Так могло продолжаться долгие годы, если бы Галишон не совершил неосторожного поступка. Однажды зимним вечером он забрался в дом на улице Сухого Дерева, владелец которого должен был в это время отсутствовать. Дело представлялось легким, и на этот раз злоумышленник действовал в одиночку.
На его беду, почтенный лабазник, чьи владения он обследовал, неожиданно вернулся домой за какой-то забытой вещью и нос к носу столкнулся с Галишоном. Поднялся ужасный шум, началась драка, на улице сбежался народ, и в конце концов несчастного Галишона, раненного в руку из пистолета, умело скрутила стража и препроводила в Шатле.
В следующую ночь, перед рассветом, когда Картуш мирно спал под боком у своей Марианны, в притон ворвалась полиция. Галишон, искусно допрошенный людьми, понимавшими толк в этом деле, не заставил себя долго уговаривать и назвал имена своих сообщников – он отнюдь не был героем.
Заслышав на лестнице тяжелую поступь жандармов, Марианна обняла Картуша и пылко его поцеловала.
– Беги! Спасайся… Если они тебя схватят, ты пропал!
– Я без тебя не уйду…
– Мне вряд ли что угрожает. Отправят ненадолго в приют. Но тебя могут повесить. Галишон, чтобы выкрутиться самому, не постесняется все свалить на тебя. Беги, говорю тебе!
– Но как?
– Через крышу! Она примыкает к крыше соседнего дома, а та – соседнего с ним. Ты можешь уйти по ним достаточно далеко для того, чтобы безопасно было спуститься на улицу.
Прихватив свои шпагу и пистолет, Картуш метнулся к окну и растворился в ночной темноте. Медлить было нельзя – дверь уже трещала под ударами прикладов.
Ему больше не суждено было увидеться с людьми, на время ставшими его семьей. Галишон был приговорен к двадцати годам галер. Что касается Марианны и ее сестры, их сначала отправили в приют, а потом выслали в Америку. И Картуш снова остался один.
Остров Сите ему опротивел, и он поселился в маленькой комнатке на улице Сент-Андре- дез-Арк и постарался превратиться в совершенно другого человека. Разоблачения Галишона должны были навести полицию на его след, а Картушу совершенно не хотелось, чтобы его сцапали.
Он вымазал лицо коричневой краской, загримировался так, чтобы ничем на себя не походить, и, бросив заниматься грабежами и карманными кражами, сделался игроком. Сначала у цыган, а потом у Галишона он научился способам выигрывать без особого труда. Но для того чтобы получить доступ в наиболее заманчивые заведения, надо было соответственно выглядеть. И Картуш последние свои гроши потратил на то, чтобы прилично одеться и нанять слугу. После чего, назвавшись господином Ламаром, он приступил к делу.
Его встречали в самых известных игорных домах, например в отеле «Трансильвания» на набережной Малаке. Там он старался выбирать те столы, за которыми были иностранцы: он полагал, что их проще обирать, чем своих соотечественников. Одновременно с этим он, чтобы его не беспокоили, сделался полицейским осведомителем. Наконец, он подружился с сержантом-вербовщиком по имени Ла Перванш.
Этот Ла Перванш был ленивым, но вместе с тем изворотливым и бессовестным. Ему не составило труда заметить, что «господин Ламар» был намного более обаятельным человеком, чем он сам, и вербовать людей в армию ему удавалось куда успешнее. Рассчитав, что здесь можно взять числом, сержант предложил новому приятелю войти в половинную долю, и, по правде сказать, сделка оказалась выгодной. К несчастью, Картушу вскоре прискучило делать всю работу в одиночку, тогда как компаньон ограничивался тем, что дожидался, сидя в кабаке, результата его трудов. Он запросил больше. Это было ошибкой, в чем он не замедлил убедиться.
В тот вечер, как и каждую пятницу, Ла Перванш ждал Картуша в таверне «Четырех сыновей Аймона» на улице Жюиври и наливался вином, требуя кувшин за кувшином. Молодой человек запаздывал, и сержант начал терять терпение.
Когда он наконец появился, Ла Перванш при виде его нахмурил брови. Картуш всегда приводил ему по пять человек, каждую пятницу. Но на этот раз с ним было всего четверо. Впрочем, он тотчас же объяснил причину.
– У меня их было пятеро, – прошептал вербовщик сержанту на ухо, пока тот пододвигал парням полные стаканы, – но пятый сбежал прямо на углу этой улицы. Наверное, успел поразмыслить по дороге…
Ла Перванш с философским видом пожал плечами:
– Это не так уж важно! В следующий раз наверстаешь. Садись, давай выпьем!
Вечер был жаркий. Картушу пришлось долго уговаривать своих рекрутов. В глотке у него пересохло. Подняв стакан, он весело воскликнул:
– За здоровье короля!
И одним духом опорожнил свой стакан. Вино было вкусное и прохладное, так что он не имел ничего против того, чтобы опрокинуть еще стаканчик, а за ним и третий. Впрочем, все четыре парня, не заставив себя уговаривать, последовали его примеру. И тогда Ла Перванш заявил, что это вино – пойло, недостойное верных слуг короля Франции. Раскричавшись, он потребовал, чтобы трактирщик принес ему другое, получше.
– Сейчас ты сам увидишь разницу! – пообещал он, наполняя до краев стакан сообщника. – А ты, трактирщик, принеси-ка нам окорок! Я проголодался!
Они основательно уселись за стол. Картуш пил стакан за стаканом и перебрал лишнего. Настолько, что в конце концов заснул, уронив голову на стол.
Проснулся он, когда уже давно рассвело, и проснулся оттого, что Ла Перванш немилосердно его тряс.
– В дорогу!
– В дорогу? Куда это?
– В свой полк, парень! Сегодня ночью жизнь показалась тебе до того прекрасной, что ты прямо-таки умолил меня взять тебя на военную службу. Вот, смотри! Здесь стоит твоя подпись.
И он стал размахивать у него перед носом бумагой, на которой действительно стояло его имя. Внезапно протрезвев, Картуш кинулся на негодяя с кулаками:
– Мерзавец! Ты меня подпоил и…
– Ну-ка, утихни! Я же не заставлял тебя пить. Ты сам напился. Впрочем, это только справедливо, чтобы ты пошел со мной. Ты пообещал мне, что приведешь пять человек, а привел только четверых. Вот и станешь пятым. В путь! Сам посмотришь, от этого не умирают… во всяком случае… не всегда!
Волей-неволей Картушу пришлось последовать за Ла Перваншем и сделаться солдатом. Так он начал служить королю и храбро служил ему до самого Утрехтского мира. В армии он научился порядку и дисциплине, которые впоследствии составят главную его силу.
2. Король Парижа
Позади зданий Сальпетриер в те времена лежали бесконечные пустыри, которые вели к заброшенной каменоломне. Туда и днем никто не заглядывал, если не считать животных, забредавших пощипать травку, а ночью и вообще здесь нельзя было встретить ни единой живой души. Это место пользовалось дурной известностью, и близость лечебницы для заключенных никак не могла поправить дела. Приличные люди не отваживались туда приближаться…
Тем не менее в самый глухой час одной из зимних ночей 1713 года внимательный наблюдатель мог бы заметить в этих краях непривычное оживление. Мужчины, закутанные в плотные плащи, подходили поодиночке или группами, было здесь и несколько женщин, которые, опустив оборки чепцов пониже, чтобы прикрыть лицо, торопливо перебегали пустырь, и все эти люди скрывались в каменоломне. Человек, стоявший у входа, исполнял обязанности привратника. Он держал свечу, прикрыв ее ладонью, и время от времени убирал руку. Прибывающие шептали ему что-то на ухо, и он, одобрительно кивая, знаком приглашал их войти.
Внутри каменоломни на меловых стенах было укреплено несколько фонарей, светивших достаточно ярко для того, чтобы приходящие могли разглядеть и узнать друг друга. И тогда встреча оказывалась радостной, с веселыми восклицаниями и объятиями.
Карьер понемногу наполнялся, и, когда народу собралось больше двух сотен, появился человек в
