погода... Разве раньше когда-нибудь вы видели такую осень или зиму?
– Вы, наверное, немного забыли свою молодость? – спросила Фьора. – Во Флоренции ведь стояла дивная погода! Верно говорят, что если теряешь кого-то или что-то, вспоминаешь потом о потерянном только хорошее.
Карл решил основать лагерь недалеко от Гица. Красные с золотом знамена очень удачно сочетались с зеленью холма и украшали его в то время, как еще около пятисот не менее разукрашенных флажками палаток являли собой поистине неповторимое зрелище. Остальная часть лагеря, расположенная в низине, занимала пространство между городом и горой в виде полукруга и доходила до Арнона – узкой речки, которая впадала в озеро на одно лье ниже лагеря.
– С Грандсоном у нас не должно быть никаких трудностей, – сообщил герцог Карл Панигароле и Фьоре, когда они все втроем стояли на берегу и смотрели, как на окрестности опускалась ночь. Дальний берег вместе с очертаниями городских зданий почти растворился во мраке. – Три недели назад жители города захватили командира бернского гарнизона, Брандольфа де Штейна, и передали его нам. Сейчас он в Бургундии.
– Тогда почему же ворота до сих пор закрыты, а из города не направлена к вам делегация жителей, монсеньор? – произнес посол. – Я, наоборот, полагаю, что они будут упорно и отчаянно обороняться. Ведь швейцарцы – хорошие солдаты...
– Эти крестьяне и пастухи? – презрительно бросил герцог. – Мы их разобьем в два счета! И пусть они поостерегутся моего гнева, потому что тогда я продолжу войну в кантонах Верхней Лиги![7]
– А вот этого я бы никогда не посоветовал вашей милости, так как суровость самих гор добавляет мужества их обитателям!
– Посмотрим!
Осада Грандсона продолжалась девять дней и девять ночей, в течение которых на небольшой городок обрушивался огонь из всех видов оружия. Внутри самого замка вспыхивали пожары, вызванные метким попаданием горящих ядер, начиненных серой, от которых замок частично сгорел и во многих местах был разрушен. Но конец мог предвидеть каждый: пятьсот человек не могли бесконечно сопротивляться пятнадцати тысячам. Скоро окруженный со всех сторон и лишенный командиров гарнизон сдался. После этого начался ужас...
Стоя позади герцога в окружении сеньоров, которые составляли его штаб, Фьора, Панигарола и Баттиста Колонна, потрясенные до глубины души, наблюдали за резней. С башни Пьер бургундцы сбросили шестьдесят защитников крепости и при этом, смеясь, говорили, что пора научить их летать без крыльев. А в это время у подножия стен около четырехсот солдат были повешены на деревьях по нескольку человек или утоплены в озере с привязанным на шею камнем.
Миланский посол не смог сдержать негодования:
– Разве так можно обращаться с солдатами? Ведь они сражались потому, что выполняли свой долг. Простите, но такому военачальнику, как вы, не к лицу подобное поведение!
– Оставьте! Эти люди заслуживают только такого обращения! Вспомните, что они или подобные им опустошили немало городов земли Во. Впрочем, и другим швейцарцам не поздоровится, если они попадутся в это время!
– Но послушайте, монсеньор, ведь это – солдаты, и они добровольно сдались!
– Вы слишком чувствительны, Панигарола! Для подобного сброда это должно послужить уроком...
– А мне кажется, что это подлость! – возмущенно заявила Фьора, которая больше не могла сдержать своего негодования. – Убийство безоружных людей – это трусость, и я отказываюсь дальше при этом присутствовать!
Она поспешила к лагерю и буквально влетела в свою палатку.
– Собирайтесь, Леонарда! Мы уезжаем! Я пойду за лошадьми. Упакуйте небольшой багаж и будьте готовы к отъезду!
– Что случилось?
– Сейчас герцог Карл занят тем, что убивает тех несчастных, которые сдались ему сегодня утром. Пусть будет что будет, но я не останусь ни на минуту рядом с этим палачом!
– Наконец-то! – с облегчением вздохнула старая дева и бросилась к большому кожаному саквояжу, в который начала складывать попадавшиеся ей под руку вещи. – Я только об этом и мечтала!
– Вы рады, что уезжаете? В такую погоду и при том, что я не знаю, куда мы поедем?
– Пусть дождь льет как из ведра, а с неба сыплет град величиной с мой кулак, я и тогда уеду! А что касается того, куда ехать, я вам сейчас это скажу. Идите за лошадьми!
Немного времени спустя обе женщины вскачь удалялись по дороге, ведущей в Монтаньи, в обратную сторону по той же самой дороге, по которой они приехали сюда, поскольку это был единственный известный им путь. К тому же по дороге, разбитой прохождением целой армии, их будет тяжело преследовать...
Внезапно на повороте они увидели перед собой как бы железную стену: тяжело вооруженные всадники, во главе которых Фьора с замиранием сердца увидела человека, на гербе которого были серебряные орлы на лазурном поле. К тому же поднятое забрало не оставляло никаких сомнений относительно личности этого воина. Фьора оставалась какое-то время в нерешительности, но, увидев, что другого выхода нет, смело двинулась вперед.
Несмотря на мужской костюм, Филипп ее тут же узнал.
– Вы? В таком виде? И куда вы направляетесь?
Он подъехал вплотную к Фьоре и невольно улыбнулся:
– А из вас получился очаровательный юноша! Но, ради бога, скажите же мне, что вы здесь делаете?
– Неужели непонятно! Я уезжаю, я бегу, я спасаюсь! – с гневом произнесла она. – За все золото мира я не останусь больше рядом с этим чудовищем, вашим герцогом, после всего, что произошло!
– Герцог – чудовище? Но что он вам сделал?
– Мне? Речь идет не обо мне. Я видела, как он обращается с солдатами гарнизона Грандсона, единственная вина которых состоит в том, что они оказывали ему сопротивление. Они сдались на его милость, а их стали убивать всех подряд. Несчастных сбрасывают с высоких стен, вешают, топят в озере, чтобы никого не осталось в живых, кто бы смог призвать на его голову мщение с небес. Но оно настигнет его!
Молчание, которое последовало за ее словами, только подчеркивало замешательство Филиппа:
– Когда его охватывает гнев, он бывает страшен, мне это известно...
– Гнев? Его? Ничуть не бывало! Он улыбается и даже смеется, настолько ему нравится все, что происходит!
– Кажется, что это для него обычная вещь, – добавила Леонарда. – Я слышала о его подвигах в Динане и Льеже, где он не пожалел даже кошек!
– Оставьте, дорогая Леонарда! Вам все равно не убедить мессира Селонже! Карл Смелый – его бог, но мне больше нравится преклоняться тому, в ком больше милосердия, и поэтому я прошу вас освободить дорогу и позволить нам ехать дальше.
– Вы так торопитесь? – медленно произнес Филипп. – Признаюсь, что хотел бы встретиться с вами в нашем лагере...
– Нам нечего друг другу сказать, Филипп. Я попросила, чтобы наш брак аннулировали. Таким образом, вы обретаете свободу, и наш дорогой герцог будет доволен. Мне кажется, что он приготовил для вас какую-то благородную даму...
– Зачем она мне? – не сдержался Селонже, которого задевал насмешливый тон Фьоры. – Мне аннуляция не нужна! Я любил и буду любить только вас, Фьора, и что бы вы ни сделали...
– А что такое я «могла бы сделать»? Стало быть, вы можете меня в чем-то упрекнуть?
– Кажется, да... Вы забыли уже... Тионвилль?
– Ни к чему нам кричать и развлекать окружающих нашими спорами. Уже многие из них улыбаются. Правда, здесь даже такие развлечения редки. Но через какое-то время вы сможете предложить своим людям нечто более интересное: на деревьях – целые гроздья повешенных. Герцог объяснит вам, как это забавно. А теперь пропустите меня!
