– Так и знал, что ты тут торчишь!
– Давин!
Он обнял меня так, что ребра приветственно захрустели.
– Насилу выбрался. В Кор-Неуилл в последнее время такая свистопляска… Едва ноги до ушей не стер – загоняли совсем, но тут у того парня, вместо которого меня взяли, прошла наконец лихорадка, так что у них теперь опять слуга с опытом, а не недотепа вроде меня.
– Молодец. А то у меня сердце не на месте с тех пор, как Желудь пришел без тебя.
– А он – он как? Не хотел никого спрашивать, пока не поговорю с тобой. Все идет как надо?
Конечно, Давин говорил вовсе не о своей невозмутимой лошадке. Я кивнул в сторону строящегося моста.
– Вон он. Он тут. Больше ничего сказать не могу. Я, кажется, недооценил впечатление, которое на него оказала наша история. Когда мы все рассказали, от него почти ничего не осталось, и то – все как на ладошке видно. Так что он в два счета всех убедил, что не в состоянии оправдать надежд. А нашим старшим другого и не надо, ты же знаешь.
– Именем Единого! Да что же это с нами делается?!
Мой лучший друг был на добрую голову выше меня и широк в плечах, как медведь, по крайней мере по элимскому счету, так что выглядел он весьма внушительно, особенно когда глаза у него сверкали праведным гневом. Я похлопал его по плечу и подтолкнул на тропу.
– Что делается… не у всех же такой острый ум, как у тебя, такое твердое понятие о чести, о добре и зле… Были бы мы все как ты – ничего бы не случилось.
– Ничего себе похвала – я же полжизни врал напропалую, – невесело хмыкнул Давин, передернул плечами, стряхивая мою ладонь, и побрел вниз по склону.
– Врать полжизни может только тот, кто знает всю правду. А не то запутаешься.
Давин разразился заразительным смехом и наградил меня шутовским поклоном.
– И кто же, позвольте спросить, этот утомленный и разочарованный жизнью гордец, этот главарь чудовищного заговора? Уж не тот ли Нарим, который в одиночку пытался избавить целый народ от его собственной слабости? Ах нет, не может быть, не верю! – Он уперся кулаками в бока. – Сдается мне, мой добрый Нарим, за всю твою немаленькую жизнь ты не совершил ничего хоть чуточку бесчестного!
Я расхохотался, отпихнул его и поспешил вниз по склону – чтобы он по моему лицу не увидел, насколько далек от истины.
– Иди сам поговори с Мак-Аллистером. Он о тебе беспокоится – боится, что тебе пришлось расплачиваться за его побег. Давай-давай, ему полезно на тебя посмотреть. Он ни с кем и разговаривать не хочет – открывает рот, только когда иначе не обойтись. Ни о чем не спрашивает, ничто ему не в радость, работает и работает, пока не свалится с ног. По-моему, его сейчас хоть ножом пырни – кровь не пойдет.
– Не знаю… Может быть, с тобой или с Тарвилом ему проще? Он же меня совсем не знает.
– Тарвил сейчас в Камартане – проверяет, все ли следы мы замели. Ну а я… Что я? Я все это время успокаивал Искендара и Нуру, на него меня просто не хватало. А все остальные ему никто, к тому же он терзается, что не оправдал надежд, пусть даже и напрасных.
Разумеется, заставить Эйдана Мак-Аллистера дойти до предела отчаяния входило в мои планы. Пусть-ка мои сородичи убедятся, что он ничего не может, и вот тогда-то…
– Так ты не показал его Ларе? – спросил Давин.
– Нет. Она пока не появлялась. Ты же ее знаешь. Да и лучше будет, если это выйдет случайно. Но надо бы поскорее, конечно. Если мы хотим попробовать уже в этом году, у нас остается всего полтора месяца на то, чтобы его подготовить, а все знает пока что только она. Пусть она и решит, на что он способен и стоит ли стараться.
– Постой, Нарим! После того, что было в Кор-Неуилл… – Давин забежал вперед и преградил путь, уставясь мне в глаза. – Он что, ничего тебе не рассказывал?! Нет, он, конечно, так ничего и не понял, но ты-то! Ты же в таких вещах все понимаешь! Ты что, не знаешь, как он ходил в драконий лагерь?
Я не мог рассказать Давину о моих терзаниях, о том, что не могу видеть Мак-Аллистера, что всякий раз чувствую себя преступником, что мне храбрости не хватает разговаривать с ним, глядеть ему в лицо! Я не мог ничего рассказать Давину, потому что тогда он спросил бы меня, почему я принимаю все это так близко к сердцу, и мне пришлось бы открыть самому дорогому моему другу, что я сделал.
– Вообще-то нет. Он мне про Кор-Неуилл ничего не говорил. Времени у нас не было. Да и вообще, он не в настроении разговаривать. Очень подавлен.
Давин положил мне руки на плечи. Он говорил очень спокойно, но зрачки у него расширились.
– Нарим, он их слышал. Когда они закричали, он едва не умер. Они просто кричали, как всегда, ничего особенного. А он едва не умер. Я трижды это видел – у него на лице все было написано, ему с собой было не справиться. В первый раз он даже позвал Роэлана. Честно говоря, мне даже подумалось, что именно Роэлан над нами и пролетал.
Я остолбенел. Этот певец настолько убедил меня в собственном бессилии, что я даже не стал искать ничего, что исцелило бы от отчаяния меня. Да и теперь я ушам не поверил.
– Погоди, Давин, ты уверен?!
Давин не ответил – только поднял бровь.
– Славно, славно… – Я пытался сохранять спокойствие, холодно думать о цели, увериться, прежде чем поддаваться ликованию, но в груди у меня закололо, жар бросился в лицо, волосы зашевелились от переполнившей меня жажды жизни… – А еще кто-нибудь это видел?
– Ну в первый раз мы были одни, во второй раз это случилось в хижине Всадника, но этот гад так
