жизнью.
– Все это так, но... ваш клиент, разве он сам не боится пресловутого проклятия?
– Он – еврей, а только еврей способен снять проклятие, наложенное севильским раввином...
Кледерман немного помолчал, потом позволил лукавой улыбке смягчить свои всегда суровые черты. Уже подали кофе. Банкир предложил гостю великолепную гаванскую сигару, дал ему время раскурить ее и оценить аромат и только тогда наконец спросил:
– И вы ему поверили?
– Кому? Моему другу? Разумеется, я ему верю...
– Однако вам следовало бы знать, на что способны наши собратья-коллекционеры, когда речь заходит о столь редкой и столь драгоценной вещи. Священный камень!.. Символ утраченной родины, несущий в себе все беды и страдания угнетенного народа!.. Пожалуйста, сколько угодно, но из всего, что вы сейчас мне рассказали, явственно вытекает только одно: эта драгоценность отягощена историей. Вы отдаете себе в этом отчет? Изабелла Католичка, Хуана Безумная, Рудольф II и его чудовищный бастард... История всех имеющихся у меня камней и вполовину не так увлекательна...
– Человек, просивший меня найти этот камень, не стал бы прибегать к пошлым уловкам. Я слишком хорошо его знаю, чтобы усомниться в нем: для него это вопрос жизни и смерти.
– Хм!.. Над этим стоит подумать! А пока я покажу вам тот самый камень, а заодно и мою коллекцию. Идемте!
Они вернулись в большой кабинет-библиотеку на втором этаже, и на этот раз Кледерман запер дверь на ключ.
– Вы боитесь, что кто-нибудь из слуг может войти сюда без стука? – спросил Морозини. Его позабавила эта мера предосторожности, показавшаяся ему ребячеством.
– Ничего подобного. Сейчас вы поймете. Дело в том, что эта комната никогда не запирается, кроме тех случаев, когда я хочу проникнуть в сейф. Собственно говоря, только повернув этот ключ, можно открыть бронированную дверь. Вы сами увидите...
Банкир пересек кабинет, достал висевший у него на шее под крахмальным пластроном ключик и вставил его в углубление резьбы, украшавшей книжный шкаф в глубине комнаты. Толстая, обитая стальными листами дверь медленно повернулась на невидимых петлях, увлекая за собой великолепную имитацию из фальшивых переплетов. Кледерман улыбнулся:
– Надеюсь, вы цените выпавшую вам удачу. На свете существует не более полудюжины людей, которые когда-либо входили сюда. Идите за мной!
Стены просторной бронированной камеры с пола до потолка занимали сейфы.
– У каждого – собственный код, – продолжал банкир. – И только мне одному известны все комбинации. Когда придет время, я раскрою их своей дочери...
Его длинные пальцы быстро и ловко вращали два больших диска на дверце первого из сейфов – вправо, влево, еще раз и еще. Замки пощелкивали, и вскоре толстая створка отошла, за ней обнаружилась груда футляров.
– Здесь находится часть драгоценностей Екатерины Великой и некоторые другие вещи русского происхождения.
Оклеенная лиловым бархатом коробка в руках Кледермана распахнулась, явив взгляду изумительное бриллиантовое ожерелье, пару бриллиантовых же серег и два браслета. Морозини широко раскрыл глаза: ему был знаком этот убор. Князь любовался им еще до войны, когда тот украшал одну великую княгиню, связанную узами родства с императорской семьей; впоследствии дама внезапно исчезла, ходили слухи, что она была убита. Украшения действительно принадлежали прежде северной Семирамиде, но сейчас эти бриллианты не ласкали взор Альдо: он испытывал отвращение к тому, что на языке профессионалов называется «красными драгоценностями», – к камням, ради обладания которыми проливали кровь. Не удержавшись, венецианец сурово спросил:
– Откуда у вас этот убор? Мне известно, кому он принадлежал перед войной, и...
– ...и вы спрашиваете себя, не приобрел ли я его у убийц великой княгини Натальи? Уверяю вас, она мне сама его продала... прежде чем сбежать в Южную Америку со своим дворецким, в которого она была безумно влюблена. Я открыл вам чужую тайну, но надеюсь, вы не заставите меня пожалеть об этом?
– Не беспокойтесь на этот счет. Вы должны знать, что для антиквара профессиональная тайна не менее свята, чем для врача.
– Ни секунды в этом не сомневался, – рассмеялся Кледерман. – Мне ведь известна ваша репутация. Надо сказать, великая княгиня очень разумно поступила, что уехала. По крайней мере, спасла от большевиков свою жизнь и часть состояния.
После бриллиантов Морозини получил возможность полюбоваться знаменитым в узком кругу профессиональных коллекционеров аметистовым убором и некоторыми другими менее известными вещицами. Затем они перешли к содержимому других сейфов. Кледерман показал Морозини изумительный изумруд, принадлежавший последнему императору ацтеков и привезенный в Европу Фернандо Кортесом; два из восемнадцати прославленных бриллиантов «Мазарини»; браслет, изготовленный из нескольких бриллиантов, некогда входивших в пресловутое «Ожерелье королевы», разобранное и проданное в Англии четой Ла Мотт; бриллиантовую застежку от корсажа графини дю Барри; одно из жемчужных колье королевы-девственницы; и множество прочих чудес, приведших Альдо в полное восхищение: он и помыслить не мог, что коллекция Кледермана представляет такую ценность. Настал черед последнего, не открытого еще сейфа.
– Здесь хранятся драгоценности моей жены, – сказал банкир. – Они становятся настолько прекраснее, когда она их надевает... Но, кажется, вы удивлены?
– Не скрою. Во всем мире мне известны лишь три коллекции, которые могли бы соперничать с вашей.
– Ваша похвала лестна для меня. Впрочем, это не только моя заслуга. Начало коллекции положили мой отец и мой дед, однако вот то, что я купил у того американца.
И банкир открыл очередной черный бархатный футляр. Словно кровавый глаз циклопа, сверкнул на Морозини своим адским огнем рубин Хуаны Безумной. Венецианец взял его двумя пальцами – ему не нужно было внимательно рассматривать камень, на розыски которого ушло столько сил.
– Никакого сомнения. Именно эту драгоценность похитили у меня в Праге.
Для пущей уверенности – а вдруг, как это ни невероятно, перед ним лишь искусная копия? – Альдо подошел к письменному столу, извлек из кармана ювелирную лупу и под мощной лампой принялся рассматривать плоскую сторону камня. Обеспокоенный Кледерман прикрыл дверь в свою сокровищницу и тоже подошел к столу.
– Смотрите, – сказал Альдо, показывая ногтем на оборотную сторону камня и предлагая ему свою лупу. – Видите там крошечную звезду Соломона? Это доказательство того, что рубин имеет иудейское происхождение.
Кледерман, вооружившись лупой, внимательно изучил камень и вынужден был признать неприятную для себя очевидность. Но ничего не сказал. Он положил футляр с рубином на темно-зеленую кожаную обивку своего письменного стола, потом позвонил и двинулся отпирать дверь.
– Выпьете еще кофе? – обратился он к Морозини. – Откровенно говоря, мне он просто необходим.
– А вы не боитесь бессонницы? – с полуулыбкой спросил Альдо.
– Я обладаю способностью засыпать тогда, когда захочу. Но что вы собираетесь делать?
Морозини вытащил из кармана запасливо принесенную с собой чековую книжку и вечное перо и стал что-то писать, примостившись на краешке стола.
– Чек на сто тысяч долларов, – с величайшим спокойствием ответил он.
– Кажется, я не говорил вам, что согласен продать камень, – ледяным тоном отчеканил банкир. Но его слова не произвели на князя ни малейшего впечатления.
– А я не вижу, как вы можете поступить иначе! – возразил он. – Только что мы говорили о «красных драгоценностях». Этот камень залит кровью больше, чем вы могли бы себе вообразить...
Кледерман пожал плечами:
– По-другому и быть не может, когда речь идет об исторической драгоценности. Могу я напомнить вам о Розе Йорков, алмазе Карла Смелого, том самом, который свел нас в Лондоне? Вы жаждали заполучить его
