придворным дамам ей не удастся. Однако господин Исидор, обретший вместе с богатством и отвагу, быстренько разыскал ризничего этой церкви, и тот за золотую монету провел их через служебные помещения в исповедальню, откуда они пусть и в страшной тесноте, но могли разглядеть всех дам, которые их интересовали. Рядом с исповедальней как раз сидели герцогиня де Креки, вторая статс-дама королевы, и маркиза де Монтеспан, первая статс-дама и казначейша покойной. Началась панихида, и мадемуазель Леони убедилась, что Его величества короля на ней нет. Но нет и Шарлотты!
Тем не менее им пришлось досидеть до конца долгой и пышной церемонии, которая никак не могла закончиться из-за торжественной проповеди Боссюэ. Было жарко, как в печке, мучительно было находиться в тесноте даже таким сухоньким и невысоким людям, как Леони и Исидор. Но они все-таки как-то пристроились в исповедальне: мадемуазель на узенькой лавочке, а господин Исидор на полу.
Когда наконец гроб опустили в крипту и герольдмейстер провозгласил: «Королева скончалась! Королева скончалась! Королева скончалась! Молитесь за ее душу!», присутствующие, следуя установленному порядку, стали расходиться, однако не без некоторой сутолоки — господа и дамы торопились отыскать свои кареты, чтобы отправиться поужинать.
Наши дорогие заговорщики тоже покинули свой укромный уголок, потирая колени и затекшие поясницы. Мадемуазель Леони была чернее тучи: неподобающее отсутствие Людовика на похоронах супруги и непонятное исчезновение молодой женщины, которая из одной только благодарности должна была бы до последней минуты оставаться со своей госпожой, пробудили в ее душе самые черные подозрения. Неужели Альбан прав, а ревность впервые и жизни оказалась прозорливой? Что, если счастливая пара вкушает плоды счастливой любви под узорной семью Фонтенбло?
— Это не только немыслимо, но и неприлично! — подвела она вслух итог своим размышлениям.
— Мы с вами мыслим совершенно одинаково, просто слово в слово! — мягко присоединился к ней господин Исидор. — Даже если кажется святотатством воображать Его величество и нашу дорогую девочку резвящимися в тот миг, когда королеву предают земле, ничего другого мы вообразить с вами не можем. Вся королевская семья была сегодня здесь: дофин и дофина, брат короля с супругой, сестра короля, все принцы, все принцессы, даже все бывшие любовницы во главе с маркизой де Монтеспан, я уж не говорю о чиновниках и придворных... Университетские профессора и те пришли! О чем тут можно говорить!
— Погодите! — прервала его Леони. — Дайте мне минутку подумать!
— О чем, бог мой?
— Подождите, прошу вас.
Исидор замолчал, и они направились к карете, как вдруг мадемуазель Леони остановилась посреди улицы.
— Я знаю, кого еще не было на похоронах.
— Кого же?
— Мадам де Ментенон — вот кого! Я жила в Сен-Жермене достаточно долго, много раз видела ее и хорошо запомнила. И говорю совершенно определенно: по своему положению она должна была находиться среди придворных дофины, как-никак являясь ее статс-дамой, но она... отсутствовала!
— Разумеется, она должна была быть здесь, но мне было бы любопытно узнать, что вы об этом думаете. Если они обе в Фонтенбло, то скажу вам честно, мне трудно поверить, что Его величество, слушая благонравные поучения одной, не посягает на добродетель второй.
Мадемуазель Леони покраснела от гнева.
— Извольте замолчать! Честь молодой женщины не предмет для шуток!
— Но я не шучу, я пытаюсь разобраться в ситуации.
— Я тоже пытаюсь, но, быть может, у нас обоих разыгралось воображение? Ментенон — дама не первой молодости и могла просто-напросто заболеть. Стоит нестерпимая жара, и в воздухе явно пахнет грозой...
— Не спешите, не спешите! Вы плохо разбираетесь и женщинах, особенно такого сорта! Если бы король был здесь, она непременно находилась бы рядом, даже если была бы при смерти. Я хоть и не бываю при дворе, но зато читаю газеты и, стараясь быть и курсе событий, захожу иной раз в кабачок...
— Посещаете злачные места? Только этого не хватало!
От насмешливой улыбки длинный нос Сенфуэна дю Булюа приблизился к острому подбородку.
— Дорогая Леони, — весело начал он, — никогда не поверю, что стаканчик-другой вина или чего- нибудь покрепче, пропущенные в кабачке, могут вас привести в негодование. Пить там не более предосудительно, чем дома, но зато в веселой компании можно узнать все новости. Лучше скажите, что мы теперь будем делать?
— Вернемся на улицу Ботрей, разумеется! Но вы знаете... мне пришла в голову одна мысль!
— Она точно вас не покинет, если вы поделитесь ею со мной, — пообещал Исидор, ободряя пожилую даму.
— А что, если я попрошу аудиенции у герцогини Орлеанской? Шарлотта много лет была у нее на службе, а сама она дружила с королевой. Вы сами видели, как она плакала на похоронах. К тому же я дама знатного происхождения, — добавила мадемуазель Леони, гордо выпрямляя спину. — Для нее не будет унизительным принять меня.
— Она приняла бы вас в любом случае! Герцогиня Елизавета — добрейший человек и самая доступная из королевской знати. Мы проедем с вами через Пале-Рояль и узнаем, там ли герцогиня.
— А если она не в Париже?
— Заедем перекусить в хорошую харчевню — заметьте, я не говорю о кабачке, — и отправимся в Сен-Клу. Хотя не скрою от вас, что я предпочел бы, чтобы вы встретились в Париже.
— Почему?
— Потому что и герцогиня, и герцог охотно выслушивают парижан, они доверяют им, чувствуют с ними связь, в противоположность королю, который их боится и презирает.
Самым трудным оказалось отыскать карету. Не только церковь, но и близлежащие улицы были запружены народом. Панихида длилась так долго, что вокруг церкви собралась большая толпа желающих помолиться за королеву. В конце концов разыскать карету им помог Фромантен. Он отвел лошадей в тупик, взгромоздился на каменную тумбу на углу улицы и принялся махать руками, подавая знак хозяину. Мадемуазель Леони со вздохом облегчения опустилась на подушки сиденья. Однако их неприятности на этом не кончились. Выбраться из толпы тоже оказалось немалым подвигом, и, когда они доехали до улицы Ботрей, было уже одиннадцать часов вечера.
Глава 2
Смерть, внушающая подозрения
На следующий день, когда мадемуазель Леони приехала в Пале-Рояль, ее ожидало серьезное огорчение. Герцог и герцогиня Орлеанские уехали, но не в Сен-Клу, что было бы еще не так непоправимо, а в свой замок в Виллер-Котре. В чудесных лесах этой местности герцогиня Елизавета страстно любила охотиться. Но до Виллер-Котре мадемуазель Леони уж точно не могла добраться. А после охоты в имении семейная чета должна была отправиться в Фонтенбло. Так что снова приходилось ждать.
Погруженная в невеселые мысли, Леони снова уселась и карету, которую ей любезно предоставил господин Исидор, и вдруг заметила своего домовладельца. Альбан стоял у решетки дворца и оживленно беседовал со своим начальником, господином де ла Рейни. Глава королевской полиции, внушавший парижанам немалый страх, считался самым осведомленным человеком во Франции, и мадемуазель Леони вдруг подумала, что и она не отказалась бы с ним побеседовать, тем более что сама имела случай убедиться в том, насколько он проницателен и сведущ. Но присутствие Альбана ей сильно мешало, ведь она поклялась ему никогда больше не произносить при нем имени Шарлотты. Леони была привязана к молодому человеку и дорожила своим положением у него в доме, поэтому она не решилась нарушить данную ему клятву, да еще таким вопиющим образом. Разумеется, она могла бы сама съездить в Шатле и попросить де ла Рейни о встрече, но Альбан снова мог оказаться там и, конечно же, воспринял бы ее настойчивость крайне болезненно и неодобрительно.
