за Императором. Кирил подошел к нему и что-то прошептал ему на ухо. Александр обернулся туда, где из-за занавеси выглядывал мой глаз, и поклонился до земли, чем вызвал бы волну пересудов и сплетен на годы вперед. Но тут появилась леди Лидия, от ее вида у многих захватило дыхание – так она была прекрасна в синем с серебром платье. Он поклонился еще раз, и сплетни умерли, не успев зародиться.
Я не беспокоился о том, что меня могут найти. Сын Императора и его кузен имеют право привести меня во дворец. Когда зал внизу опустел, я вернулся к еде. Путь в Дэл Эззар неблизкий.
Впервые за семнадцать лет я позволил себе подумать о будущем. Пять лет. По нашим законам, если один из супругов исчезает, второй может считать себя свободным через пять лет. Пять лет не так уж много. Исанна… Когда кто-то вошел в комнату, я сказал не оборачиваясь:
– Мне пора ехать, лорд Кирил. Я был бы весьма признателен…
– Уж не думаешь ли ты, эззариец, что в эту ночь сможешь отправиться куда-нибудь сам по себе? – Из-за золотистой занавески появился беловолосый человек с голубыми глазами, не пустыми леденящими душу глазами демона, а обычными человеческими голубыми глазами, горящими злобой и ненавистью и еще жаждой мести.
Я попытался поднять руку, чтобы защитить себя, но у Корелия оказался небольшой овальный медальон, отливающий красным в свете свечей и издающий пронзительные звуки демонической музыки.
– Небольшой подарочек, оставленный моим бывшим компаньоном, – пояснил келидец. – Мы готовили его для самого Императора. Но будет только справедливо использовать его против моего настоящего врага. – Он кругами ходил вокруг меня. А я не мог даже повернуть голову, чтобы следить за его движениями. – Раб. Невидимка. Всегда в стороне. Кто бы мог подумать, что жалкие эззарианские маги справятся с рей-киррахами, с этими «невидимыми воинами», как они себя называют сами? Как ты думаешь, они будут рады, если я покажу им, как добраться до всех вас? Рей-киррахи ведь очень интересуются сейчас миром людей. И я собираюсь остаться здесь и подождать, когда они снова придут.
Он подошел поближе. Я с трудом переносил запах злобы, исходящий от него.
– Но ты… ты можешь это представить. – Медный медальон висел на металлической цепочке, которую он надел мне на шею. Медальон тянул меня к земле, я едва дышал, не говоря уже о том, чтобы издавать какие-либо звуки. Вот если бы сейчас сюда вошел Кирил… лучше всего с легионом дерзийцев.
– Пошли. Я нашел тебя. Теперь пора выбираться отсюда.
Мои ноги начали двигаться против моей воли. Корелий замотал мое клеймо белым шарфом и дружески подхватил меня под руку. Повел вниз по лестнице, через коридор. Через галереи и дворы. По мощеным дорожкам. Дворец походил на встревоженный улей, никто не замечал нас в толпе. Многие кланялись и приветствовали его. Я ничего не понимал.
– Ночь славы, лорд Кирил, – обратился к нему какой-то юный воин.
– Воистину. И будет еще лучше, когда произойдет то, что должно свершиться в приграничных крепостях.
Кирил… Я не сразу понял, что Кирилом называют Корелия. Я не мог повернуть головы, но когда он пошел открыть ворота, я разглядел его. Он создал иллюзию, позволяющую ему походить на Кирила. В нем не было живости и юношеской чистоты, но для глаз, не ожидающих обмана, того, что он сотворил, было достаточно.
Я мучительно пытался снять с себя заклятие демонов, но то, что он захватил меня врасплох, сыграло свою роль. Оставалось только обзывать себя идиотом и еще тысячами подобных имен. Как можно было проявить такое легкомыслие?
Через дворцовые ворота, через внутреннюю стену, потом во внешнее кольцо города, слишком тихого, слишком пустынного, в сторону раскинутых за городом шатров. Корелий тащил меня по темным закоулкам, освещенным только дымными факелами, через кварталы воров и мошенников, проституток и прокаженных, в самый темный и вонючий угол городка из шатров. Здесь стояла гробовая тишина, которую нарушали доносящиеся откуда-то звуки порки и стоны.
Он втолкнул меня в грязный деревянный чулан. Потом пнул болезненного вида парня, храпевшего в углу на куче тряпья:
– Раздень этого и привяжи к столбу, чтобы твой хозяин мог как следует разглядеть, что я для него достал. Но не смей трогать этой вещи. – Он постучал пальцем по медальону. – Если ты снимешь это, он превратится в чудовище. Он обычно пожирает таких негодяев, как ты.
Парень сделал так, как ему было приказано. Он пожирал глазами мои одежды, по мере того как снимал их с меня. Корелий говорил с человеком в полосатых штанах и ожерельем из костей, вештарским работорговцем. Кровь застыла у меня в жилах. Вештарцы держали своих рабов постоянно в цепях или клетках, они морили их голодом и унижали, не позволяли им разговаривать, думать или просто двигаться, считая это величайшей милостью, которой рабы не достойны. Вештарцы утверждали, что так их боги велят обращаться с дикарями, доводить их до смерти среди песков пустынь, чтобы они могли очиститься. Очиститься. Если бы я мог издать хоть звук, я бы рассмеялся. Даже худшие из дерзийцев отказывались иметь дело с вештарцами, считая их слишком жестокими.
Еще один человек подошел к Корелию и вештарцу, и все трое направились ко мне. То, как келидец разглядывал мои шрамы, было уже плохо. То, как вештарец ощупывал мои руки и спину, словно решая, куда поставить собственное клеймо, тоже было плохо. Но третий… при виде третьего мое сердце едва не замерло в груди. Третьим был Рис.
– Когда-то… очень давно… ты поклялся отрезать мне яйца, если это потребуется для моего спасения. Не пора ли?
В лице Риса ничего не дрогнуло. Он не двинулся, когда Корелий подошел и коснулся медальона, а я закричал от захлестнувшей мою душу и тело волны боли. Я безжизненно свисал на своих веревках. Он смотрел, его лицо ничего не выражало, пока вештарец и келидец сговаривались о цене. Он спокойно выслушал, как вештарец обещает Корелию, что меня уже через час увезут как можно дальше в пустыню,
