ущелье.
– Нам придется оставить лошадей, – сказал он. – Справа валуны огибает тропа, но кони по ней не пройдут.
Я не спросила, откуда он знает. Он резко двигался и отрывисто говорил, я поймала себя на том, что оглядываюсь через плечо, ожидая увидеть преследователей с пустыми глазами, спускающихся вслед за нами. Если мы с Баглосом не поторопимся, принц уйдет без нас. Я спешилась, кутаясь в плащ и проверяя, на месте ли дневник.
– Что нам взять с собой, мой господин? – спросил Баглос. Он тоже был взволнован.
– Не перегружай себя, дульсе. Еда и вода на день. Думаю, больше нам ничего не потребуется.
Принц почесывал Солнечного Света, тихо разговаривая с ним. Когда я объявила, что готова, а дульсе взвалил на плечи небольшой мешок, Д'Натель хлопнул коня по крупу, и тот поскакал обратно той же тропой, которой мы пришли, Огненный Шип трусил следом.
– Они вернутся на луг и будут жать, – пояснил Д'Натель.
– Не только Паоло умеет разговаривать с лошадьми, – пробормотала я, когда мы начали подниматься по отвесной каменной лестнице. Я не понимала, отчего чувствую себя такой обиженной.
После часа тяжелого подъема мы выбрались из ущелья на открытое место: ровный склон, обрамленный ледяными и каменными пиками. Казалось, мы движемся по временам года в обратную сторону. Все жалось к продуваемой ветром земле. Ни деревца. Ни травинки, поднимающейся выше чем на палец. День был серым и обжигающе холодным. Мы забрались на не слишком высокий хребет, и нам открылось скованное льдом озеро, окруженное голыми утесами. Дальше идти некуда.
Ветер рвал с Д'Нателя плащ, пока он разглядывал серое озеро. Затем он сказал лишь:
– Полагаю, мы прибыли.
33
В этой скованной льдом долине совсем не было ничего зеленого. Только тысячи оттенков серого и белого наслаивались один на другой, словно художник, изобразивший эту часть полотна, забыл о существовании остальной палитры. Огромные булыжники лежали у края воды, а за ними поднимались крутые, покрытые льдами скалы, которые словно подпирали зубчатые утесы, устремленные в стальное небо. Едва заметный след вился между кочками от того места, где мы стояли, к берегу озера, огибая гранитные глыбы в два-три раза выше Д'Нателя. Было сложно представить, что кто-нибудь, зверь или человек, придет в подобное место по доброй воле. Как оно может быть убежищем дж'эттаннов? Здесь нет жизни, только камень и лед, мертвая вода и молчание.
Пятая подсказка была самой туманной. «Охотник чует добычу, не видя ее, его сердце подскажет, свернуть налево или направо».
Ничто в этой местности не трогало сердце, ничто не манило, не очаровывало, не прельщало. Ветер с озера мчался над валунами, вгрызался в наши плащи, словно злой пес. Я подтянула грубую шерсть ближе к лицу, стараясь не забывать, что сейчас лето.
Надеясь, что сбитые ноги сумеют сделать еще несколько шагов, я подошла к принцу и Баглосу, стоящим на заваленном камнями берегу озера. Идти было некуда. Ни тропы, ни лаза. Ничего, кроме утесов и скал. Конец пути. Я так устала, что даже не чувствовала радости от остановки, и так сомневалась, что не радовалась завершению похода.
– Где мы сбились с пути?
– Мы не сбивались, – возразил принц, в его голосе слышалось нетерпение. – Разве ты не чувствуешь? Это похоже на мираж, какие бывают в пустыне.
Я не чувствовала ничего, кроме боли в ногах.
– Ты хочешь сказать, то, что мы видим, не настоящее?
– Вовсе нет. Просто здесь содержится большее, чем кажется, слой за слоем, скрытое за тем, что мы видим. Я никогда еще не ощущал такого буйства жизни.
Ожидание или страх заставили его голос понизиться до шепота, а лицо пылать, словно начищенная медь?
Я отвернулась, опустилась на камень и обернула сырым подолом плаща зябнущие ноги.
– Я по-прежнему не понимаю пятой подсказки.
– Это не важно. Ворота здесь.
Разумеется, он был прав. А пятая подсказка была не сложнее остальных. Откуда-то сверху, из пространства над утесами, белохвостый сокол прокричал о кончине невезучей горной мыши, одинокий крик отразился от скал раз, другой, третий. И затем, из-за троекратного эха соколиного крика, до нашего слуха донеслись крики тысяч других птиц, птиц, никогда не видевших этого льда и снега: пестрых птиц пустынь и джунглей, сладкоголосых лесных птиц, величественных птиц с океанского берега, жаворонков, сорок и гагар. В этом месте действительно обитает заклятие. И бурная жизнь.
Не успела замолкнуть волшебная музыка голосов, как я обнаружила у себя под рукой желто-белые цветочки не больше булавочной головки, жмущиеся друг к другу в разломе в скале. Когда я провела пальцем по миниатюрному садику, меня окутали ароматы сирени, роз, жасмина и сотен других цветов, так же неспособных выжить под ледяным ветром, как и эти драгоценные крошки – в знойном воздухе равнин.
Я хотела позвать Д'Нателя посмотреть, но вздрогнула от громкого «здравствуйте!», несущегося над озером. Принц стоял на берегу, обернувшись ко мне, глаза его сияли.
– Ты слышишь их?
– Здравствуйте… здравствуйте… здравствуйте, – звучало в воздухе, и звукам вторил бесчисленный хор: крики приветствия, радости, прощания. Голоса без тел. Воспоминания о жизни.
– Да-да, я слышу их.
