— Клио? — спросила миссис Рэнсом.
— Моя подруга.
Но, заметив, что у мистера Рэнсома от злости глаза лезут на лоб, Мартин пожал плечами:
— В конце концов, вы сами дали нам зеленую улицу.
Он отправился в гостиную, вернулся с папкой и положил ее на кухонный стол.
— Может, вы объясните мне, — сказал мистер Рэнсом с пугающим спокойствием, — по какой причине наши вещи находятся здесь?
И Мартин объяснил. Только объяснение это мало что дало, и, когда он закончил, дело почти не
