который разрушил их жизнь, он был последним физическим ощущением, которое сохранилось даже в Кир- Вагоноте.
– Старик еще немного поспит, – произнесла Фиона, подходя к костру.
Если судить по ее внешности, с момента моего ухода прошло не очень много времени, и время совсем не сдвинулось для каменных ступеней храма. Фиона по-прежнему была подтянута и стройна, выражение ее лица было все таким же упрямым, прямые черные волосы не успели отрасти, мужская одежда – истрепаться и износиться. Лишь темные круги под глазами говорили о том, что ей пришлось нелегко.
– Ты сумел выжить, – первое, что она сказала, выходя из транса. По ее взгляду я понял, что она представляет, что именно со мной происходило. – Другого способа найти тебя в темноте я не придумала.
– Сколько прошло времени?
– Только что начался месяц Волчьей Луны.
– Волчьей Луны… – Первое полнолуние осени, когда начинают выть волки, предчувствуя зиму. Мой сын уже отпраздновал свой первый день рождения. Наверное, он уже ходит… смеется… произносит первые слова. Интересно, ему обрили голову, как это делают с манганарскими детьми, когда им исполняется год? Конечно, они понятия не имеют, что надо произвести обряд присвоения имени, как это принято в Эззарии. А я… я просидел в подземельях безумных гастеев больше восьми месяцев. Какой друг, родственник или любовник мог бы быть вернее моей упрямой Фионы? – Лишь мысль о твоем упрямом сердце поддерживала меня там, – произнес я, опуская глаза. – Только ты. Но теперь я должен…
Она зажала мне рот ладонью:
– Не говори так. Позволь мне накормить твоего друга и посмотреть, как там старик. Потом мы поговорим. – Она кивнула на Меррита, который просеивал землю между пальцами. – Он очень долго прожил в царстве демонов.
Я услышал не произнесенный ею вопрос:
– Он вытащил меня из подземелий, спас мою жизнь и открыл мне глаза на суровую правду. Ты должна выслушать его и помочь ему. Он очень долго пробыл там. Я рассказал ему о мозаике и моих предположениях, но я не назвал ему ни своего имени, ни твоего, ничего не сказал о Балтаре и…
– Я должна кое-что рассказать тебе о мозаике, нам нужно на время избавиться от него.
– Не думаю, что он сам захочет сидеть на одном месте. – И кто укорил бы его за это?
Когда Меррит впился во вторую ножку Фиониной утки, она кивнула на мозаику, в которой продолжала обвиняюще зиять дыра. Меррит не выказал ни малейшего интереса к картинкам, сказав, что он не собирается выяснять, являемся ли мы родственниками демонам. Бросив на мозаику вежливый взгляд, он сказал, что предпочитает есть и пить.
Фиона сложила руки на груди и посмотрела на меня:
– Эта дырка в картине… ты узнал, почему так?
– Нет. Пока что я не знаю, в чем тут дело.
– Тебе нужно взглянуть на это. – Последние слова она произнесла шепотом. Она взмахнула рукой, и воздух задрожал от разошедшихся кругов заклятия.
Я посмотрел на пол и медленно опустился на колени. То пустое место в мозаике уже не было совсем пустым.
– Ты упоминал Кир-Наваррин, – пояснила Фиона, опускаясь на пол рядом со мной, пока я старался разглядеть новые участки мозаики. – Когда я повторила твои слова Балтару, он едва не залез на колонну. «Не спрашивай! – вопил он. – Я ничего не знаю».
– Откуда ему знать?!
– Он спрятал от нас эту часть.
– Его что-то пугает, он так и не сказал мне, что именно. В словах из мозаики есть надпись, гласящая, что Кир-Наваррин навсегда закрыт, заперт, сокрыт, что-то в этом роде. Вот. – Она указала на фигурку человека, стоявшего на коленях перед озером. – Это Провидец. Балтар узнал его по особому кольцу. А эти картинки должны быть его видениями. Одной по-прежнему не хватает. Думаю, Балтар знает, что на ней, но старый дурак отказался рассказывать мне. Ты не узнаешь образы?
На первой картинке была изображена битва. Люди, похожие на эззарийцев, рыдали, убегая прочь.
– Это Первая битва из пророчества Эддоса, – пояснил я. – Та, которую эззарийцы проиграли. – Так оно и было, когда дерзийцы победили нас за три дня.
– А это… Думаю, это ты и принц Александр. И мир, в котором правят демоны, на заднем плане, в случае если вы проиграли бы. – Она дотронулась до изображения крылатого воина, нападающего на жуткого демона.
Воин не был похож на меня, если не считать заливающих его потоков крови и поврежденных крыльев. А вот демон… Я снова почувствовал исходящую от него ледяную злобу, которую чувствовал все три дня битвы.
– Если бы я увидел это до битвы, я ни за что не отважился бы. – Все во мне оборвалось, когда я взглянул на третью картинку.
Она походила на многие другие сцены мозаики. Ворота. Человек с бронзовой кожей и прямыми черными волосами шел по дороге за Воротами. Он нес ключ. За серым прямоугольником находился пейзаж, который почти наверняка изображал Кир-Наваррин, дом моих предков, когда мы еще были одним целым с демонами. В отдалении возвышались горы, и на их фоне, за прекрасными постройками, фонтанами и величественными деревьями и пышными цветами, которые я видел в саду Валлин, виднелось темное пятно. Сначала я решил, что это птица – орел или стервятник, сидящий на скале. Но очертания были иными. Этот предмет должен быть значительно больше птицы. Постройка. Наверное, крепость. Я тут же увидел каменные стены, как только подумал о крепости. Крепость, в которой находится запертая с начала времен правда, правда, которую страшно знать. Между человеком и Воротами были и другие люди. Крошечные фигурки мужчин и женщин с мечами в руках. Некоторые сражались. Некоторые стояли вдоль дороги, словно охраняя путь. Многие умирали. Некоторые были уже мертвы. Главный вопрос вызывал, конечно же, ключ в руках человека Это ключ, отпирающий Ворота, дверь из известного мне мира в мир Кир-Наваррина, или это ключ, который выпустит на свободу неведомую опасность из крепости? Был ли ключ материальным предметом из металла или это слово или действие, которое освободит древний страх? Больше всего меня беспокоило то, что у человека с ключом были крылья.
– Ты тоже чувствуешь? – спросила Фиона, указывая на темное пятно крепости. – Там что-то ужасное и опасное, а ты идешь прямо туда.
– Да, но я не знаю точно, что это означает. Пророчества так туманны. А здесь отсутствует изображение того, что произойдет после. Правы мы или нет, даже если это я, даже если у меня есть ключ, – мы не сможем предугадать. Нам нужно узнать побольше, прежде чем судить обо всем.
Не знаю, поверила ли Фиона моим сбивчивым речам. Конечно, у меня есть ключ. Но я не был готов говорить об этом. Пророчества были легендами, предупреждениями о том, что может произойти в будущем. Были вероятностями. Словами. Пророчество в картинках, изображенных на старых камнях, действительно натолкнуло меня на мысль, но Ворота и крепость оставались двумя нестыкующимися частями загадки. Открыть одно вовсе не означает открыть и другое. Значит, если я буду достаточно силен, если я заставлю себя сделать то, что необходимо… Мои мысли были только предположениями, я не мог высказать их вслух, пока как следует не обдумаю все. Однако я поклялся, что делом моей жизни станет исправление несправедливости, учиненной над моим народом и всем остальным миром. Возможность окончания войны с демонами вдохновляла меня. Я прожил нелепую жизнь, и теперь я видел возможность покончить с этим. Как бы мне хотелось увидеть четвертую картинку!
Пока я спорил сам с собой о причинах, опасностях и ужасающих вероятностях, высказываясь сначала в пользу одной стороны, потом другой, Фиона занималась Мерритом. Насытившись, осмотрев окрестности, собрав припасы для путешествия, он был готов начать свой путь в Эззарию. Фиона сказала ему, чтобы он нашел на берегу закопанную в песок лодку, сложил в нее свои вещи и ждал. Она перевезет
