Вальштейн взял с собой все деньги.
Совершенно почерневший Кохбас выпрямился.
– Деньги? Какие деньги?
– Да деньги из кассы. У него же был ключ.
Пошатываясь, Кохбас добрался до угла комнаты, где стоял маленький железный шкаф.
Генриетта Вейль покачала головой.
– Не стоит смотреть. Ничего там нет.
– Сколько осталось?
– Что-то около ста лир. Он все забрал.
Кохбас снова опустился на стул.
– Как это случилось? Скажите мне, расскажите.
– На следующий день после вашего отъезда он уехал в Каиффу. Дора Абрамович его сопровождала. Ей якобы нужно было сделать какие-то покупки. Оба должны были вернуться в тот же день. Вечером их не было. На следующий день тоже. Я стала беспокоиться. Позвонила в Каиффу. Дору видели на рынке, где она покупала чемодан. Вальштейн сейчас же по приезде взял по чеку деньги в Англо-Ливанском банке.
– По чеку? По какому чеку?
– Да по чеку интендантства Сирийской армии.
– Он инкассировал чек?
– Разумеется. За этим он и поехал в Каиффу…
– И эти деньги он увез с собой?
– Конечно.
Кохбас вытер себе виски.
– Значит, у нас не осталось ни гроша, ничего?
– Ничего.
– Вы уже заявили об этом? – через несколько минут спросил, запинаясь, Кохбас.
– Я уведомила полицию об исчезновении двух членов колонии. О деньгах я умолчала. Так лучше, не правда ли?
– Да. А здесь знает кто-нибудь об этом?
– Пока никто, за исключением Михаила Абрамовича. Я была вынуждена все рассказать ему, конечно, со всевозможными предосторожностями. Он держал себя с достоинством. Что же до остальных… Мы еще успеем…
– Да! – в отчаянии воскликнул Кохбас. – Мы еще успеем объявить им, что им нужно разойтись по другим колониям.
Генриетта Вейль заломила свои худые, бледные руки.
– Неужто?
– О! Вам это известно так же хорошо, как и мне. «Колодезь Иакова» умер.
– Разве в Иерусалиме нельзя получить денег?
Он сурово покачал головой:
– Нет. Мне это известно лучше, чем кому-либо другому.
Точно погребальный пепел засыпал узкую комнатку, и встала в нем великая скорбь сионизма.
– До первого февраля надеяться не на что, – добавил Кохбас. – А как дожить до этого? Нет! Повторяю вам, все кончено.
Но тут заговорила все время молчавшая Агарь:
– А если, – сказала она, – мы обратимся к барону?
IX
В «Колодезе Иакова» так никогда и не узнали, что сталось с двумя беглецами. Полиция не хотела заниматься таким пустячным делом. Исаак Кохбас решил не подавать жалобу. Того же мнения придерживались Агарь, Генриетта Вейль и даже Михаил Абрамович, выказавший во время этой истории похвальную стойкость.
Иов, сидящий на земле, не мог похвастаться таким ясным спокойствием, с каким Михаил Абрамович принял волю Всевышнего, лишившего его супруги.
Прибегнув к правосудию, колония отнюдь не могла рассчитывать на получение денег обратно. Слухи привели бы к скандалу, что только усилило бы непоправимый моральный вред.
Целую неделю Исаак Кохбас и Генриетта Вейль не могли прийти к определенному решению.
Бедняги все еще не верили в реальность катастрофы. Быть может, все это любовная шутка, не имеющая никаких последствий, и Игорь Вальштейн вернется. Или совесть заставит их вернуть дань.
Помощник Керенского не оправдал этих надежд.
