утонченный аромат XVIII века, аромат, исходящий от платьев с картин Ватто и от декоративной вышивки на шелковых панно королевы-пастушки, а также от запаха пудры госпожи маршальши. И так как эта изысканность была связана с именем, которое носил ее жених, это, наверное, будет просто чудесно!
Настал момент, чтобы рассказать обо всем об этом ее подруге Жоанне, которая, наконец, появилась в Париже, отпраздновав в замке Кинских открытие первого бала Венского сезона, на котором она получила так много приглашений, что ее записная книжка оказалась слишком маленькой, чтобы вместить все имена претендентов. И если Мелани думала, что она сообщит ей свою новость, то она ошибалась: Жоанна, едва выйдя из Восточного экспресса, была уже в курсе всего.
– Ты не представляешь, – воскликнула она, – это событие дня: дворянство роднится с новой буржуазией, а когда еще знаешь принципы твоего деда, то приходится удивляться тому, как это произошло… и еще ты ведь выходишь замуж за одного из самых обольстительных мужчин!
– Да, это так, – сказала с некоторым огорчением Мелани. – Удивляются, конечно, потому, что я далеко не так красива, как он.
– Не будь глупой! Ты знаешь, ты очень изменилась! Я тебя нахожу просто очаровательной…
– Благодарю тебя, но это не помешает злым языкам судачить, что он женится на приданом.
– Не очень это будут делать, так как знают хорошо господина Депре-Мартеля: у него репутация очень опасного человека в деловом мире. Можно быть совершенно уверенным, что он составит так брачный контракт, что твоему супругу никогда не удастся тебя разорить, даже если предположить, что у него когда- нибудь могло бы быть такое намерение, и, конечно, красавец Франсис должен будет в течение года доказывать свою любовь. Если он согласился, то это уже хороший признак. Целый год ты будешь получать букеты каждый день!
Мелани рассмеялась:
– Знаешь, я жалею того, кто попросит твоей руки! Ты считаешь, как старый ростовщик. Я же выхожу замуж не для того, чтобы получать подарки. А потому, что я люблю Франсиса.
– Конечно, конечно, но все-таки приятно получать подарки? Для меня период обручения – самый приятный период! Воспользуйся им как можно лучше!
Мелани только этого и хотелось.
В среду, пятого ноября, дядя Юбер привез будущую невесту и ее мать на Елисейские поля в великолепном ландо, запряженном двумя ирландскими жеребцами в блестящей попоне и взнузданных на английский манер. На ужине в узком интимном кругу должны были присутствовать будущие супруги и их семья, состоящая из ближайших родственников (которых было немного), а потом состоится прием, на который съедется почти весь Париж. Особняк Депре-Мартеля был освещен от отдушин подвала до окошек под самой крышей, а двойная вереница слуг в напудренных париках и одетых на французский манер – в бархатных пиджаках зеленого цвета с золотыми галунами и коротких штанах из белого панбархата – образовывали своеобразный почетный эскорт, протянувшийся до этажа, на котором находились приемные залы. Пораженная Мелани не могла узнать помпезный особняк, в котором она провела столько скучных часов. Множество канделябров ярко освещали анфиладу комнат, в которых должен был состояться торжественный прием, вся мебель была без своих серых чехлов с белыми веревочками. Всюду были белые цветы, а вдоль всего длинного большого салона простирался пышный буфет, уставленный корзинами цветов и прикрытый тюлем, стояло неисчислимое количество маленьких позолоченных стульев, взятых напрокат у Катильона и заменивших торжественные кресла стиля Людовика XIV, которые стояли обычно рядом с готическими стульями времен Наполеона III, где лежало много диванных подушек, эти кресла и стулья обычно находились в главном салоне особняка. Все это вскоре будет предоставлено в распоряжение гостей бала, а пока Сомс проводил «этих дам» в зимний сад, где старый Тимоти во фраке ожидал их. Альбина просто сияла в очаровательном платье жемчужного цвета от Пакена. Она шла впереди дочери, одетой в знаменитое белое платье, которое совершенно не нравилось Мелани и заставляло представлять себя молодой пленницей завоевателя, прикованной к его колеснице. Мать явно торжествовала, и Мелани спрашивала себя, был ли этот праздник устроен в ее честь или в честь ее матери.
По всей видимости, дед задал себе тот же вопрос, ибо, когда невестке пришлось пропустить невесту, чтобы она его поцеловала, он сказал, нахмурив брови:
– Скажите мне, это то платье, которое вы «по моему приказу» заказали для моей внучки для бала в честь ее шестнадцатилетия?
– Но, отец, это восхитительное платье! Совсем последняя модель дома «Пакен» и совершенно то, что подходит для обручения молодой девушки…
– Это подошло бы, может быть, если бы ей на жертвенном алтаре перерезали горло. Держу, впрочем, пари, что это очень красивое платье на вас было куплено в один и тот же день?
– Отец! – проблеяла Альбина, став пунцовой. – Я молодая женщина, и имею право в моем возрасте одеваться в соответствии с ним!
– Вы имеете все права, кроме одного: плачу я. Это платье не на тех плечах, но мы сейчас это исправим. Пойдем, Мелани!
Ведя за руку молодую девушку, дед отдал приказ, чтобы «Мадам Дюрюи пришла в бельевую», а сам с внучкой быстрым шагом направился на четвертый этаж, где его уже ждала мадам Дюрюи.
У этой женщины было простое имя Эрнестина, и она была личной камеристкой «дорогой мамочки». Она почти всю жизнь провела возле нее, а после ее смерти была повышена в должности: дед заставил ее снять свои накрахмаленные муслиновые фартучки и, доверив ей ключи от всех шкафов, поставил во главе всего женского обслуживающего персонала. С этого дня она стала мадам Дюрюи и по рангу равнялась Сомсу. Перед ней дед поставил Мелани:
– Посмотрите на это и скажите, только искренне, на что похожа эта девочка?
– Конечно, не на невесту, о которой будет говорить весь Париж. Это туалет для пострижения в монастыре… но все можно уладить, так как это платье хорошо сшито. Все несчастье в том, что оно очень сложное!
– Вам хватит получаса?
– Если мне немного помогут, я постараюсь справиться!
– Отлично! Я в это время постараюсь найти все, что нужно.
