явно считал, что перед ним открылись заманчивые перспективы. Он уже позабыл обо всех своих подозрениях и, уходя, радовался от души.
– Даже жаль, что вы полюбили другого, – мечтательно протянула Фелисия после его ухода. – Этот человек вам безраздельно предан. С ним вам нечего было бы опасаться, ведь он из тех, кто умеет охранить то, что ему принадлежит.
– Вы, наверное, правы, но сердце мое осталось в Лозарге. Да и не отнимешь его у человека, которому удалось покорить меня…
– Согласна, даже со всеми своими деньгами, со всей своей любовью у Батлера нет никаких шансов против вашего вожака волчьей стаи. Так что поскорее забудем о нем и вечером скажем хозяйке гостиницы, что завтра едем в Брест. Так?
– Так.
В воскресенье утром подруги с особым благоговением слушали мессу в церкви Святой Мелании. На исповеди они признались во множестве совершенных ими обманов, но отпущение грехов обе получили без труда. Равнодушный священник, видимо, привыкший к такого рода грехам женской половины своей паствы, не принес им ожидаемого облегчения. В их сердцах поселилась тревога, и хотя обе горячо молились за успех своего безумного ночного предприятия, из церкви они уходили все с тем же камнем на душе.
Госпожа Бланден тепло распрощалась с ними и ни за что не хотела брать плату. «Разве дамы вскоре не вернутся обратно?» Однако, все же заплатив по счету, они уселись в экипаж и отбыли из гостиницы «Бурбон», а затем и из Морле. Вначале, правда, поехали по дороге на Брест, то есть прямо в противоположную сторону от места встречи, но до назначенного часа времени еще оставалось предостаточно, и они все равно должны были успеть.
Былые погожие дни так и не вернулись. Небо оставалось серым и пасмурным. Чуть утихший было ветер снова нагонял низкие тучи. Время от времени шел мелкий частый дождик, поливая дорогу и дрок на равнинах, и подруги, забившись каждая в свой угол кареты, тревожно молчали, взирая на унылый пейзаж за окном.
Для Тимура не пропало даром свободное время, которое ему предоставила хозяйка в последние дни. Помимо рыбной ловли, он заинтересовался топографией местности. Предвидя, что по обычному пути в большой громоздкой карете до Карантека незаметно не проехать, турок верхом обскакал все окрестности Морле. И теперь уверенно правил к отмеченному распятием перекрестку примерно в двух лье от города. Там он решительно свернул на дорогу, ведущую на север.
– Не так быстро! – приказала Фелисия. – Ты что, забыл – встреча назначена на ночь, когда совсем стемнеет.
Тимур повиновался и, проехав еще около двух лье, загнал экипаж на узкую тропинку, ведущую к полуразвалившейся башне, мокнущей под дождем в глубине лесистой долины.
– Подождем здесь! – объявил он, соскакивая с козел. – Подойдет, хозяйка? Сюда никто не придет. Говорят, в этой башне водятся привидения.
– Подойдет, и как нельзя лучше! С духами всегда можно договориться, не то что с людьми.
Часы ожидания тянулись нескончаемо долго. Никому не хотелось разговаривать, а тем более спать, и с каждой минутой росло нервное напряжение. И когда наконец Тимур, поглядев на часы, объявил, что пора ехать, да и сам влез на козлы, у каждой из женщин вырвался вздох облегчения. Наконец-то кончилось томительное бездействие.
В пасмурный день раньше начинает смеркаться. Было уже совсем темно, когда под развалинами заброшенной часовни они встретились с полковником Дюшаном. Услыхав стук колес их кареты, он вынул из-под полы пальто переносной фонарь. Лошадь полковника была привязана к дереву чуть поодаль.
– Как дела? – спросила Гортензия, когда офицер подошел поближе.
– Пока что все идет по плану. Погода плохая, но море вроде спокойное. Не думаю, что сегодня ночью опять разыграется буря.
– А как вино?
– Кажется, там, в Торо, отведали его. Я только что слышал с мыса песни и смех. Веселятся, празднуют взятие Алжира. Ладно, хватит разговоров. Пора ехать. Я покажу дорогу.
Он вскочил на лошадь и поскакал по дороге, вьющейся по песчаным равнинам, а затем уходящей вниз, к сосняку и полям, засеянным гречихой. Глаза путешественников, привыкшие к темноте, различили слева каменное кружево колокольни. Вскоре показалась светлая полоса песчаного берега со скалами и изогнутыми деревьями по бокам. Берег был совершенно пустынен, а в густом кустарнике вокруг они без труда нашли место, где укрыть карету.
Полковник Дюшан тихо свистнул и дважды прокричал совой. Это был старый условный знак шуанов. Сколько раз он раздавался над этими пустынными просторами! Издалека с моря в ответ ему тоже прозвучал крик совы.
– Лодка здесь, – шепнул полковник. – Идемте! Когда мы уплывем, спрячьтесь возле кареты.
Они спустились вниз по склону к воде. Наступило время прилива, и песчаная полоса сильно сузилась. Они быстро добрались до ожидавшего их судна – большой весельной лодки. В темноте с трудом можно было различить в ней два силуэта: Франсуа Буше и его друга Ледрю. Полковник с Тимуром тоже залезли в лодку, и в несколько сильных гребков она отдалилась от берега, держа курс прямо к мысу в конце пляжа.
– Да сохранит их бог! – прошептала Фелисия, кутаясь в просторное черное пальто. – Теперь нам остается только ждать… и молиться.
Они медленно пошли обратно к кустам. Вокруг сгустилась кромешная тьма, в почерневшем небе не было видно ни звездочки, и только шум прибоя нарушал ночную тишину. Казалось, будто наступает конец света…
– Лучше бы поехать с ними, – прошептала Гортензия. – Ждать тут просто невыносимо.
– Мне бы тоже хотелось, но мы бы только помешали там…
Ветер становился все свежее. Ночная сырость пробрала их до костей, и женщины теснее прижались друг к другу, дрожа не то от холода, не то от волнения.
– Фелисия! Вам холодно?
– Немного. Главное – страшно. А если они так и не вернутся?
– Не надо думать об этом! Они сильные, решительные…
И опять лишь тишина и шум прибоя. Вот где-то вдалеке пролаяла собака, потом все стихло… И медленно, нескончаемо медленно потянулось время… Текли минуты, за минутами часы, а они даже не могли определить, сколько прошло времени; и чем дольше ждали, тем страшнее им становилось. Воображение с жестокой ясностью рисовало картины происходящего где-то там, за туманом: вот лодка причаливает к стенам крепости, вот люди с трудом взбираются вверх, вот крадутся во чрево замка, вот, может быть, бой, похищение больного (как трудно нести его, неподвижного, назад!), а вот непредвиденные ужасные случайности, к примеру, им на дороге попался какой-нибудь трезвый солдат или же слишком ретивый командир. Кто знает, вернутся ли вообще те четверо? Одно утешение: в ночи не раздалось ни единого выстрела…
Где-то пропел петух, и тут же послышался условный знак. Тихий протяжный свист и крик совы. В едином порыве обе выбежали из укрытия и бросились к берегу.
Бежали они неуклюже, ведь от долгого стояния затекли ноги…
– Вот они! – задыхаясь, шепнула Фелисия. – Получилось!
Но тут же осеклась. Освободители уходили вчетвером, и вернулось их тоже четверо. Где же пятый? Подавив стон, Фелисия кинулась прямо в море им навстречу, платье у нее намокло…
– Не удалось? – прозвучал ее голос, срывающийся от горя и слез. Твердая рука полковника Дюшана ухватила ее, не дала упасть.
– Он умер, графиня… Он умер у нас на руках и отдал вам вот это…
«Это» был массивный перстень с камнем. Сквозь слезы, застилавшие глаза, Фелисия даже не увидела его.
– Умер! О господи! Ради чего?
Гортензия тоже вошла в воду и поддержала подругу с другой стороны. Она и сама оплакивала этого юношу, умершего отчасти из-за нее.
– Он перед смертью просил вам сказать… «Пусть сестра не отказывается от жизни! Ни месть, ни тем
