Он тактично отошел в сторону, а она прошла в часовню Девы Марии и преклонила колени у великолепной статуи Мадонны с младенцем работы знаменитого Пигаля. И отрешилась от всего земного, моля небо успокоить бешено стучавшее сердце, прогнать леденящий душу страх, сковавший руки и ноги. Теперь она даже благословляла госпожу Верне за то, что та ее выпроводила, поскольку не оставалось уже совсем никаких сомнений: за ней следили, ее жизнь под угрозой. Во всяком случае, пока она в Париже.
Не желая слишком долго испытывать терпение своего спутника, она, как могла, сократила молитву и вышла к нему.
– Вы и правда хотите идти пешком? – спросил он.
– Да, правда. Пройтись мне не помешает.
Под руку с полковником Гортензия спустилась по главной лестнице. Сквозь серую пелену неба наконец- то пробились солнечные лучи и золотыми бликами заиграли в струях фонтана посреди площади, по которой лениво прохаживались голуби. Картина выглядела такой мирной, что Гортензия, после молитвы понемногу приходившая в себя, совсем успокоилась. Рука, поддерживавшая ее, казалась такой сильной… Нет, с таким защитником никто не посмеет напасть…
Некоторое время они шагали в молчании. Дюшан размышлял о чем-то, а Гортензия не решалась заговорить первой. Она понимала, что элементарное чувство благодарности требует, чтобы она сбросила перед ним маску, которую носила в пути. Она и сама этого желала, ведь полковник, такой энергичный и, наверное, умный человек, был способен дать ей разумный совет. А ведь одному только богу известно, как она нуждалась в совете! Но как вступить в разговор? В конце концов, может, полковник вовсе не хочет узнавать о ней больше, чем следует?
Она ошибалась, так как через некоторое время он сам спросил, не глядя на нее:
– Можете не отвечать, если не пожелаете, но мне кажется, ваше имя не госпожа Кудер и вы вовсе не провинциалка.
– Я графиня де Лозарг, и когда мы с вами встретились, я тайком уехала из замка свекра, моего дяди. Поэтому и взяла чужое имя. А вообще я родилась в Париже. До замужества меня звали Гортензия Гранье де Берни.
– Вы дочь убитого банкира?
Гортензия искренне удивилась.
– Почему вы сказали «убитого», ведь все знают, что он покончил с собой после того, как лишил жизни мою мать.
– Кто это «все»? Что вы говорите? Скажите лучше: двор и те, кого устраивает эта зловещая сказка. Ваш отец был слишком богат, а главное, его упрекали в том, что он слишком честно служил императору. С ним ничего не случилось во времена Людовика XVIII, слывшего умным человеком, заботившимся об интересах королевства. Но смерть короля развязала руки этим ненасытным злодеям. Карл X такой болван, что способен поверить во всякую чепуху, лишь бы только на ней был версальский ярлык! Что же до вас, теперь меня не удивляет, что вам грозит опасность.
– Вы даже не представляете, как меня тронули ваши слова! В день похорон родителей один человек уже сказал мне правду…
– Я знаю! Этот молодой безумец Джанфранко Орсини… до сих пор никто не знает, где он… наверное, оставлен гнить где-нибудь далеко в тюрьме.
– Вы его знали?
– Немного. Видите ли, все те, кто хочет покончить с правлением Карла, связаны узами подлинного братства. А у вас по крайней мере есть надежное убежище? Кто эта подруга, что приютила вас?
– Она родная сестра Джанфранко Орсини. Она тоже безуспешно разыскивает его…
Суровое лицо Дюшана осветилось радостью, он словно вновь обрел молодость, ушедшую было вместе с падением империи.
– Мы сейчас направляемся к ней?
– Да-да!
– Тогда поспешим!
Фелисия даже вскричала от возмущения, выслушав рассказ о злоключениях подруги, а потом приняла решение, которое Дюшан целиком одобрил.
– Когда вы опять куда-нибудь соберетесь, – заявила она, – сопровождать вас будет Тимур или Гаэтано с экипажем. Лучше всего, чтобы вы не выходили на улицу одна.
Сказав так, она поблагодарила полковника за его чудом подоспевшую помощь, а узнав, что он был знаком с ее братом, сразу без церемоний пригласила к обеду. Но тот вежливо отказался:
– Я приехал в Париж, воспользовавшись покровительством старого друга, которому удалось сохранить свое место в полиции, хотя он и из наших, но у меня здесь своя миссия. Прогулку в Люксембургский сад я предпринял, чтобы убить время до важной встречи. Благодарю за приглашение, графиня.
– Может быть, в другой раз?
– С удовольствием. Госпожа… Кудер знает, где меня найти.
– А вы долго еще пробудете в Париже?
– Надеюсь дожить здесь до перемен… Если только меня не арестуют.
– В таком случае будьте осторожны, – посоветовала Гортензия, протягивая ему руку. Он склонился к ней с изяществом и каким-то особенным пылом.
– Этот человек влюблен в вас, Гортензия, – объявила графиня Морозини, когда Дюшан в сопровождении Тимура скрылся за воротами.
– В таком случае это любовь с первого взгляда. Не понимаю, когда он успел…
– Я знаю, что говорю. Тем не менее он – ценное приобретение. Он из наших, или я больше не Орсини.
– Вы считаете, что он…
– Карбонарий? Вне всяких сомнений! Скажу даже больше, он наверняка приехал в Париж по вызову своей венты и с какой-то миссией. Впрочем, скоро мы все узнаем.
Не успела Фелисия договорить, как уже уселась за секретер, и по белому листу бумаги запрыгали ее неровные буквы.
Еще в монастыре принцессе удавалось писать с необыкновенной легкостью. Ее домашние задания отличались обилием красочных выражений, вызывавших одобрение знатоков и иногда смех невеж. Однако над ней побаивались насмехаться в открытую из-за ее крутого нрава и аристократического высокомерия. У нее было и вправду легкое перо, и Гортензия убедилась, что этот дар она не утратила: в считанные мгновения письмо было написано, высушено и запечатано. И тут же, повинуясь нетерпеливому звонку, явился Тимур.
– Эту записку отнесешь сам знаешь кому и куда! – наказала Фелисия и, когда слуга удалился, извинилась перед подругой за свое таинственное распоряжение.
– Я пока не имею права посвящать вас в некоторые тайны, – сказала она, – как раз в том письме я просила разрешения приоткрыть вам кое-что, принимая во внимание особую опасность положения, в котором вы оказались. Ведь сегодня первый четверг месяца…
– А-а! – протянула Гортензия, ничего не понимая, да и не слишком любопытствуя.
Фелисия рассмеялась.
– Вам это, наверное, ни о чем не говорит?
– Действительно, ни о чем.
– На самом деле все очень просто: одна вента, к которой я близка, собирается обычно в первую пятницу месяца.
Было уже совсем поздно, когда вернулся Тимур с запиской, содержание которой, по всей видимости, чрезвычайно обрадовало графиню Морозини, и она ослепительно улыбнулась, бросив письмо в камин.
– Завтра, если пожелаете, вам позволено сопровождать меня к нашим друзьям. Пойдете?
– Вам прекрасно известно, Фелисия, что я пойду за вами хоть в ад, если это поможет мне навести порядок в делах и отомстить за родных…
– Ну, завтра нам предстоит идти не дальше Пале-Рояля. Конечно, придется принять кое-какие меры предосторожности, поскольку, судя по всему, за вами следят…
– Кому охота за мной следить самому или нанимать соглядатаев? Никто и не знает, что я здесь
