— Сначала нужно переодеться в сухое, согреться, а потом и поужинать, — говорила она девочке на ходу.
Кэт вернулась к ним в старом платье Адели. Потом им принесли суп и свежие, теплые хлебцы, а потом Адель отвела Кэт в свою детскую, где уложила в постель и пела ей, пока девочка не уснула. Когда она вернулась к столу, все уже было убрано.
Она нашла Алехандро в гостиной, сидящим возле гигантского камина, в очаге весело трещали поленья, и от пламени по стенам плясали причудливые тени.
— Еще не согрелся? — спросила она. — Не хочешь выпить вина?
— Кажется, я уже никогда не высохну и не согреюсь, — сказал он.
— Да, это проклятие нашего острова. — Наливая вино, она вздохнула. — Я никогда не была в Испании, но говорят, будто там тепло даже зимой.
Она наклонилась, стараясь не пролить прозрачную темную жидкость, и отблеск огня вдруг упал на рубиновый крест. Рубин вспыхнул красным, глубоким, похожим на вино цветом, и Алехандро неожиданно обрадовался этому сходству.
Сидя возле камина, Алехандро старательно записывал все, что видел у матушки Сары, и Адель помогала ему восстановить все мелочи ритуала: что делала знахарка и что говорила. Когда было записано все до последнего слова, Алехандро нарисовал портрет старухи. Он подписал внизу: «матушка Сара» — и показал Адели.
— Очень похоже, — сказала она. — По-моему, ты уловил самый дух.
— Боюсь, ее дух не очень-то и уловишь, но забуду я его не скоро.
Закрыв тетрадь, он отложил ее в сторону.
Огонь согревал снаружи, вино — изнутри, и постепенно Алехандро почти забыл про усталость и горечь и, откинувшись на подушки, смотрел на Адель, которая взялась расчесывать свои роскошные волосы. Он позволил себе понаслаждаться этой картиной, мечтая о том, как бы они жили, если бы Адель ему принадлежала. Он смотрел, как она распустила волосы и они густыми волнами рассыпались по плечам, и догадался, что Адель сделала это нарочно, чтобы стать для него еще желаннее. Ей это удалось, и сердце его забилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди: он понял, что и эту ночь они проведут вместе. «Господи Боже, — взмолился он, — сделай так, чтобы наше путешествие никогда не закончилось».
Адель поднялась из кресла перед камином, подошла и устроилась возле его ног на мягком ковре, положив голову ему на колени. Густая волна ее волос накрыла его, и он погрузил свои пальцы в прохладные, нежные, восхитительно душистые струи, и счастью его не было конца.
Она приподняла голову, и он хотел было запротестовать, но она прижала палец к его губам.
— Молчи, — сказала она, — я хочу, чтобы твои губы были заняты вовсе не разговорами.
Она опустилась к нему на колени и обняла, приникнув к дрожавшему Алехандро всем своим нежным телом, и они слились в поцелуе, глубоком и страстном, забыв о времени. Одна минута прошла или десять, он не сумел бы ответить на этот вопрос, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Адель положила ему на плечи ладони, и пальцы ее медленно двинулись вниз. Алехандро напрягся, почувствовав прикосновение к вороту рубашки, и похолодел от страха при мысли, что она вот-вот обнаружит клеймо.
«Скажи сам, — велел он себе, — признайся, пока не поздно!»
«Адель, прости мне ту ложь, которую я сейчас тебе скажу. Я хочу только лишь одного, я хочу сохранить любовь», — беззвучно произнес он. Он поймал ее руки и остановил, сжимая со всей доступной ему нежностью. Она посмотрела на него вопросительно, не понимая, почему он воспротивился ее ласке.
— Адель, — осторожно начал он. — У меня есть шрам, и боюсь, тебя испугает его уродство.
Отстранившись немного, она с тревогой спросила:
— О каком шраме ты говоришь?
Алехандро расстегнул верхнюю пуговицу и слегка отодвинул ворот, так что Адель был виден только розовый край клейма, успевшего хорошенько зажить.
Адель ахнула:
— Боже мой, откуда он у тебя?
Алехандро устал от вранья, но выбора у него не было. Скажи он правду, ему пришлось бы расстаться с надеждами и любовью.
— Я попал в одну переделку по пути в Авиньон из Испании. В результате я был обезображен, и мне не хотелось бы больше об этом говорить. Умоляю тебя, попытайся меня понять. Я не мог себя заставить рассказать тебе о нем, потому что он мне и самому противен, и я думал, он оттолкнет тебя. К тому же мне не хотелось тебя пугать. — И, опустив глаза, он добавил: — Теперь ты знаешь о моем унижении. Прости мою скрытность.
К невероятному его облегчению, Адель ответила:
— Ты получил шрам не по своей воле. Мы не будем о нем говорить, но лишь по той причине, что для меня он не имеет никакого значения.
Позже, в ее постели, юные любовники наслаждались друг другом и говорили совсем о другом, порой краснея в темноте. Их искренний союз не имел государственного значения, они были просто двумя людьми, всем сердцем хотевшими счастья.
Он до того привык видеть во сне Карлоса Альдерона, что в те ночи, когда тот не появлялся, ему будто чего-то уже и не хватало. Когда под утро щеки его коснулись тонкие теплые пальцы, Алехандро подумал, что это ему тоже снится. Но прикосновение было настойчивым, и наконец он открыл глаза. Возле своей постели он увидел Кэт.
— У меня болит горло, — простонала она, взявшись рукой за шею.
Он взглянул на нее внимательнее и, к ужасу своему, увидел на подбородке синеватые пятна.
Он хотел было тотчас вскочить, отбросить одеяло, но в последний момент вспомнил, что на нем одна только тонкая ночная рубаха.
— Кэт, — сказал он тогда девочке. — Вы должны сделать в точности все, как я скажу. Немедленно возвращайтесь в постель, а я приду, как только оденусь как подобает. Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь по пути, не разговаривайте со слугами. Дышите неглубоко, и, если захочется кашлять, постарайтесь сдержать приступ.
В ее взгляде был страх, но она послушно кивнула и двинулась прочь из тускло освещенной комнаты, тихо шлепая по полу маленькими ногами. Алехандро взглянул на спавшую рядом Адель и решил ее не тревожить, по крайней мере до тех пор, пока не выяснит стадию болезни Кэт. Быстренько натянув штаны, он бросился искать седельную сумку с дарами матушки Сары, а потом отправился в кухню за миской и ложкой.
Войдя в бывшую детскую Адели, он увидел девочку, и сердце его сжалось от того, какой крохотной она казалась на огромной постели. Занавески полога были открыты, и он опустил их все, кроме одной, с той стороны, которая была ближе к двери.
— А теперь, моя прекрасная леди, позвольте мне осмотреть вашу шейку, — сказал он. — Придется развязать ворот, но я не оскорблю вашей скромности. Мне интересно видеть лишь вашу шею.
Осторожно он нажал на темное пятно.
— Больно, когда я нажимаю? Кэт поморщилась, и он убрал руку.
— Больно. Под мышкой тоже болит.
Он поднял ей руку, прощупал подмышечную область. Сердце упало, когда он нащупал уже заметную припухлость.
«Да будь проклято все, что летает, бегает, ползает! — в гневе подумал он. — Да будь проклят сам Дух Святой!»
Он услыхал за спиной шорох и, повернувшись, увидел в дверях Адель.
— Полежи немного, детка, я скоро вернусь, — сказал он девочке и, опустив полог, подхватил фрейлину под руку и повлек ее прочь из комнаты.
Глаза ее были полны страха, на ходу она спросила:
— Судя по твоему виду, у нас плохие новости?
