подавленного возгласа. В некогда красивом лице сейчас не осталось ничего человеческого: вспученная кожа, красные шрамы и гноящееся месиво вокруг двух отверстий для дыхания. Только зеленые глаза, как и раньше, излучали злобу. Молодая женщина выдавила из себя улыбку.
— Спасибо! — поблагодарила она. — Теперь я могу умереть. Вы получили по заслугам.
Полотняный шарик грубо затолкали ей в рот и привязали вторым платком. Затем Тангу схватился за конец веревки, чтобы вести Лауру, как собаку на поводке. Понталек последовал за ними.
Они вышли из башни и двинулись туда, откуда пришли сюда, но только, миновав цепь скал, на этот раз дошли до самого песка и направились к морю, отползшему настолько далеко, что пешком можно было добраться до скалы в форме огромного вертикального валуна — менгира. Мужчины привязали свою жертву к этому камню, больше похожему на пыточный столб.
— Вот так! — удовлетворенно произнес Понталек. — Пока море будет подступать, пока вас медленно накроет волна, у вас останется достаточно времени на любые молитвы! Что до меня, то с вашего позволения откланяюсь, а сам пойду посижу вон на том камне, чтобы не потерять ни минуты из этого спектакля… Ваша медленная агония наполнит радостью мое сердце!
Лаура была в отчаянии. Она ничего не сумела сделать, и последнее слово оставалось за этим мерзавцем! Полузадушенная платком, Лаура не могла вымолвить и слова. Теперь она понимала, как избавлялся он от несчастных девушек, о которых упоминал недавно. Он привязывал их здесь, а когда вода делала свое дело, убивая их, отвязывал и пускал плыть по течению среди водорослей и ракушек.
Она опять услышала насмешливый голос, на этот раз обращавшийся к Тангу:
— Можешь идти, Тангу! Я хочу в одиночестве насладиться этим спектаклем, я его слишком долго ждал!
И началось бесконечное ожидание. Лаура уже окоченела от холода. Одетая в легкое платье, она ощущала спиной влагу камня, покрытого мокрыми водорослями. Чувствовала она на себе и тяжесть жестокого взгляда, ликовавшего от ее скорой кончины, но более всего страдала Лаура от мысли, что она, принеся себя в жертву, все равно не спасет ребенка, что девочке грозит страшное рабство… И тогда она стала молиться изо всех сил, прося господа о том, чтобы хотя бы невинное дитя не постигла ее жестокая участь. Еще она пыталась рассуждать и хоть немного успокоиться: ведь Лали знала, что она здесь, и когда найдут ее труп, убийце будет трудно ускользнуть от расправы. Фужерею известно, что Понталек жив и где он находится. Они с Жуаном поднимут на его поиски всю округу. И тогда ему не уйти от возмездия. Только Лаура уже этого не увидит…
Поднялся ветер, резкий норд-вест, он должен быстрее пригнать сюда волны. Вода уже омывала ей ноги, и у нее было такое чувство, будто она здесь находится много часов. Моросил дождь, и Лаура уже не видела фигуры, сидящей на валуне чуть поодаль. Вот вода добралась до щиколоток, затем до верха сапожек, их кожа уже промокла насквозь, и крохотная надежда, что ее все же спасут (ну где же, в самом деле, сейчас Лали? Быть может, и сама она угодила в ловушку? И кто знает, возможно, завтрашней ночью настанет и ее черед ожидать смерти, оказавшись привязанной к скале?), — эта слабая надежда угасала. Вода доходила ей уже до колен. Лаура дрожала всем телом. Подумать только, ведь у нее за голенищем кинжал, который с легкостью мог бы освободить ее от страшных пут, но до него не добраться! О всемогущий боже! Сделай так, чтобы хоть все поскорее закончилось! Пусть сильнее подует ветер! Пусть поднимется буря и накроет ее прямо сейчас! Пусть эта буря унесет и того негодяя, что наслаждался ее мучениями! Ей же холодно! Ох, как холодно! Море все поднималось. В ушах у нее звенело, но сквозь этот звон она все же услышала издевательский окрик Понталека:
— Ну, как вам ванна? Немного холодновата? Не беспокойтесь, теперь уже осталось недолго! Прощайте, милая моя мисс Адамс!
Но эта жестокая выходка его погубила. Послышался крик:
— Вот он! Я его вижу!
Внезапно берег ожил. На скалы взбирались люди, кто с фонарем, кто с факелом. Теряя сознание, Лаура расслышала голос Жуана: он шел сюда в сполохах света и тряс трактирщика, как грушу, толкая его впереди себя.
— Где она? Где Лаура?
Напуганный упиравшимся ему в грудь крюком, тот показал на менгир, но острый глаз бретонца уже и так различил фигурку приговоренной к смерти. Толкнув Тангу, свалившегося под ударами сапога какого-то жандарма, он кинулся в воду, крича:
— Кренн! За мной! Мне не справиться одному! Ветер все дул, мешая ему продвигаться вперед, но
Жуан летел как на крыльях, подгоняемый яростью и страхом за Лауру, боязнью, что она умрет. На секунду он так и подумал, когда подбежал к ней, ведь Лаура не подавала признаков жизни. Вода уже доставала ей до пояса. Жуан на ходу выхватил нож и, стараясь удержать Лауру у скалы, чтобы ее не унесло течением, перерезал веревки, а потом страшным усилием перекинул неподвижное тело через плечо. Но тут же, не удержавшись, сам свалился в воду.
— Лаура! — вопил он, выскакивая на поверхность и снова пытаясь ее поддержать.
— Держись! Я уже здесь!
Это был голос капитана. Вдвоем они вытащили мокрое тело на сушу. Там их уже ждал Бран Фужерей. С ненавистью, пылающей в глазах, он держал на мушке пистолета Понталека, в то время как два жандарма связывали ему руки. Дворянин бросил взгляд на молодую женщину, пока ее укладывали на плоский камень.
— Жива?
— Вода добралась ей только до пояса, когда я подоспел, — ответил Жуан. — Сердце бьется, но она совсем продрогла. Как бы не умерла от переохлаждения!
— Несите ее скорее в трактир! Там отогреется!
— Этим займется Кренн. А у меня здесь еще есть дело.
— У меня тоже! Этот мерзавец обесчестил и убил мою дочь! Его жизнь принадлежит мне!
— Нет, я первый, — зарычал Жуан. — Вы свой шанс уже упустили: ваша бомба обезобразила ему лицо, да и только!
— Минуточку! — вмешался Кренн. — Нам, жандармам, не пристало вот так, втихаря, на морском берегу лишать жизни человека. Он должен ответить за содеянное перед всей страной по закону! Я отвезу его в Сен-Мало.
Пленник презрительно глядел на троих мужчин и ухмылялся.
— Надо бы вам, господа, прийти к соглашению. Или, может быть, бросите кости: кому я должен достаться? Только сначала я хочу знать, издохла ли эта падаль, — поинтересовался он, мотнув подбородком в сторону неподвижного тела Лауры.
— Ах, падаль? Ты сам, проклятый, станешь падалью для крабов!
Не владея собой от ярости, удесятерившей его силы, Жуан растолкал жандармов, стерегущих Понталека, и с быстротой молнии нанес ему удар: его ужасный железный крюк вонзился прямо в горло маркиза, чей предсмертный вопль разнесся по всей округе. Вопль был таким громким и долгим, что, должно быть, нагнал страху на окрестные хижины. А Жуан ничего не слышал, опьяненный дикой радостью мести: наконец отомщены и Лаура, и другие жертвы этого негодяя. Маркиз упал и кричал уже не только от боли, но и от беспомощности: с руками, привязанными к туловищу, он никак не мог защититься. Жуан безжалостно потащил его за собой на крюке прямо к морю, не обращая никакого внимания на усилившиеся волны. Те, кто застыл на берегу, пораженные этим звериным молниеносным нападением, подумали, что он и сам вместе со своим другом детства намерен навечно скрыться в морской пучине, и Кренн уже поспешил ему на помощь… Но вот Жуан снова показался на поверхности, задыхаясь… На острие крюка, заменявшем ему левую руку, уже не было страшного груза.
— Не получалось отцепить его, — мрачно пояснил он.
Поднявшись на берег, он заметил, что Лаура пришла в сознание; она смотрела на него, и что-то в глубине ее темных глаз напоминало тревожную мольбу. Он опустился возле нее на колени.
— На этот раз он больше не вернется и не причинит вам зла, — сказал он ей с поистине детской счастливой улыбкой. — Он мертв, Лаура! После стольких лет, стольких трагедий он наконец-то умер, этот сын Сатаны!
Она прикрыла глаза, но тут же вновь их открыла, находясь в сильной тревоге: