— Но не мог же я, мама, — сказал Реджинальд с холодным достоинством, — оставить этим комнатам имена людей, которые предали свои идеалы, и в братоубийственной борьбе стали действовать заодно с буржуазными правительствами.
— Разумеется, — прошептал я.
— Заметьте, — сказала леди Флора примирительно, — что Реджинальд — очень хороший сын, и я слишком его люблю, чтобы мешать ему делать то, что доставляет ему удовольствие. Но все-таки, согласитесь, эти постоянные изменения очень неприятны для хозяйки дома. Прислуга путается, и когда у нас на вилле гости, она приносит утренний завтрак для комнаты Андре Лебея в комнату Горького. Это несносно! И потому я потребовала от Реджинальда, чтобы впредь он давал нашим комнатам лишь имена революционеров уже покойных. На их-то счет можно быть спокойными, они уж не отрекутся от своих идеалов, чтобы сделаться министрами в буржуазных кабинетах.
Антиопа не принимала участия в этом споре. Стоя у окна, она барабанила пальцами по стеклу, за которым сад постепенно тонул в вечерней мгле.
Лорд Реджинальд подкрался к ней и вдруг схватил за руки.
— Ну, так как же, прекрасная заговорщица, по-прежнему — 24 апреля?
— Что? — спросила она.
— Да осуществится пророчество Донегаля! Не правда ли, в этот день должны вы опрокинуть нас в море?
— Да, — сказала она каким-то чужим голосом.
— Да? Слышите, господин Жерар? — сказал Реджинальд, которого, по-видимому, задело равнодушие Антиопы.
— Слышите? И не думайте, что это — шутка. Это совершенно серьезно. Ведь вы же в курсе ирландских дел, — объясните мне, потому что, кажется, сам я никогда не пойму. Чего, собственно, хотят ирландцы? Лучшего устройства суда? Более свободных таможенных порядков? Школ? Госпиталей? Так пусть же скажут. Мы только того и хотим, чтобы быть им приятными...
Я вежливым жестом отклонил от себя его просьбу.
— Ну, скажите вы, Антиопа, — сказал юноша, — разве вам не хорошо?
— Лично мне — да.
— Но в таком случае...
— В таком случае!..
— Господи, до чего я ненавижу подобные споры, — сказала леди Флора. — Какие вы дети! Нельзя их на две минуты оставить одних, господин Жерар, чтобы они не принялись говорить о политике. Что же это будет, когда некому будет им мешать!
В будуаре стало темно. Я не различал уже лиц Антиопы и Реджинальда. Леди Флору, которая сидела против окна, я еще видел. Кончив свою фразу, она значительно мне улыбнулась.
Лорд Реджинальд настаивал.
— Вы не ответили мне, Антиопа. Действительно, 24 апреля — день вашего рождения и, следовательно, срок исполнения пророчества Донегаля?
— Вы это сами так же хорошо знаете, как я, — сказала она.
— Хорошо! Мама, мне пришла мысль сыграть с Антиопой одну шутку. 23 апреля — Пасха. Мы устроим в этот день бал, чтобы отпраздновать день ее рождения. И она непременно должна прийти, она должна быть здесь в тот момент, когда займется заря 24 апреля. Конспирация станет невозможной, бедненькая моя Антиопа! Будем танцевать, и я хочу, чтобы вы открыли бал с моим другом, полковником Гартфилдом, командующим гарнизоном в Трали. Ведь в случае восстания, именно на него была бы возложена приятная честь арестовать вас.
Юноша хлопал в ладоши. Ему казалось, что он придумал великолепную шутку.
— Согласны, Антиопа?
— Да успокойтесь вы, Реджинальд, — сказала леди Арбекль, слегка встревоженная тем оборотом, какой принимал разговор.
Но он не унимался.
— Согласны? 23 апреля, в одиннадцать часов?.. Я приглашу всех наших друзей из окрестностей. Мы будем ужинать...
— А если у нас будут в это время гости в Кендалле, вы разрешите и их привести? — сказала Антиопа. — Видите, я принимаю ваше приглашение.
— Браво! — закричал Реджинальд. — Вот это революция, которая так хорошо начинается. Конечно, само собой разумеется, господин Жерар будет нашим гостем.
— У нас еще будет случай до того повидать господина Жерара, — сказала леди Флора.
В это время в посиневшее от сумерек стекло окна взглянули и стали расти желтые пятна двух фонарей. По парку ехал экипаж.
Реджинальд подошел к окну.
— Одна из ваших карет, Антиопа: правит Ральф. Он за вами.
— Не знаю слуги преданнее этого Ральфа, — сказала леди Флора.
Она повернула выключатель. Всюду засветились огни, — в чашах, аквариумах, в многоцветных фонарях.
Мы встали. Антиопа и лорд Арбекль прошли вперед, в переднюю.
На секунду я остался с леди Флорой вдвоем. Левой рукой она оперлась о наличник двери, прислонила к нему свою красивую белокурую голову. Я был совсем близко около нее.
— Благодарю вас, за то, что вы пришли, — сказала она.
Я молчал.
— Надеюсь, что вы и еще приедете, — добавила она.
Так как я по-прежнему молчал, она сказала:
— ... Что вы и еще приедете, — если, конечно, вам разрешат.
Я взял ее за руку.
— Завтра, — прошептал я сдавленным голосом.
Она усмехнулась.
— Завтра? Скоро. Нет, не завтра. Я одна. Реджинальд отправляется в Трали к своему обожаемому полковнику Гартфильду. А впрочем, почему же? Приходите, если не боитесь соскучиться. Буду ждать вас к обеду, в половине восьмого.
Мы обменялись этими немногими фразами шепотом, очень наскоро. Мы были уже в передней, Антиопа надевала еще шляпу.
Карета проехала приблизительно километр по Кендаллской дороге. Антиопа заговорила.
— Ральф, — обратилась она к управляющему.
Он слегка задержал лошадей. Шум колес стал тише.
— Ральф, я говорила с леди Арбекль. Она согласна отдать распоряжение своему управляющему, чтобы Тому Лалли дали еще отсрочку. Он заплатит лишь в сентябре. А до тех пор могут быть перемены.
Она еще прибавила:
— Дело против старой Мэдж, которую накрыли, когда она собирала дрова в парке Клэйр, прекращено. Вы будете так любезны, Ральф, и успокоите этих бедняков.
Управляющий поклонился и опять пустил лошадей рысью. Помолчав немного, графиня Кендалль спросила:
— Были в Трали, Ральф?
— Да был, ваше сиятельство, на смотре добровольцев, и чтобы назначить день следующего сбора для упражнений и стрельбы.
— Все там благополучно?
— Вполне, ваше сиятельство.
— Значит, вы были в Трали?
— Был в Трали и на обратном пути подумал, что ваше сиятельство, может быть, еще в Клэйре. Хорошо, что догадался. А то в Клэйре — только автомобили, а я знаю, какое отвращение питаете вы, ваше сиятельство, к этому способу передвижения.
