— Почему?
Он потрогал у себя под мышкой и махнул рукой в сторону комнаты.
— Это все ее.
— Чье?
Он указал на порванное письмо.
— Это она переделала все это. Она интерьерный дизайнер. Или недавно была дизайнером. Теперь у нее ранчо в Перу.
— Крупный рогатый скот?
— Лошади.
— О, — восхитилась миссис Рэнсом. — Это прекрасно. Немногие на такое способны.
— На что «такое»?
— Сначала быть интерьерным дизайнером, а потом… потом разводить лошадей.
Он задумался над сказанным:
— Нет, она всегда была такой. Очень порывистой, понимаете. — Он обвел взглядом комнату. — Вам нравится?
— Ну, немного странно, — призналась миссис Рэнсом. — Но обилие пространства мне нравится.
— Да, пространство потрясающее. Невероятное.
Миссис Рэнсом не совсем это имела в виду, но о понятии пространства была наслышана немало, поскольку это бесконечно муссировалось в дневных телепередачах, где речь шла о том, как остро нуждаются люди в пространстве, как важно, чтобы у них не было недостатка в личном пространстве и как ни в коем случае нельзя нарушать границы чужого пространства.
— Она тут все переделала, — сказал он, — а потом конечно въехала сюда.
— И вы почувствовали, — сказала миссис Рэнсом, — и вы почувствовали, что она вторглась в ваше пространство (фраза эта в ее устах звучала так натужно, как если бы то были ее первые слова на языке урду).
В знак согласия он направил в ее сторону одну из своих несравненных стоп.
— Вот именно. Вот именно. Взять, к примеру, эту дерьмовую коляску…
— Я помню такие, — подтвердила миссис Рэнсом.
— С виду это, конечно, коляска, — кипел он, — но откуда мне было знать, что это только с виду коляска и что находится она тут не как коляска, а как артобъект. И что стоять она должна ровно на этом дерьмовом месте. И из-за того что я сдвинул ее, кажется, на полдюйма, мадам озверела. Стала грозить, что все отсюда вывезет. До нитки. Как будто мне не все равно. А, в общем, все это уже история.
Поскольку
— У мужчин свои потребности.
— Вы правы.
— Вам больно?
— Мне
Миссис Рэнсом с мудрым видом закивала в ответ.
— Она расстроилась? — спросила она, чувствуя, что очень хочет потрогать его за ногу.
— Послушайте, эта женщина всегда была чем-то расстроена. — Он посмотрел в окно.
— Когда она вас бросила?
— Не помню. Потерял счет времени. Месяца три назад, может, четыре.
— В феврале, — подсказала миссис Рэнсом. Это был не вопрос, а утверждение.
— Да, в феврале.
— Хэнсон, Рэнсом, — проговорила она. — Не так уж похоже, но, думаю, если вы из Перу…
Он не понял — да и как ему было понять? — поэтому она рассказала ему все, начав с начала: как они вернулись из оперного театра, как вызвали полицию, как совершили марш-бросок в Эйлсбери… — всю историю от и до.
Когда она смолкла, он сказал:
— Да-а, похоже на Палому. Она может выкинуть такое. Чувство юмора у нее своеобразное. Вот вам и Южная Америка.
Миссис Рэнсом закивала, как будто любые несуразности в ее рассказе можно было отнести за счет особенностей территории и общеизвестного непостоянства ее обитателей: колдовская сила пампас, протяженность Амазонки, ламы, пираньи — что значило какое-то ограбление в Северном Лондоне в сравнении с подобными явлениями? И все же одна вещь не давала ей покоя:
— Но кто мог все это перенести и расставить с такой точностью?
— О, это очень просто.
— Техобслуга? — не поняла миссис Рэнсом. — Чернорабочие, что ли?
— Нет, ребята, которые разъезжают с музыкальными ансамблями и готовят площадки к концертам. Поработали отмычкой. Сделали снимки. Разобрали мизансцену в вашей квартире, собрали ее в Эйлсбери. Наверное, в команде был и декоратор. Чем-нибудь похожим они все время занимаются. Никаких проблем, никаких забот… при условии, что вы платите как следует. — Он подмигнул. — Во всяком случае, — он обвел взглядом скудную обстановку своего жилища, — тут им особо трудиться бы не пришлось. У вас в квартире так же просто?
— Не совсем, — замялась миссис Рэнсом. — В нашей… потруднее.
Он пожал плечами:
— Она могла заплатить. Она богатая. В любом случае, — сказал он, поднявшись с софы и взяв миссис Рэнсом за руку, — мне очень жаль, что вы из-за меня настрадались.
— Нет, — возразили миссис Рэнсом, — это было не так плохо. Сначала — немного чудно, но я старалась найти во всем этом что-то положительное. И, мне кажется, я в результате повзрослела, понимаете?
Они стояли рядом с коляской.
— У нас тоже была такая. Когда-то, — миссис Рэнсом тронула коляску. — Очень недолго. — Она не касалась этой темы тридцать лет.
— У вас был ребенок?
— Его бы звали Доналд, — продолжала миссис Рэнсом, — но до имени дело не дошло.
Не поняв, что означает это признание, молодой человек тронул рукой свой сосок и пошел провожать ее в вестибюль.
— Спасибо, что объяснили мне тайну, — сказала она и легко коснулась (это был самый смелый поступок в ее жизни) его обнаженного бедра. Она готова была к тому, что он отпрянет, но ничего подобного — в его повадке ничего не изменилось, он улыбался и держался совершенно раскованно. Но, должно быть, тоже почувствовал, что ситуация требует чего-то особенного, потому что взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
Как-то днем несколько недель спустя миссис Рэнсом на подходе к Нэсби-мэншнз — она возвращалась с покупками — заметила фургон у крыльца, а пересекая нижний вестибюль, обратила внимание на молодого человека, у которого на голове красовалась широкополая шляпа с пером, а на шее висел хомут. Впереди он толкал коляску.
— Он что, переезжает? — полюбопытствовала она.
— Да, — тот облокотился на коляску. — Опять.
— И часто такое происходит?
— О чем вы, леди? Этот парень переезжает, как другие по нужде ходят. А это все — он показал на коляску, хомут, шляпу — отправляется на свалку. Похоже, мы теперь будем китайцами.
— Давайте, я вам помогу, — и с этими словами миссис Рэнсом забрала у него ручку коляски, которая застряла в дверном проеме, свезла ее по пандусу, и, дожидаясь, пока он отправит остальное добро в фургон, стояла и слегка покачивала ее.
— Немало годков прошло с тех пор, как вы возили такую же, — сказал он, забирая у нее коляску.
Она поднялась со своими покупками на крыльцо и оттуда наблюдала, как он перекладывает мебель