– Эти пророчества я прочел на исполненных отваги лицах молодых солдат и их офицеров, многие из которых мне ровня! Я хорошо разглядел их в подзорную трубу.
– Держу пари, вы ими восхищаетесь.
– Да, я ими восхищаюсь. И если бы они не забыли о том, что король и королевство неразделимы с минуты коронования, я был бы рядом с ними. К несчастью, сброд в Париже требует смерти короля. И от этого отребья можно ожидать только самого худшего. И в этом большая доля вашей вины.
– Да как вы смеете! – крикнул герцог Брауншвейгский, побагровев.
– Разумеется, я смею! Если бы не ваш лишенный всякого смысла «манифест», не было бы ни событий 10 августа, ни страшного сентябрьского террора, когда три дня подряд лучших представителей нашей аристократии убивали сотнями и по улицам Парижа ручьями текла кровь. Никогда бы не был разорен дворец Тюильри и короля никогда не бросили в башню Тампля! Вам бы посмотреть на изуродованное тело принцессы Ламбаль, которой выпустили кишки и отрезали голову. Какой-то негодяй заставил перепуганного насмерть парикмахера завить волосы на этой голове. Теперь вы должны привести в исполнение ваши обещания. Вы допустили все это, и именно вы должны спасти то, что еще можно спасти!
– Это невозможно. Я не могу идти на Париж. Происходит столкновение множества интересов... Вы должны понимать...
– Интересы... – с горечью повторил де Бац. – Я могу, вне всякого сомнения, сказать вам, о чем идет речь. Вестерман приехал, чтобы напомнить вам об этом. Вы же масон, ваше высочество, не так ли? Вы даже Великий Магистр, избранный в Вилленсбаде. Надеюсь, память мне не изменяет? Вы масон, как я уже сказал, но и Дантон, и Дюмурье, и герцог Орлеанский, и его сын герцог Шартрский, и Уильям Питт, который ненавидит короля Франции и поклялся свести с ним счеты, все они тоже масоны. Вам дали понять, что масонские ложи требуют исполнения одного из их девизов: «Lilia рedibus destrue», что значит: «Топчите лилии ногами». Ведь речь идет о французских королевских лилиях, не правда ли? А потом другой монарх сможет занять опустевший трон. Кто это сделает? Брат короля, граф Прованский, который так ловко обходит все подводные рифы? Или герцог Орлеанский? Но в этом случае придется менять королевский герб. А почему бы это не сделать вам, принцу, женатому на английской принцессе?
Тяжелый кулак герцога Брауншвейгского с грохотом опустился на стол.
– Довольно, сударь! Я не позволю вам оскорблять меня! Уходите немедленно, или я прикажу арестовать вас!
– О да, я уйду, – вздохнул де Бац. – Теперь я знаю, чего мне следует ждать. Но прежде вы отдадите мне часть того, что получили в качестве оплаты...
Барон с мрачным удовлетворением заметил, что герцог побледнел как полотно.
– Оплаты?
– Да, вам заплатили, передав королевские бриллианты, похищенные с мебельного склада в Париже. Кражу прикрывал Дантон. Я не требую у вас вернуть все похищенное. Я лишь хочу, чтобы вы вернули мне орден Золотого руна Людовика XV. Мне он, возможно, поможет спасти короля. И не говорите мне, что его у вас нет. Мне все известно!
– Допустим! Но зачем мне возвращать вам его?
– Затем, что я считаю вас человеком чести, который не захочет стать сообщником бесстыдного вора. Остальное будем считать военными трофеями, но верните мне орден! И потом, я могу предложить вам компенсацию.
Де Бац раскрыл бархатную коробочку, и в свете свечей голубой бриллиант, найденный Питу, засверкал всеми своими гранями. Глаза у герцога загорелись.
– Что это?
– Один из голубых бриллиантов, принадлежащих королеве. Этот камень она купила недавно. Он крупнее того, которым она так дорожила. Но это не помешало бы ее величеству приказать изготовить из них подвеску, которые ей так нравилось носить. Говорят, что вы любили нашу королеву?
– Я редко встречал таких соблазнительных женщин, – прошептал герцог. Его настолько заворожили голубые блики бриллианта, что он стал размышлять вслух.
– Тогда это станет для вас напоминанием о ней, и, следовательно, камень приобретает еще большую ценность.
– У него есть название?
– Насколько я знаю, нет. Почему бы ему не называться «Брауншвейг»?
– Это мысль...
– И она мне кажется удачной. Итак, ваше высочество, что вы мне ответите? Вернете ли вы мне орден Золотого руна или лишите несчастного, оказавшегося в неволе короля его последнего достояния на земле, тем более что вы отказываетесь прийти к нему на помощь?
Герцог Брауншвейгский прошелся по комнате, посмотрел в окно, вернулся к портрету. Властный взгляд Людовика XIV притягивал его словно магнит, и герцог задержался перед картиной. Наконец с тяжелым вздохом он расстегнул мундир, достал из кармана кожаный мешочек, развязал шнурки и высыпал его содержимое на стол, покрытый сукном. Бац замер. Перед ним лежало то, что он так жаждал получить. Орден Золотого руна Людовика XV засверкал на бархатной ткани.
– Вот он! – скупо обронил герцог.
Но когда барон уже протянул было руку к ордену, герцог Брауншвейгский остановил его:
– Еще минуту! Как я могу быть уверен в том, что вы говорите правду и что эта драгоценность послужит делу спасения Людовика XVI?
– И что я просто-напросто не оставлю орден себе – вы ведь это хотели сказать? В этом вы действительно уверены быть не можете. Ваше высочество располагает только моим словом, но барон де Бретейль может подтвердить, что я человек чести, преданный душой и телом нашему монарху.
– Пусть так! Но все-таки вы мне солгали!
– В чем же я отступил от правды?
Герцог Брауншвейгский не торопясь вынул из кармана золотую табакерку, украшенную бриллиантами, достал понюшку табаку и явно наслаждался ею. Он словно не замечал заметного нетерпения своего собеседника. Наконец с улыбкой, которая барону показалась гримасой хищника, герцог сказал:
– Когда вы говорили о молодой женщине, которая вас сопровождает. Судя по всему, это одна из фрейлин Марии-Антуанетты, и она явно не американка. Так кто же эта дама?
Лицо де Баца стало суровым:
– Я не имею права говорить об этом. Этот секрет принадлежит только ей. Для меня она лишь дорогой, очень дорогой друг...
– Возможно, ваша спутница согласится поделиться своей тайной с принцем, преисполненным самых добрых намерений?
– Не думаю. Поймите меня, ваше высочество, Лаура Адамс – это новое воплощение... умершей! И никто не должен знать об этом!
– Что касается французов, то я должен с вами согласиться. Но... в эмиграции приближенной королевы нечего будет больше бояться, особенно если она будет находиться под моим покровительством.
– Напротив, ей придется всего бояться. Если ее узнают...
– Это возможно в Кобленце, в Майнце или Кельне, но только не в Брауншвейге. Там никогда не умели развлекаться, а ее высочество герцогиня управляет двором суровой рукой. И потом, почему бы нам не спросить саму очаровательную незнакомку?
– О чем? Предпочитает ли мисс Адамс остаться здесь с вами или вернуться в Париж со мной?
– Нет... – Герцог взял великолепное украшение. Оно заиграло в его пожелтевших от табака пальцах. – Давайте спросим у этой дамы, не согласится ли она остаться со мной, чтобы утешить меня после потери этого сокровища? Что вы об этом думаете?
– Что я никогда не считал вас способным на подобный торг! Это настоящая сделка и к тому же бесчестная, как мне кажется!
– Возможно... Но эта молодая женщина так мила! А в последнее время мне просто необходимо, чтобы мой взор услаждали приятные картины и... люди.
– Разве изображение короля Людовика XIV не кажется вам прекрасным?
– Нам, немцам, не приходится хвастаться хорошими отношениями с ним. Итак, отправляйтесь за вашей
