– Я не стыжусь проигрывать битвы, – ответил я. – Знайте об этом, если уж вы включили в список моих прегрешений и это. Я решил, что если рей-киррах не несет с собой зла, то мы не имеем права уничтожать его. Попробуйте поискать другие доказательства моей трусости.
– О трусости речь не идет, – ответила Талар. – В этом тебя никто не обвиняет.
Мейра подалась вперед, ее длинная седая коса змеей сползла по широкому красному платью.
– Из того, что ты рассказал, следует, что демон ждал именно тебя Он знал, что с тобой за Воротами происходит превращение. Он сказал, что хочет познакомиться с тобой и что он запомнит тебя. Разве это не вызывает беспокойства?
– Демоны всегда говорят подобные вещи… – Произнося эти слова, я снова услышал его голос. «… Когда мы встретимся в следующий раз…»
– Это была не угроза. В его голосе не было злости, Мейра. Любопытство, да. Узнавание, да. Он знал меня как Смотрителя. Ведь так много демонов было отправлено обратно за такой короткий срок, а других Смотрителей просто нет. Полагаю, здесь нет никакой тайны.
– Он знал, что это ты уничтожил Повелителя Демонов?
– Да, это он точно знал. Он знал, что я не Рис, мой друг детства, продавший душу Повелителю Демонов. Еще он выразил радость по поводу того, что я убил… как он его назвал? Нагидда.
– Кто это?
– Так он назвал Повелителя Демонов – Нагидда. – Только теперь, когда я произнес это слово вслух перед Советом, я вдруг понял, что оно означает. Предтеча. Почему он назвал его так… и почему меня так тревожит звук этого слова?
– Почему ты не испугался, Сейонн? Объясни мне. – Наша добрая Ткачиха искренне хотела понять. – Этот демон сказал, что он знает тебя и надеется снова встретиться с тобой. Хочет найти «общие интересы». Разве не этого мы старались избегать не одну сотню лет? Объясни мне, почему тебя это не тревожит.
Но Каддок не дал мне ничего объяснить, хотя я мог бы.
– Разве может существовать более убедительное доказательство испорченности? – перебил он. – Неужели мы будем ждать, пока из-за него на наши головы обрушится проклятие, неужели не заметим угрозы? Даже если он просто заблуждается…
Мейра что-то раздраженно сказала Кенехиру, пока Каддок изливал свою желчь.
Они не слушали меня. Я откинулся на спинку кресла и закрыл рот ладонью. Что толку говорить с ними?
– Сколько битв ты провел в этом месяце, Сейонн? – Катрин задала свой первый за этот день вопрос. Остальные разом замолкли.
– Понятия не имею, – сразу ответил я. – Наверное, двадцать пять.
– А в прошлом месяце?
– Не знаю. Десять. Пятнадцать.
– На самом деле двадцать три. И еще двадцать до того. За год больше двухсот пятидесяти сражений. Неслыханное число для любого Смотрителя. Обычно проводили не больше пяти в месяц, и это считалось немало. – Она слегка подалась вперед на своем стуле. – А сколько битв ты проиграл?
– Одну. Только одну. – Я не понимал, к чему она клонит. Все в Совете это знали. Из-за постоянно идущей войны и нехватки Смотрителей другого выбора не было. Я не хотел, чтобы она заостряла на этом внимание, заставив их считать, что мне сложно сражаться.
– А в скольких случаях ты потерял жертву, то есть жертва погибла?
– Только раз.
– А сколько раз, в этой или любой другой битве, ты встречал демона, с которым не мог бороться?
– Только в последней, но…
– Скажи нам, Сейонн, мой дорогой друг, что произошло с твоей женой три недели назад?
– Катрин… – «Что она делает?»
– Ты поклялся отвечать правдиво и полно на все вопросы, делать все, что мы потребуем от тебя, чтобы разобраться в происшедшем Я спрашиваю, и ты должен ответить, что произошло в твоем доме недавно.
Она знала, что я отвечу и что я не могу ответить. Ребенок родился демоном. Закон и традиция требовали, чтобы даже память о нем была погребена, чтобы сожаления о его оскверненной чистоте не тревожили нас. Но я не умел притворяться, я поклялся говорить правду, хотели они слышать ее или нет.
– Наш ребенок родился одержимым демоном, – ответил я, чувствуя, как холод сковывает душу. Слова со стуком упали в гробовое молчание. – И моя жена поступила согласно эззарианским законам и убила его.
Катрин продолжала допрос. Она не обращалась к Совету, только ко мне. Я чувствовал потрясение и беспокойство остальных, но не смотрел на них, я тоже разговаривал только с Катрин.
– А теперь, Сейонн… Я знаю, что это будет тяжело, и мне нелегко просить об этом… – Как будто было что-то тяжелее тех слов, которые она только что заставила меня произнести. – Я прошу тебя снять рубаху.
– Нет! – Я вскочил со стула, не веря собственным ушам. – В этом нет никакого смысла…
– Ты сделаешь, как тебе велят, Смотритель, или слушание будет закрыто. – Талар встала. Она тоже поглядывала на Катрин несколько недоуменно.
«Если слушание будет закрыто, я до конца своих дней останусь под подозрением. У Катрин, конечно, имеется какой-то план. Но что это за план, требующий такого давления на меня, – напомнить об Исанне и ребенке, заставить меня предъявить свидетельства моей жизни в рабстве Не может же она считать, что Каддок и Талар начнут сочувствовать мне и изменят свое мнение. Все это только еще больше укрепит их во мнении, что я нечист, и они заявят, что я не гожусь для битв. Она зарывает меня в могилу».
– Еще раз прошу тебя, Сейонн, сними рубаху и повернись Всего на минутку.
Сжав зубы, чтобы тут же не высказать Катрин, что я думаю об избранной ею тактике, я стащил с себя вишневую рубаху и позволил обществу увидеть, чего можно добиться простыми кожаными ремнями. Моя спина и руки были полностью покрыты шрамами, на плече запечатлен знак креста в круге, клеймо раба Империи. Добрый товарищ сокола и льва на моем лице, он ярко горел в солнечных лучах, заливавших комнату.
Я закрыл глаза, стараясь сдержать гнев. Я так сражался с собственными чувствами, что едва расслышал негромкое разрешение одеться.
– Ты можешь идти. – В голосе Катрин звучало сожаление, но требовалось нечто гораздо большее, чем сожаление, чтобы загладить совершенное.
И даже когда я снова сунул руки в рукава и потом закрыл за собой дверь, все еще не мог понять, что происходит. Как только Совет объявит о претензиях, предъявляемых мне Талар и Каддоком, я собирался отвести в сторонку Катрин и Кенехира и попытаться объяснить им еще раз. Фиона вошла в покинутую мною комнату. Я вышел в широкую прихожую, проклиная себя, проклиная женщин, окружавших меня, которые вдруг разом помешались, и хотел размозжить голову о ближайшую стену, чтобы не повторять про себя фразы, которые не сказал им и которые ничего бы не изменили, даже если бы я их произнес Я мечтал, чтобы они поняли, что я почувствовал, общаясь с этим демоном.
…Полчаса спустя Фиона вышла из комнаты. Наверное, ее история не пользовалась таким успехом, как моя. Она держалась подальше от меня, в противоположном конце прихожей, у окна. Возможно, ощущала мое искреннее желание свернуть ее изящную шею. Лишь когда после невероятно долгого часа нас позвали обратно, она подошла ко мне и попыталась заговорить:
– Мастер Сейонн, я…
– Нас зовут. Нет времени на церемонии. – Я жестом предложил ей пойти вперед. Я ненавидел, когда она называла меня мастером.
Пятеро сидели на своих местах, на их лицах не отражалось ничего. Талар вечно выглядела недовольной, так что это не могло служить добрым знаком для меня. Мейра сидела с закрытыми глазами. Катрин окаменела. Теперь в комнате была и Исанна, она сидела на стуле с высокой спинкой справа от полукруга Совета. Она присутствовала здесь не как моя жена. Просто королева должна была подтвердить
