Джейни смотрела в микроскоп. В первом из недавно привезенных Майклом образцов наблюдался тот же уровень бактериальной активности. Она вздохнула и начала готовить к просмотру другой образец, когда услышала позади голос:
— Мама?
Это был ее сын; как его и учили, он стоял на пороге лаборатории, дожидаясь разрешения войти.
— Входи, милый, — сказала она. — Только не трогай вот эти стекла.
Он подошел к ней, но руки держал при себе.
— Что ты делаешь?
— Проверяю образцы, которые привез Майкл.
— И как идут дела?
«Такой взрослый, — подумала она. — Слишком взрослый». Джейни стянула перчатки и развернула кресло в сторону сына.
— Неплохо. Вот только мне не нравится то, о чем говорят эти образцы. За пределами нашего лагеря много бактерий.
— Везде?
— Не знаю. Скорее всего, нет, но точно это неизвестно, поэтому нужно проявлять осторожность.
— Ох!
Судя по унылому выражению лица Алекса, это известие огорчило его не вообще, а по какой-то вполне конкретной причине.
— Что такое?
— Я надеялся, что образцы скажут, что снаружи больше нет бактерий.
— Я тоже.
Он даже не догадывался, как сильно она надеялась на это. Мальчик помолчал.
— Я хочу пойти с папой, когда они отправятся за ячейками.
«Когда рак на горе свистнет, — такой была первая мысль Джейни, но она сдержалась и промолчала. — Он не ребенок и может скакать на коне не хуже меня. Это его мир; он заслуживает того, чтобы увидеть его. Но там так много опасностей!»
Она подумала об Алехандро, о его путешествиях и о риске, которому он в них подвергался.
— Я поговорю с папой, — сказала она, — но пока ничего обещать не могу.
— Здорово! — Алекс в возбуждении подпрыгнул. — Ладно, пойду займусь математикой.
Он выбежал, такой довольный, каким она уже давно его не видела.
Итак, решено было добраться до ближайшей вышки сотовой связи в долине. Поедут Том, Лейни, Джеймс и… Алекс. Эван останется.
С собой взяли одну-единственную лошадь, нагрузив ее припасами, инструментами и снаряжением; склон слишком круто уходил вниз, по крайней мере вначале, чтобы скакать по нему верхом. По-весеннему влажная земля скользила, и у путников ушло почти все утро, чтобы добраться до относительно ровной местности. Алекс неутомимо описывал вокруг взрослых круги. До озера добрались в середине дня, а перед самым закатом и до вышки.
Первое, что сделал Том, — достал свой бинокль и вручил его Джеймсу; тот посмотрел в него на верхушку вышки.
— Ух ты, солнечные! — Джеймс широко улыбнулся. — Нужно лезть.
Алекс стоял рядом с раскрошенным цементным основанием вышки и, затенив глаза, смотрел вверх.
— Туда? — спросил он с ужасом.
— Да, — ответил Джеймс.
— Кто?
— Ты. Разве не за этим мы взяли тебя с собой? — Увидев изумление на лице Алекса, он улыбнулся. — Первоапрельская шутка.
— Что?
— Сегодня первое апреля, день дурака. В этот день всегда дурачат друг друга, и никто не обижается на это.
Алекс по-прежнему непонимающе смотрел на него.
— Вижу, ты не в курсе.
Джеймс углубился в объяснения, и тут из маленькой палатки вылез Том.
— Ужин! — Он расстелил коврик и разложил на нем обернутые тканью свертки.
Они поели зернистого хлеба с холодной свининой и джемом.
— Давайте продумаем, с чего начнем завтра утром, — предложил Джеймс.
Трое взрослых, как прежде Алекс, посмотрели на верхушку вышки.
— Мы уже обсудили это, — сказал Том. — Лезу я, вы остаетесь на земле. Если с вами что-нибудь случится, вся эта затея потеряет смысл.
Джеймс, и прежде недовольный таким решением, снова начал возражать.
Лейни спросила Тома:
— Вы уверены, что хотите лезть?
Он сделал глубокий вдох; не то чтобы он так уж хотел, но…
— Да, — ответил он. — Вы будете следить за моим подъемом в бинокль и подсказывать мне, если понадобится.
В угасающем свете дня они обсудили очередность действий Тома, которому предстояло снять и опустить ячейки. Когда солнце скрылось за горизонтом, все улеглись спать. Им предстоял нелегкий день, и нужно было как следует отдохнуть.
Пристегнув веревку к поясному ремню, Том начал семидесятифутовый подъем на вершину вышки. Он обматывал предохранительный трос вокруг опорных колышков и медленно карабкался, через каждые несколько футов останавливаясь, чтобы передохнуть, но не слишком надолго, помня, что время ограничено. На то, чтобы добраться до самого верха, у него ушло около получаса.
Он глянул вниз, на землю, и его охватил страх. Нахлынула волна головокружения, он со всей силой вцепился в опорный столб.
«Не смотри вниз, не смотри вниз, — твердил он себе. — Просто делай, что нужно, и возвращайся на твердую землю».
Наконец, снова обретя присутствие духа, он поднял взгляд на ячейки. Они были установлены на выступающих из центра столба перекладинах тремя блоками, по шесть в каждом. К удивлению Тома, между двумя верхними блоками втиснулось чье-то гнездо. Разглядеть, обитаемо ли оно, не представлялось возможным.
Отмотав значительный кусок закрепленной на поясе веревки, Том сделал на конце петлю, накинул ее на один из блоков и принялся отвинчивать крепежные болты. Один за другим они поддавались, хотя не без усилий с его стороны; что ни говори, восемь лет к ним никто не прикасался.
Он медленно опустил на землю первый блок ячеек; Алекс, страстно желающий быть полезным, тут же бросился к нему. Джеймс держал блок, а мальчик развязывал веревку и, покончив с этим, слегка дернул ее, давая понять, что все в порядке и можно снова поднимать.
Том осторожно выбрал веревку наверх, снова закрепил ее на поясе и занялся вторым блоком. Поднявшийся ветер дул в спину, и Том для устойчивости прислонился к столбу. Отворачиваемые болты мерзко скрипели, и этот звук заглушил для Тома яростный крик орлицы, летящей к гнезду, чтобы покормить своих птенцов. Медленно опуская второй блок, Том глянул вниз. До земли блоку оставалось еще футов двадцать, и все, кто стоял у основания башни, смотрели вверх, затенив глаза от солнца и следя взглядом за покачивающимся грузом.
Алекс первым увидел орла, когда тот был на расстоянии всего нескольких секунд полета от его отца. Мальчик никогда прежде не видел такой большой птицы — если не считать индюков, но те и летать-то толком не умели.
