– У всех у нас один бог. А король? Я сказал тебе, что ты можешь им стать. В том самом городе, который тебе дороже всех на свете!
– Как я смогу царствовать в городе, если отрекусь от того, кого положили там во гроб? Ты благороден и чист душой в отличие от многих других властителей, которым нет дела до родственных уз, и они не задумываясь избавились бы от столь неуместного брата. Но ты, рожденный от мусульманской принцессы…
– Моя мать была рабыней-туркменкой, но это не имеет никакого значения. Значим только отец!
– Но не для меня! И не потому, что моя мать была принцессой. Она страдала, она любила, она умерла из-за любви. Я думаю, нам лучше забыть о том, что нас роднит, и вернуться к тому, с чего мы начали.
Аль-Назир Юсуф не мог скрыть своего изумления.
– Ты хочешь снова стать моим пленником? Ты что, лишился разума?
– Я хотел бы его лишиться, и тогда воля небес, люди, вещи – ничего не имело бы для меня значения… Но я не откажусь от свободы, если ты захочешь мне вернуть ее. Вернее, не так! Если ты хочешь, чтобы я благословлял тебя до последнего своего часа, надень на меня цепи, но верни свободу знатной и благородной даме, которую отдал тебе в руки предатель-тамплиер. А потом зови для меня палача!
Принц хотел взять из алебастровой вазы, стоявшей рядом с ним, засахаренную сливу, но, услышав слова Рено, резко опустил руку.
– Эта женщина так тебе дорога? – спросил он.
– Да, я очень дорожу ею, – ответил Рено, постаравшись быть искренним.
Он любил королеву, и у него не повернулся язык назвать Санси дамой своего сердца. Помолчав, он добавил:
– Она вдова, осталась одинокой и беспомощной, а рыцарь, если он достоин звания рыцаря, обязан защищать вдов, сирот, обездоленных и…
– Ты сказал, она потеряла супруга?
– Да. Я не знаю, сколько времени прошло со дня его смерти. Она сказала, что он был значительно старше ее, но она его любила.
– Я думаю, что он был просто очень стар, если оставил девственницей такую соблазнительную женщину.
Вновь повисло молчание, но Рено не мог удержаться от вопроса:
– Ты сказал: девственницей? Откуда тебе это известно?
Малик развел руками, и его жест был красноречивее слов, потому что яснее ясного говорил о том, что произошло. Но он все-таки счел необходимым сказать еще кое-что:
– Боюсь, ты меня не понимаешь. Ее огненные волосы воспламеняют мое желание. Много лет я мечтал о женщине с огненными волосами. У моего отца была такая рабыня, но она не была такой красивой, у нее не было чудесных изумрудных глаз. Но я страстно желал и ее и, быть может, не сдержал бы своего желания, если бы она не предала своего господина и не умерла… под бичами. Когда я унаследовал от моего отца трон, я стал повсюду искать женщину, которая стала бы воплощением моей мечты. И я нашел ее… Если она заняла место и в твоем сердце, я сожалею, но не требуй от меня сочувствия. Нет! Это невозможно! Ее тело – букет наслаждений, открывающий двери в рай…
В этот миг султан обращался не к Рено, он говорил сам с собой, и сладостные воспоминания туманили его взгляд. Рот его тронула сладострастная улыбка, и он даже облизнулся, словно кошка. Рено почувствовал, что смертельно ненавидит своего непрошеного брата и с удовольствием задушил бы его. Он вскочил на ноги.
– Ты совершил над ней насилие и признаешься мне в этом? – закричал он с яростью, которую даже не пытался обуздать.
Аль-Назир Юсуф посмотрел на него с улыбкой, но его полуприкрытые глаза вовсе не улыбались.
– Как громко ты кричишь! Я не так давно признал тебя своим братом, чтобы позволить тебе еще и кричать. И я сказал тебе, что мне тебя жаль… И еще я хочу тебя успокоить: я не совершал насилия над юной львицей с зелеными глазами. Все женщины вокруг нее оказывают ей королевские почести, они к тому же искусны в приготовлении сладостей и напитков, которые сглаживают шероховатости характеров, умеряют недовольство…
– Иными словами, тебе досталось ее бесчувственное тело? Но это еще хуже! Когда любишь женщину, стараешься завоевать ее…
– Кто говорит о любви? Она воспламеняет меня, и больше мне ничего не надо. Вполне возможно, что я женюсь на ней. Непременно женюсь, если она родит мне сына. Я обещаю тебе, что она будет счастлива. Довольно скоро она по собственной воле будет отвечать на мои ласки…
– Никогда! Никогда ты не добьешься, чтобы она забыла о своей гордости и превратилась в рабыню, покорную твоим прихотям! Она слишком знатна, слишком благородна!
– Но прежде всего она женщина. Сейчас она розовый бутон, а станет пышной розой. Пойдем, я тебе покажу…
Султан провел Рено в небольшую комнатку, прилегающую к залу, где они сидели. Узкую, со стенами, обтянутыми красной узорчатой материей, и большим занавесом. Султан раздвинул занавес, и стало видно окно, забранное решеткой.
– Оно выходит в баню гарема, – сказал султан. – Только потому, что ты мой брат, я окажу тебе небывалую честь, чтобы ты понял и никогда больше не пытался лишить меня самого драгоценного моего сокровища!
Внизу был виден бассейн из белого мрамора с голубым мозаичным дном, вокруг него лежали шелковые матрасы и подушки. В бассейне собирались купаться три женщины: Санси и две черные прислужницы, которые помогали ей спуститься в воду, держа под руки. Похоже, что молодая женщина и не смогла бы двигаться без поддержки, она словно бы дремала с полузакрытыми глазами. Кровь забурлила в жилах Рено – все три женщины были обнаженными, и темная кожа рабынь делала особенно нежной и соблазнительной перламутрово-розовую кожу Санси. С распущенными, перевитыми золотыми нитями волосами, спускавшимися ей на плечи и спину, она словно бы оделась плащом, сверкавшим рубинами и топазами. А когда Санси спустилась в бассейн, то пламенеющая львиная грива легла на воду и скрыла от жадных взоров мужчин самую прекрасную наготу, какую они только видели в жизни. Да, и Рено смотрел на чудесное видение точно таким же страстным и взволнованным взором, что и султан. Горький гнев душил рыцаря, ему хотелось убить этого человека, который преступил законы своего мира и нарушил тайну гарема, чтобы насладиться минутой своего бесчестного торжества. Он видел, что служанки вошли в воду вместе с Санси и поддерживали ее и в воде. Санси, казалось, была без сознания, хотя глаза у нее были открыты. Занавес закрылся.
– Теперь ты меня понял? – хрипло спросил Юсуф. – Я никогда тебе ее не отдам!
– Тогда сразимся на мечах! И ее увезет победитель!
Малик расхохотался.
– Подумай, о чем ты просишь! У нас нет развлечения, которое вы называете турнирами. Если тебе удастся победить меня и ты меня убьешь, ты не увидишь заката дня и окажешься в крайне неприятном положении: мои слуги посадят тебя на кол, а моя львица послужит сначала их утехам, а потом ее продадут, как рабыню, или убьют. Тебе придется смириться, мой брат.
– Я хочу ее видеть.
– Ты уже видел ее. Я оказал тебе неслыханную честь, позволив созерцать красоту моей будущей супруги. Мне кажется, что нам больше не о чем говорить. Если только ты не хочешь принять Закон и жить среди детей Аллаха.
– Ты знаешь мой ответ.
– Тогда уезжай. Ты свободен и уезжай с миром. Эмир Шавшан проводит тебя до границы франков. Мне жаль расставаться… Но, наверное, так будет лучше для нас обоих. Думаю, что мы больше никогда не увидимся.
– А на поле битвы? Такое ведь может случиться?
– Будет очень плохо, если твой король вмешается и нарушит то перемирие, которое воцарилось в этой стране из-за ненависти к Египту, где сейчас убили моего дядю Туран-шаха. Сейчас мы живем в мире с орденом тамплиеров, который был и по-прежнему остается охранителем христианских паломников. Есть
