изгнав оттуда Кадудаля, чью маневренность чрезвычайно сковывали толпы крестьян, согнанных со своих мест республиканцами и присоединившихся к войску Кадудаля.
Увы, в роялистской армии не было единого командования, военачальники завидовали успехам и радовались неудачам друг друга, многие были обескуражены тем, что принцы – братья несчастного Людовика XVI, короля-мученика, под флагом которых присоединившиеся к армии хотели либо победить, либо со славой умереть, – воздержались от участия в операции, найдя ее слишком рискованной. Часть солдат, захвативших форт Пентьевр, предала роялистов, а Ош легко сбросил остальных захватчиков в море. Это, однако, стоило жизни многим солдатам республиканцев, роялистов же постигла подлинная катастрофа. Смертельно раненный маркиз д'Эрвили остался на поле боя. Некоторые офицеры закололи себя шпагами, чтобы не попасть в руки республиканцев.
Ош пообещал сохранить пленным жизнь. Феликс де Варанвиль оказался в числе последних. Он не смог добраться до кораблей и попал в плен. Мысль о самоубийстве даже не пришла ему в голову: он думал о Розе, о детях, мечтал вновь их увидеть. Несчастный рассчитывал на рыцарские законы войны, которая никогда их не знала. Да и кто мог бы вообразить, что можно перебить сотни пленных?
Но все случилось именно так. Несмотря на обещание, . пленных пешком – здоровые поддерживали раненых – отправили в Орэ. А некоторых погнали еще дальше, в Ванн. По дороге старики солдаты- республиканцы из жалости предлагали пленным бежать, но те отказались, рассчитывая на генеральское слово.
Графа де Сомбрея расстреляли недалеко от Ванна. Но в Орэ террор достиг своей кульминационной точки. Возле старинного картезианского монастыря на поле вдоль речки республиканцы в течение трех недель, с 1 по 25 августа, расстреляли всех пленных, даже тех, кого на место казни пришлось нести на руках, даже тех, кому жить оставалось несколько часов. Убитых зарывали тут же на месте казни[3]. Земля стонала и взывала к Небесам. Бретань никогда не забудет погибших на ее земле солдат, хотя далеко не все они были ее сыновьями. Нашел смерть на бретонской земле и Феликс де Варанвиль – поддерживающий его товарищ помог ему прямо взглянуть в глаза убийцам.
Гийом Тремэн первым узнал о славном и плачевном конце Феликса де Варанвиля. Он отправился по делам в Париж к своему другу банкиру Лекульте дю Молею. Тот счастливым образом избежал гильотины благодаря мятежу 9-го Термидора и восстанавливал по частям потерянное состояние. Он быстро вернул себе имение Мальмезон в Рюэйе, и Гийом отправился туда к нему.
В отсутствие хозяина дом сильно пострадал, особенно от сырости. Но мебель, отделка и кое-какие украшения сохранились; подгоняемые голодом, вернулись некоторые из «услужителей»[4]. Осталась нетронутой и библиотека из красного дерева [5], там во «Всемирном инструкторе» Гийом и нашел список жертв кровавой бойни в Орэ.
Известие ошеломило Тремэна, удар был слишком силен. Он и представить себе не мог, что его дорогой друг никогда не вернется. Феликс унес с собой целый кусок его, Гийома, жизни, самые прекрасные ее годы... Но мысль о Розе заставила Тремэна забыть собственную печаль: как-то она воспримет ужасное известие? Нужно немедленно ехать к ней, подставить свое плечо. Два часа спустя он покинул Париж и, минуя Тринадцать Ветров, направился прямо в Варанвиль.
Роза, конечно, еще ни о чем не знала и встретила его, как всегда, тепло, с радостью и лучезарной улыбкой, с искоркой в прекрасных зеленых глазах, каких не было больше ни у кого в мире. Тут же все было готово к услугам усталого путника: графинчик с сидром, хлеб с хрустящей корочкой, свежайшее масло, нежный окорок, крепкий кофе. Молодая женщина была так рада вновь увидеть доброго друга, что не сразу встревожилась по поводу его усталого лица и исказившихся черт, отнесла их на счет дальней дороги.
– Наступит время, – отругала она Гийома, – когда вам придется отказаться от привычки ездить в седле на столь дальние расстояния. Все дело в вашей гордости: вы хотите доказать, что не подвластны времени, и забываете об искалеченных ногах.
– Нет, Роза, это не гордость. Просто моя извечная диковатость. Я прихожу в ужас от дилижансов, куда люди набиваются, как сельди в бочку, да и едут они крайне медленно, а я люблю быструю езду. Сегодня же я просто обязан был поспеть первым.
– Почему именно сегодня?
– Чтобы вы именно от меня узнали то, о чем я должен вам сообщить. Роза, дорогая... я привез плохие новости...
Она вдруг сильно побледнела, на длинной шее резко выступила и стала яростно пульсировать голубая жилка.
– Речь идет... о Феликсе? Отвечайте, не тяните!
– Да... Он был среди тех, кто пытался высадиться в Кибероне.
Роза опустила глаза и спросила тусклым голосом:
– Он... он?..
Она так и не смогла выговорить то, о чем догадалась. А Гийом не мог ответить «да». С бесконечной нежностью положил он свои большие ладони на дрожащие плечи молодой женщины. Гийом понял, что только неимоверным усилием воли она еще держится на ногах, попытался привлечь ее к себе, но Роза отстранилась, затем вдруг подняла на него глаза. Потрясенный Гийом встретился с ней взглядом – на него смотрела смертельно раненная лань.
– Простите меня, друг мой... Мне нужно остаться одной. Окажите мне только одну услугу – сообщите о случившемся всем домашним... я не в состоянии этого сделать!
Она убежала в сад, и Гийому ничего не оставалось делать, как сообщить горестную новость Фелисьену и Мари Гоэль, старым слугам Варанвиля, видевшим, как Феликс появился на свет.
С того страшного дня прошло семь лет. Семь лет, в течение которых Роза ни разу не пожаловалась, стараясь не менять своих привычек и не показывать своего горя детям. Изменился только цвет ее платьев: веселые зеленые тона, которые были ей так к лицу, уступили место черным. Да еще, пожалуй, редко теперь слышался ее жизнерадостный смех.
– Я прожила десять счастливых лет, – сказала она как-то Гийому. – У многих женщин и этого не было...
Самым жестоким испытанием было то, что она не могла перевезти на родину останки мужа, негде было и помолиться над огромной могилой, где он покоился вместе со своими товарищами по несчастью. Революция завершилась, Франция походила на лишенный лоцмана корабль. Процветали коррупция и разгул,
