Возрождение

теперь ты являешься, насмешничаешь, и я должен уступить тебе место. Я мадоней, его воспитанник, и готов променять пять тысяч лет жизни на один миг свободы, чтобы расквитаться с тобой за предательство.

– Убери свои руки, – приказал я, интуитивно понимая, что только грубый отпор Каспариану может спасти меня от большей опасности, столкнуться с которой я был не готов.

Капельки воды стекали по его щекам, по тронутым сединой волосам и исчезали в усах и бороде. Он казался мне воплощением ненависти, пока я не заметил затаенную боль в его глазах. Дар Ниеля, каким бы он ни был, предназначался не ему, так же как и его слезы. А я, ничего не знающий о его горе, даже не мог посочувствовать ему.

Он оттолкнул меня и снял с крюка, вбитого в стену, чистую рубашку. Потом мы пошли через залитый солнцем двор. Он шагал впереди, неся оружие на плече. «Я знаю его, – мелькнула у меня в голове смутная мысль, – то есть то я, которое не Сейонн».

Еще я заметил, что, как только мы шагнули в сумрачный коридор, залитая солнцем арка у нас за спиной превратилась в самую обычную дверь, ведущую в затененную комнату. Неужели и двор был такой же иллюзией, как и его соперники? Но кровь ведь не исчезла.

Ниель ждал, склонясь над игровым полем.

– Я же говорил тебе, что он придет. Твои сомнения были напрасны.

Каспариан холодно поклонился:

– Значит, он сразу же принял ваше предложение? – Когда я приходил сюда призраком, Каспариан не был так официален. Натянутость между ними была новой для меня.

Ниель потрогал обсидианового короля, который стоял в углу поля под могучей защитой.

– Я решил сначала показать ему… одно происшествие… а потом объяснить более подробно. Как ему принять решение, ничего не зная? Ты ведь поможешь мне еще раз, мой добрый Каспариан? – Эта просьба была не просто словами, в ней таилась разгадка тоски Каспариана. Я оказался причиной его страданий, сам не ведая как.

– Я в вашем распоряжении, господин.

Ниель церемонно склонил голову, благодаря за согласие. Каспариан подтянул к столу третий стул и сел лицом к камину. Ниель указал мне на пустое место напротив него.

– Иди сюда, мальчик. Успокойся. Я не собираюсь увеличивать твою испорченность. Не исключено, что у тебя появятся новые взгляды еще до того, как мы закончим. Мне запрещено управлять собственной силой, это одно из условий моего заключения, но кое-что мне оставлено, как ты уже догадался.

– Сны, – кивнул я, усаживаясь на деревянный стул справа от Каспариана, все мои обиды отошли на задний план при обещании скорого раскрытия всех тайн. – Ты можешь влиять на сны.

– Мой судья был достаточно умен, он понимал, что лишить мадонея всякого общения с внешним миром окажется для него гораздо страшнее смерти. А он не был жесток…

Глаза Ниеля были так глубоки и темны, в них сливался и синий, и черный, я надеялся читать в них, а вместо этого тонул в их глубине, холодной и ясной, как вода в горном озере, они затопляли меня… Комната, камин, дневной свет ушли. Я не ощущал опасности, в этот миг каждое дыхание жизни было наполнено ей. Если я жажду знания, то должен позволить Ниелю показать себя. Я сам выбрал этот путь… на радость или горе, ради смерти или ради жизни.

И я позволил ему унести меня еще глубже, залить меня ледяной водой, лишить меня моих привычных чувств…

…злобный ветер отрывает мои пальцы от края утеса. Надо мной клубятся облака, их гонит ветер и освещают молнии. Если пойдет дождь, мне конец. Медленно, потому что плечи пылают огнем, я подтянулся вверх… сантиметр, еще один… Еще немного, и я рискну двинуть рукой, чтобы дотянуться до кривой сосны, растущей на камнях. Мои сломанные ноги сводит судорогами… от них не будет толку. Каждый вдох разрезает легкие. Откуда-то снизу доносится вой, боги, они ждут, когда я упаду… не смотри вниз… не слушай… Ветер швыряет грязь мне в лицо, приносит с собой вонь снизу… пожирает последний свет… Еще один порыв полоснул меня по мертвым ногам. Поспеши… кончики пальцев побелели от напряжения… скользко… скользкая грязь… капли дождя… Короткий взгляд вниз, туда, откуда доносится вой… он стал громче… радостнее… Подземелья… пустота нескончаемая боль… темнота… навсегда. Камни начали копошиться под моими руками. Ствол сосны отодвинулся дальше. Я цепляюсь за землю. Нет! Святая матерь, прошу, не дай мне упасть. Я сойду с ума в темноте…

– Иди, мальчик, помоги ему. Ты ведь хотел сделать именно это, а не приходить сюда. – Напряженный голос прогнал видение. Мои руки все еще дрожали. Ветер свистел в ушах, от воя холодела кровь, но я больше не ощущал своего падения с утеса. – Ты должен помочь, особенно когда ты знаешь, что эту пытку придумал твой собственный народ. Они отправили его в это место. Они затеяли эту войну из-за страха передо мной, они отказывались видеть правду все эти долгие годы, делали все еще хуже, снова и снова отправляли гастеев в Кир-Вагонот, пока они не лишались ума.

– Что это за место? – Мой голос дрожал от боли и страха за того человека, который никак не мог дотянуться до кривой сосны. – Что случилось? Что мне делать?

– Собери свою силу. Разбуди его. Мой судья привязал меня к этому месту, поэтому я могу лишь наблюдать, говорить и советовать. Этому мальчику не нужны советы. Ему нужна твоя рука, твоя сила, твое участие. Он уже на грани того, чтобы отдать свою душу, а ты лучше кого бы то ни было знаешь тех несчастных созданий, которые пытаются заполучить его. Не допусти этого. Используй дарованную тебе силу.

Я пытался справиться со смущением, находясь и в видении, и вне его.

– Это чей-то сон.

– Сон несчастного пленника. Одного из ваших. Ты можешь ему помочь, сразиться за него, взять его туда, где он не мыслил очутиться. Но будь осмотрителен. Очень легко свести с ума, если ты проявишь себя слишком сильно. Все должно быть так, как тебя учили: жертва не должна понимать, что битва ведется в ее душе.

Один из наших, Смотритель, в подземельях Кир-Вагонота, сражающийся за свою душу, видящий свой последний сон о свете. Если я могу ему помочь…