безопаснее. Левый берег не столь оживлен, как правый! Велите Грегуару подавать карету.
– Но ведь город еще не обрел полного спокойствия...
– Не будьте таким трусливым, Беркен! Я уверена, если мы выберемся из нашего квартала, все будет хорошо.
Предположения Сильви оправдались. На большом мосту, средоточии жизни парижан, было лишь чуть оживленнее, чем в обычные дни, и было ясно, что ехать им будет спокойнее, когда они отъедут от Пале- Рояля, который теперь охраняли два вооруженных до зубов полка легкой кавалерии.
Стояла великолепная погода. Ночной дождь освежил воздух, невыносимо душный в последние жаркие дни. Переезжая реку, Сильви обратила внимание, что она опустела. В ночь восстания Сену вверх и вниз по течению от Сите перегородили цепями, словно в средние века, и у этих постов дежурили стражники.
Однако, выехав на набережную у ворот Сен-Бернар, они наткнулись на большое скопление возбужденных людей, которые вскоре обступили карету, заставив ее остановиться. Подобного положения Грегуар выносить не мог. Сначала он без малейшего толка кричал: «Берегись!», потом стал вопить: «Дорогу! Эй вы, дайте дорогу!» Казалось, в толпе никто не слышал его. Люди смеялись и кричали: «Виват!» Сильви высунулась из окошка и заметила на берегу лошадей, которых держали под уздцы, но разглядеть, что происходит на воде, не смогла: слишком много народу столпилось на берегу. Она протянула руку и коснулась высокого чепца рыночной торговки. Многие торговки единодушно решили в этот день не работать. В толпе также было немало проституток и невзрачных простолюдинок. С женщинами были привычные их спутники – грузчики, перевозчики, зеленщики.
– Нельзя ли нам проехать? – громко спросила Сильви.
– Куда это вам не терпится? – рассмеялась женщина, обернувшись к Сильви.
– Домой, в Конфлан! Во всяком случае, какое вам до этого дело?
Тон был резким, но женщина не рассердилась, а засмеялась еще громче.
– В Конфлане вы такого не увидите, красотка моя! Полюбуйтесь зрелищем! Поверьте, оно того стоит...
– Но что здесь происходит?
– Его светлость герцог де Бофор купается со своими людьми. А мужчины, сложенного лучше, чем он, и не найдешь. Встаньте на подножку и сами все увидите! Право слово, не пожалеете!
Сильви, невольно вздрогнув, словно при приближении опасности, последовала совету торговки, но была вынуждена придержать рукой черную бархатную шляпу с широкими полями, которая сидела на ней с задорным изяществом. И Сильви действительно увидела нечто! В прозрачной воде барахталось с десяток мужчин; они плавали или, словно мальчишки, делая вид, будто дерутся, осыпали друг друга брызгами к великой радости зрителей. Она сразу узнала Франсуа по росту и длинным белокурым волосам. Он стоял по пояс в воде и хохотал над дурачествами друзей. Вдруг послышался его крик:
– Довольно, господа! Пора ехать.
Он пошел на берег, и неистовство толпы достигло апогея. Франсуа был голый, и, поскольку он шел под лучами утреннего солнца, бесстыдный и смеющийся, словно божество, выходящее из вод морских, Сильви, у которой перехватило дыхание, подумала, что она не видела в жизни ничего прекраснее этого стройного тела. Мужчины выражали свой восторг в смачных выражениях и грубых шутках, женщины падали к его ногам, которые они гладили, благословляя мать Франсуа, родившую такого красавца сына. Одна из них, красивая девушка, более смелая, чем другие, обняла Франсуа за шею и припала к его губам долгим поцелуем; смелости ей придавали сильные руки Франсуа, которыми он обхватил ее за ягодицы, тесно прижимая к себе.
Этого Сильви вынести не могла.
– Грегуар! – крикнула она, снова садясь в карету. – Немедленно едем отсюда!
Слова ее имели невероятное последствие. Все было так, словно она совершила святотатство. Пробудившись от экстаза, все эти люди набросились на нее с криками ненависти; кучер Грегуар поднял кнут, приготовившись к любым неожиданностям.
– Что она тут делает? Не пускать ее! Это шпионка Мазарини! Ну да, она мазаринка... Бросьте ее в Сену!
И раздался возглас, который в ближайшие месяцы будет звучать так часто:
– Смерть мазаринке!
Но Бофор это услышал. Оттолкнув девку, повисшую на нем, и поняв, что происходит, он бросился вперед и увидел Сильви, которую, несмотря на усилия Грегуара и двух лакеев, уже пытались вытащить из кареты. Франсуа, выхватив из рук Гансевиля полотенце, обвязал его вокруг бедер и побежал к карете, прокладывая себе путь плечами и кулаками; он вырвал Сильви из рук разъяренных людей, втолкнул в карету и, вспрыгнув на сиденье, закричал:
– Все назад! Она наш друг. Кто ее тронет, будет иметь дело со мной!
– Э, да мы не знали! – проворчал один из заводил. – Зато мы знаем, что у Мазарини везде шпионы.
– В это трудно поверить, если весь народ восстал против него! Эту даму зовут герцогиня де Фонсом! Постарайтесь запомнить это имя. А теперь откройте эти чертовы ворота Сен-Бернар и пропустите нас!
Встав на сиденье подобно древнеримскому вознице, Франсуа щелкнул кнутом, выхваченным у полуживого от страха Грегуара, и бросил лошадей с места в карьер. Люди едва успели распахнуть тяжелые ворота, из которых Франсуа выехал с диким криком. Вслед за каретой устремился Гансевиль: он вез одежду своего господина и держал под уздцы его коня. Монахи аббатства Сен-Виктор, мимо которых вихрем пронесся Франсуа, так и не смогли понять, кто был этот почти голый человек, на дьявольской скорости гнавший карету, – архангел Михаил собственной персоной или сам дьявол.
Через несколько минут Грегуар, пришедший в себя, осмелел до такой степени, что попросил нежданного спасителя ехать медленнее, воспользовавшись тем предлогом, будто «госпожу герцогиню трясет, как сливы в корзинке».
– Она и не такое видела! – расхохотался в ответ Франсуа.
– Может быть, но я посмею предложить монсеньору соблаговолить остановиться, хотя бы для того, чтобы он мог одеться. Боюсь, это произведет странное впечатление на соседей!
– Если хочешь, чтоб я оделся, одолжи мне свой наряд, милейший!
– По-моему, в этом нет нужды. За нами скачет конюший вашей светлости.
Карета остановилась. Франсуа спрыгнул на землю, подошел к Гансевилю и взял у него свою одежду; потом он вернулся к Сильви, которая ему улыбалась.
– Теперь, когда я выгляжу пристойно, – сказал он, целуя ей руку, – не разрешите ли вы мне проводить вас в Конфлан? По-моему, я вполне заслужил это.
– Садитесь! Вы этого больше чем заслужили, ведь я снова обязана вам жизнью.
Лошади понесли карету вперед уже не столь бешеным аллюром; какое-то время Сильви и Франсуа молчали, наслаждаясь чудом этих мгновений близости. Наконец Франсуа тихо спросил:
– Вы помните нашу первую поездку вдвоем, когда мы покинули Ане, чтобы искать убежища в замке Вандом?
– Разве такое можно забыть? Это одно из самых дорогих мне воспоминаний...
– И мне тоже. Я держал в своей руке вашу ручку, а потом вы заснули, прижавшись ко мне...
Говоря это, он завладел рукой Сильви. Еще потрясенная тем, что ей пришлось пережить, но вся во власти счастья близости с Франсуа, Сильви не отняла руку, хотя и возразила:
– Но я совсем не хочу спать.
– Тем хуже!
Он поднес к губам ее изящное запястье, нежно поцеловал и шепотом спросил:
– Почему ты ушла в ту ночь? Когда я, сгорая от любви, вернулся к тебе, сад был пуст, а моя хорошенькая птичка упорхнула. Тогда я вошел в дом через ворота, чтобы узнать, где ты, и поговорить с тобой, но слуги сказали, что ты уехала... Где ты была?
– В доме Мари Шомбер.
– Ты так сильно меня испугалась?
– О нет, любовь моя, я боюсь не вас, а себя. Если бы я осталась в саду, я, конечно, познала бы огромное счастье... Но за ним последовало бы страшное раскаяние...
