Дневник черной смерти

ярдов.

— Судя по его запискам, чуть дальше.

— Судя по запискам, да. Но на самом деле… Это было симпатичное маленькое строение. Крытая соломой крыша, оштукатуренные стены, грубый деревянный пол. Просто позор, что пришлось его сжечь. Но у нас не было выбора — только так можно было остановить распространение заразы.

Они прошли в дальний конец поляны.

— Вот это место. — Джейни топнула ногой по участку земли рядом с торчащим из нее валуном. — Прямо здесь. Мы пробурили почву и вытащили маленький клочок рубашки. Остальное, скорее всего, по- прежнему здесь.

Алекс задумался, а потом, явно взволнованный, посмотрел на мать.

— Я хочу выкопать рубашку. Давай купим лопату.

Он повернулся, собираясь уйти, но Джейни потянула его за рукав.

— Алекс, нет.

— Здесь лежит часть меня.

— Понимаю. Но, пожалуйста, оставь все, как есть. Части тебя раскиданы по всему миру. Не физически, нет; части твоего воздействия. Ты продолжил начатое Алехандро Санчесом, смело подступаясь к решению проблем, за которые никто больше не рискует взяться, создавая новую технологию, новые методы… «МедГлоб» — замечательная организация, и это твое детище. А через тебя и его. Этого вполне достаточно. — Она помолчала. — По-моему, это будет лучший итог.

Алекс Томас Макалестер молча стоял на том месте, где более тридцати лет назад его «мать», Джейни Элизабет Кроув, выкопала крошечный клочок зараженной одежды и тем самым выпустила на улицы Лондона чуму. Рубашку, частью которой был этот клочок, во времена «черной смерти» закопал здесь человек, чей генетический материал использовали, чтобы Алекс появился на свет.

История завершилась.

— Пошли домой, — сказал он.

Глава 37

Август 1394 года

Чтобы заставить коня остановиться, сэру Джеффри Чосеру пришлось сказать по-французски:

— Arrêtez!

Дело в том, что этот конь, в отличие от оставшегося в Англии любимца Чосера, был обучен понимать лишь французские команды. Они остановились на затененной деревьями дороге, которая тянулась вдоль северного берега Луары, в нескольких милях к востоку от Нанта. Он держал в руке обветшалый пергамент. На нем было приведшее его сюда стихотворение, написанное почерком, который он безошибочно узнал даже спустя долгие годы.

Седовласая дама в годах, которая здесь обитает,
О прошедших давно временах каждый день вспоминает
И хотела бы знать, как ее старый друг поживает.
Сдался ли он, невзгодам судьбы уступая,
Или, как прежде, душа у него молодая.
Так о многом хотелось бы ей рассказать.
Она тяжко вздыхает: как бы его повидать?
Может, под дубами сплетенными им повстречаться?
Он бывал там, когда помогал ей к свободе прорваться.
Но, увы, в ту страну ей дорога закрыта.
Новый король, как и прежний, таит на нее обиду.
Скрыться от короля! Такого там не прощают
И снова повсюду охотничьих псов рассылают,
Но где она затаилась, они никогда не узнают.
Поэтому старому другу вот что она предлагает
(если он, как и прежде, подсказку легко разгадает):
В трех милях восточнее замка де Ре проходит дорога.
Там он ее и найдет — если на то будет воля Бога.

Внизу мирно текла река, в лесу чирикали птицы. Чосер услышал стук копыт, лишь когда конь оказался совсем рядом. Повернувшись на звук, он увидел человека в плаще с поднятым капюшоном, уверенно сидящего на серой в яблоках кобыле.

Он развернул коня и подскакал к всаднику.

Нет, к всаднице; она откинула капюшон и улыбнулась.

При виде ее у Чосера перехватило дыхание.

— Мадам… Каль.

— Да, я по-прежнему ношу это имя, сэр Джеффри.

Он рассмеялся.

— Вот не думал, что весть о моем рыцарском звании распространится так далеко.

— Все новости распространяются, дай только время.

Некоторое время он молча рассматривал ее. Тронутые сединой волосы в целом сохранили тот блестящий золотистый цвет, который он помнил со времен их молодости. На лице появились морщины, но меньше, чем он ожидал. Скулы были такие же высокие, губы полные, а голубые глаза блестели даже в полумраке леса.

— Ах, мадам, у меня просто дыхание перехватило, потому что вы по-прежнему прекрасны. Наверно, мне не следовало удивляться этому.

— Чистое везение, — ответила она, по-девичьи залившись краской. — Время пощадило меня, да и отец научил, как поддерживать здоровье, и я старательно следую его советам. Даже сейчас, когда его больше нет.

— О господи! Я не решаюсь спросить…

— В прошлом году у него случился удар.

— Мне очень жаль. Он был замечательный человек.

Она снова улыбнулась и кивнула.

— Хорошая смерть, если это слово здесь уместно. Хотелось бы и мне уйти так же быстро.

— А ваш сын, как он поживает?

— Хорошо, с уверенностью могу сказать. Он живет со мной, не так далеко отсюда.

Чосер не знал, как сформулировать следующий вопрос, учитывая то, как необычно сложилась их жизнь.

— И чем он… занимается?

— Изготавливает мебель и другие вещи из дерева. С безупречным мастерством.

— В таком случае вам есть чем гордиться. Но вы никогда… В смысле, вы не…

— Вышла снова замуж? — Она рассмеялась. — Нет. Чтобы быть хорошей женой, нужно оставить семью, а у меня не было такого желания. Вы знаете, что собой представляет моя семья, и, уверена, понимаете меня. — Она опустила взгляд, как бы под наплывом воспоминаний. — А как ваша жена? До нас доходили слухи, что она прекрасная женщина.

— Скончалась семь лет назад. — Теперь настала очередь Чосера повесить голову. — Наш брак нельзя было назвать идеальным, но то, что говорилось насчет нее, истинная правда — она была добрая, славная женщина. Если у нас что и не сложилось, это целиком моя вина. Да простит меня Бог, время от времени в