хотите, чтобы вас силой отвели в шлюпку, вам необходимо немедленно подчиниться. Так что, повторяю, собирайтесь. Другими словами, наденьте платье, плащ, все, что хотите, только быстро! Естественно, – добавил он, окинув взглядом каюту, – ни о ваших чемоданах, ни о… драгоценностях не может быть и речи! С ними вам нечего делать в море, и они только напрасно перегрузят лодку…
Наступила тишина, которую Марианна использовала, чтобы обдумать подлинный смысл этих невероятных слов. Ее собрались выбросить в море, предварительно обокрав, как одинокого путника в лесу? Что бы это все могло значить? Немыслимо, оскорбительно и непостижимо, чтобы Язон вдруг решил избавиться от нее глухой ночью, лишив ее всего имущества, и к тому же выбрал Лейтона исполнителем его воли! Это не похоже на него… ведь это не может быть на него похоже? Но, задав себе этот вопрос, молодая женщина ощутила сомнение. После всего… разве в памятную ночь ее свадьбы с Франсисом Кранмером Язон Бофор не покинул Селтон-Холл, унося с собой все состояние Марианны?
Видя, что Лейтон проявляет признаки нетерпения, она набросилась на него.
– Я думала, что этот корабль – честный корсар, – сказала она с величайшим презрением, – но оказалось, что он корабль пиратский! Вы всего лишь воришка, доктор Лейтон, и худшего рода, один из тех, кто не брезгует ничем и не задумываясь нападает с целой бандой на женщину!.. Раз это так, я не в состоянии что-нибудь сделать! Собирайся, Агата, если только этот господин соизволит сказать, что мы имеем право взять с собою.
– Позвольте! – вмешался Лейтон с любезностью, в которой чувствовалась дикая радость. – И речи быть не может, чтобы горничная сопровождала вас! Что делать камеристке в шлюпке? От нее будет не больше пользы, чем от украшений, не правда ли? Тогда как здесь она принесет некоторую! Однако… вы, кажется, удивлены? Неужели я действительно забыл предупредить вас, что вы отправитесь одна… совершенно одна? Прошу за это прощения у вашего светлейшего сиятельства!
Затем, внезапно изменив тон:
– Ну-ка, давайте! Мы и так уже потеряли слишком много времени! Унесите ее!
– Подонок! – вне себя закричала Марианна. – Я запрещаю касаться меня!.. На помощь!.. Помогите!..
Но люди уже ворвались в каюту. В одно мгновение она превратилась в подлинный ад. Окруженная горящими как угли глазами, дышащими ромом ртами и жадными руками, которые под удобным предлогом с явным вожделением ощупывали ее тело, Марианна мужественно пыталась сопротивляться, возбужденная криками и стонами Агаты, которую двое матросов бросили на опустевшую койку, в то время как третий сорвал с нее ночную рубашку. Упитанное тело маленькой камеристки блеснуло на мгновение, прежде чем рухнуть в зыбкую темноту занавесок под тяжестью мужчины, который обнажил ее и, поощряемый товарищами, стал неистово насиловать.
Что касается Марианны, то, несмотря на сопротивление, ей заткнули рот кляпом и потащили к выходу.
– Видите, что значит быть неблагоразумной! – лицемерно посочувствовал Лейтон. – Вы заставили нас применить силу. Тем не менее я надеюсь, что вы воздадите мне должное за то, что я спас вас от аппетитов моих людей, когда я вполне мог позволить обойтись с вами так же, как и с вашей субреткой. Видите ли, княгиня, эти бравые ребята не особенно любят вас. Они обвиняют вас в том, что вы превратили их капитана в жалкого, безвольного труса. Но это не отбило у них желания полакомиться нежной плотью такой знатной дамы. Так что поблагодарите меня, вместо того чтобы вести себя как дикая кошка! Нy-ка, живей, молодцы!
Если бы ярость могла убивать, негодяй упал бы бездыханным или же сама Марианна покончила счеты с жизнью. Окончательно выйдя из себя из-за слабеющих стонов Агаты, чувствуя, что готова лишиться разума, видя происходящее, молодая женщина стала так сопротивляться, что, прежде чем донести ее до наружного трапа, ей пришлось связать руки и ноги. Там с помощью пропущенной под мышками веревки ее бесцеремонно спустили в тихо покачивающуюся у борта лодку. При этом она так ударилась о скамейку, что не смогла удержать стон боли. Удерживавший лодку трос перерубили ударом топора. Зыбь сейчас же отнесла ее от борта. Высоко вверху Марианна заметила высунувшиеся головы и услышала насмешливый голос Лейтона, прокричавшего:
– Счастливого плавания, ваше светлейшее сиятельство! Вам не составит ни малейшего труда освободиться: веревки не завязаны. И если вы умеете грести, на дне лодки есть весла. Что касается ваших слуг и друзей, не беспокойтесь, я позабочусь о них!..
С горящей головой, связанная и с ноющей от удара спиной, Марианна увидела, как бриг обогнал ее лодку, слегка повернул и стал быстро удаляться.
Вскоре перед ее расширившимися, полными слез глазами проплыли изящные освещенные окна кормовой надстройки, а над ними три сигнальных фонаря. Затем, изменив галс, корабль решительно направился в другом направлении. Мало-помалу величественная пирамида парусов уменьшилась, стала таять в ночи, пока не превратилась в едва заметный силуэт на звездном небе.
Только тогда Марианна поняла, что она осталась одна посреди огромного моря, брошенная без всяких средств к существованию, почти без одежды, хладнокровно обреченная на смерть, если только не произойдет какое-нибудь чудо.
За горизонтом исчез корабль, уносивший ее последних друзей, корабль человека, которого она любила, которому посвятила жизнь, человека, еще недавно клявшегося, что он любит ее больше всего.
Глава IV
Сафо
Как ее насмешливо предупредил Лейтон, Марианне не составило труда освободить руки, ноги и рот. Но, кроме слабого утешения ощутить себя свободной в движениях, она обнаружила, что ее положение ненамного улучшилось.
Вокруг нее море было пусто. Только мрак, мрак, который сгущается перед рассветом. Она стала мерзнуть: тонкая батистовая рубашка и легкий капот плохо защищали от утреннего холода. Белый туман поднимался вокруг нее, плотный, пронизывающий, очень сырой. На дне лодки она нащупала весла, но куда направиться в такую темень и туман? Она с детства умела грести, но она понимала, что гребля при отсутствии всякого ориентира будет напрасной тратой сил. Единственное, что ей оставалось, это дождаться дня. Так что, по возможности укутавшись в свою скудную одежку, она съежилась на дне лодки и пустила себя по воле волн, глотая слезы и стараясь не думать, чтобы окончательно не потерять мужество, о тех, кого она оставила на проклятом корабле: Жоливале и Гракхе в оковах, Агате в руках пьяных матросов и… Язоне! Один Бог знает, что происходит с Язоном в этот час. Разве не сказал О’Флаерти, что он во власти демона? Из того, что этот негодяй Лейтон с кучкой бандитов был полновластным хозяином на борту, следовало, что корсара тоже захватили и заперли… или еще хуже! Что касается веселого лейтенанта- ирландца, он, вероятно, разделил судьбу капитана…
Чтобы не слишком много думать о них, а также чтобы помочь им, если еще было время, Марианна принялась истово молиться. Она умоляла Всевышнего помочь ее друзьям и также ей самой, оставленной среди моря без другой защиты, кроме лодки, нескольких метров батиста, ее мужества и любви к жизни. В конце концов сон сморил ее.
Когда она проснулась, оцепеневшая от холода, в сыром от тумана белье, с болью в спине, день уже наступил, но солнце еще не взошло. Туман рассеялся. Небо, голубое над головой, на востоке порозовело. Раскинувшееся насколько глаз хватает море, без единого паруса или клочка земли, было гладким, как озеро. Почти не ощущалось дуновения ветра.
Разминая онемевшие члены, Марианна старалась по возможности хладнокровней обдумать свое положение. Она пришла к заключению, что при всей трагичности оно не было безнадежным. Она могла приблизительно следовать курсом корабля Язона. В детстве среди всего прочего ее обучали и географии, ибо тетушка Эллис стремилась дать ей возможно лучшее образование. И география, такая, какой ее изучали в Англии, этом морском королевстве, составляла часть его. Она старалась изо всех сил, часами вырисовывая реки, горы и острова на наводящих тоску картах, бранясь про себя, потому что на дворе была хорошая погода и она сто раз предпочла бы использовать эту хорошую погоду для скачки по лесу на Гарри, ее любимом пони. И также немножечко потому, что она не особенно любила рисовать.
Но из глубины теперешнего несчастья она послала мысленную признательность тени своей тетки, ибо благодаря ее предусмотрительности она могла установить, конечно приблизительно, место, где она
