Голы и босы

проходила мимо десятки раз — да и могло ли быть иначе? Ведь он находился на полпути между ее домом и главной улицей, Сент-Джонс-Вуд [10]; помнила она, конечно, и как его открывали — на месте магазина тканей и детского трикотажа, куда она часто и охотно захаживала прежде. Его держала некая мисс Дорси, у которой она время от времени покупала приглянувшуюся салфетку для подноса, рулончик пластыря «Силко», а чаще всего — то, что тогда называлось гигиеническими поясами и продавалось в упаковках из простой оберточной бумаги. Когда в конце 60-х магазин закрылся, миссис Рэнсом ощутила тревогу и растерянность, но как-то раз, робко переступив порог «Тимоти Уайте», испытала истинное потрясение, обнаружив, какой громадный рывок за последнее время совершило производство товаров интимного назначения — что никак не отражалось на допотопном ассортименте магазинчика мисс Дорси, среди редеющей клиентуры которой миссис Рэнсом была чуть ли не единственной покупательницей данного товара. Она и сама знала, что старомодна, но дело не обходилось и без толики снобизма: ей казалось, что есть какой-то шик в том, чтобы получить требуемое без слов, из рук терпеливо, страдальчески улыбающейся мисс Дорси (ее улыбка означала: «Наше общее женское проклятие»), чем просто снимать его с одной из разномастных полок в «Тимоти Уайте». Впрочем, «Тимоти Уайте» вскоре повторил судьбу мисс Дорси: его с потрохами съел «Бутс». Однако «Бутс», это она понимала, все же был на голову выше соседней аптеки «Сьюпердраг», где уж точно не было ничего шикарного.

После закрытия магазинчика мисс Дорси (которую однажды днем нашли лежащей ничком на прилавке: с ней случился удар) там ненадолго воцарилась пустота; но как-то раз по дороге к Хай-стрит миссис Рэнсом увидела, что заведение перешло к какому-то азиату, продавцу фруктов и овощей, и перед окном на тротуаре, где никогда ничего не стояло, кроме детских колясок и тележек редких покупательниц, теперь были выставлены ящики неведомых плодов земли: батата, папайи, манго и прочего, а вокруг громоздились мешки, мешки, у которых, подумала миссис Рэнсом, охотно будут задирать ножку собаки.

Поэтому отчасти из верности мисс Дорси, а отчасти потому что место это, по правде говоря, было не в ее вкусе, миссис Рэнсом до нынешнего дня никогда сюда не заглядывала, но, чтобы не тащиться в сотый раз на Хай-стрит, решилась зайти и спросить, нет ли обувного крема (признаться — и она призналась бы в этом первая — сейчас у Рэнсомов имелись куда более неотложные нужды, но мистер Рэнсом был особенно щепетилен по части обуви). Хотя миновало больше двадцати лет, магазинчик явственно сохранил былой облик, помнившийся ей со времен мисс Дорси: конечно, появился рефрижератор и охлаждающий стеллаж, но в остальном мистер Энвер использовал прежнее оборудование, приспособив его к новым целям. Ящики, где прежде хранились благородные предметы досуга: образцы и узоры вязания, вязальные крючки, шторы и драпировочные ткани, — теперь служили вместилищем для лепешек наана и питы; пряности и специи вытеснили детские чепчики и башмачки, а полки и вместительные выдвижные ящики, где прежде прятали чулки, женское трикотажное белье, грации и бюстгальтеры, теперь были до верху засыпаны рисом и нутом.

Миссис Рэнсом не верилось, что в магазине есть средства для обуви (кто тут носит нормальную обувь?), но она так устала, что решила зайти спросить. Правда, ей (вернее, мистеру Рэнсому) требовался буро-красный крем цвета свернувшейся крови, что, смутно подумалось ей, может быть, нарушает религиозные запреты, но кругленький, жизнерадостный мистер Энвер протянул ей — будьте любезны — несколько коробочек на выбор, а когда она стала платить, то приметила щеточку для ногтей, необходимую в ванной, да и помидоры выглядели соблазнительно, и еще стоило купить лимон; тем временем обнаружилось, что в магазине продается кухонная утварь, и она раскошелилась на дуршлаг. Обычно неразговорчивая миссис Рэнсом поймала себя на том, что, расхаживая по магазину, выкладывает этому толстенькому и доброжелательному бакалейщику свои секреты: объясняет, почему делает такие странные, не сочетающиеся между собой покупки. А он в ответ улыбается и сочувственно кивает, в то же время подсовывая ей другие товары, которые ей непременно понадобятся взамен исчезнувших и которые он с удовольствием предоставит ей. «Они вас лишили и дома, и крова, эти мерзавцы. Вы не знаете, куда и откуда идете. Вам нужна жидкость для мытья посуды и одно из этих средств, чтобы туалет стал местом покомфортней».

Дело кончилось тем, что она сделала с дюжину покупок — столько ей было не унести, но и это оказалось легко преодолимо, потому что мистер Энвер привел своего сынка из квартиры над магазином («Надеюсь, я не от Корана оторвала его», — подумалось ей), и он сопроводил миссис Рэнсом до дома — шел рядом в своей крохотной беленькой шапочке с картонной коробкой в руках.

— Наверное, бракованный, — заявил потом мистер Рэнсом. — На этом они и делают прибыль.

Миссис Рэнсом не вполне понимала, какой такой брак бывает в обувном креме, но ничего не сказала.

— Глядишь, — обронила она позже, — будет доставка.

— Ты хочешь сказать, — посуровел мистер Рэнсом (то был давнишний камень преткновения), — что, как ты надеешься, магазин будет доставлять заказы на дом. «Глядишь, будет доставка» означает, что заказы — дело рискованное: захотят — доставят, не захотят — не доставят (что, впрочем, тоже было верно).

— Как бы то ни было, — парировала миссис Рэнсом, — он открыт до десяти вечера.

— Он может себе это позволить, — сказал мистер Рэнсом. — Наверное, никому не платит. Я предпочитаю «Маркс и Спенсер».

Вообще-то говоря, она тоже. Но однажды она заглянула к Энверу, потому что ей захотелось к обеду манго, в другой раз купила себе папайю; конечно, не бог весть какое геройство, но все-таки отступление от правил — робкие шаги в сторону неведомого, о чем она, слишком хорошо знавшая своего мужа, благоразумно не распространялась.

Друзей у Рэнсомов было мало, гостей они звали редко — мистер Рэнсом твердил, что людей ему хватает на работе. Но в тех редких случаях, когда миссис Рэнсом, встретив кого-нибудь из знакомых, отваживалась признаться, что они пережили настоящий ужас, к ее великому удивлению, неизменно выяснялось, что все знают, что такое кража, по собственному опыту. И хотя ни одна такая история, как понимала миссис Рэнсом, не была столь необъяснимой и чудовищной, как их, с которой, по чести говоря, все эти совершенно заурядные кражи не шли ни в какое сравнение, никто из знакомых решительно не замечал разницы и лишь пережидал, пока она доскажет свое, считая, что это неизбежная прелюдия к их собственному рассказу. Она поинтересовалась у мистера Рэнсома, обращал ли он на это внимание.

— Да, — коротко бросил он в ответ, — считается, что в кражах нет ничего особенного.

Разумеется, так оно и есть, однако, в этом он уверен, — не в столь невероятных, всеобъемлющих и грандиозных, как эта.

— Украли всё, — посетовал он Гейл, своей многолетней секретарше, — всё до нитки.

С Гейл, высокой, унылой особой, у которой не было, по его выражению, «всех этих глупостей» — иначе говоря, женственности, чего мистер Рэнсом терпеть не мог, — он обычно находил общий язык. Будь Гейл попроще, она бы посочувствовала мистеру Рэнсому, и дело с концом, но, подобно всем остальным, она пустилась вспоминать историю собственного ограбления, приговаривая: «Удивительно, что это случилось только сейчас»; почти всех ее знакомых уже давно обокрали хотя бы раз, а ее свояка, мозольного оператора из Илфорда, так того обчистили дважды, причем один раз грабители вломились в дом, когда все сидели перед телевизором.

— Почти неизбежное следствие подобного происшествия — эмоциональный шок. Проявляется он по- разному. Часто после грабежа выпадают волосы — да-да, а вот у моей сестры началась жуткая экзема. И заметьте, — не унималась Гейл, — одни мужчины.

— Что одни мужчины? — не понял мистер Рэнсом.

— Воры — одни мужчины.

— А женщины пробавляются магазинными кражами, — попытался отбиться мистер Рэнсом.

— Да, но не до такой же степени! Они же не крадут все подчистую.

Не уверенный в своей победе, поскольку представлял более слабую сторону в споре, а потому взвинченный и раздосадованный, мистер Рэнсом решил попытать счастья у мистера Пардоу из соседней фирмы, но — с тем же результатом.

— Полностью обчистили? Скажите спасибо, что вас дома не было. Моего стоматолога и его жену семь часов держали связанными; они не нарадуются, что дело не дошло до изнасилования. Маски-шоу, уоки- токи. Это теперь бизнес такой. Я б их всех кастрировал.