Возрождение

– Я отомщу как смогу, Сейонн. Мир еще долго будет помнить эту ночь. Твоя жена будет винить во всем тебя, а рей-киррахи доберутся до остальных эззарийцев. – Меррит захохотал, вместе с чудовищным смехом из его рта поднимались кровавые пузыри. – Ты открыл проход. Скоро Безымянный будет свободен. Он изменит мир, превратив его в сплошной страх, кровь, огонь и безумие. – Он указал на меня трясущимся пальцем. – И никто никогда не узнает правды. Они всегда будут считать тебя Воплощением Мерзости.

У меня осталось достаточно сил, чтобы сделать три шага, поднять меч и снести хохочущую голову Меррита. Потом я упал рядом с Дриком. Мир вокруг кружился и пульсировал, руки и ноги уже онемели. Мальчик не двигался.

Ах, Вердон милосердный. Осталось столько несделанного. Я уже ничем не мог им помочь, но оставалось одно, что я был обязан сделать для них, даже если бы твари нижнего мира пришли и начали заживо обгладывать мои кости. Я как мог начал погребальную песню, постепенно возвышая свой голос, нет, голос Денаса, потому что он был чистым, мелодичным, он пел, произнося слова с таким чувством и так выразительно, как я никогда бы не смог. Он пел о Кьоре, Дрике, Тегире и Нестайо, о Блезе, погруженном в пучины безумия, о моем сыне, обо всех остальных, кому придется разделить его участь… и об Исанне, которая уже должна знать, что ее Смотрители погибли. Я спел все слова. Даже Фионе не к чему было бы придраться.

– Прости меня, Дрик. Мне так жаль, – прошептал я, закончив пение, и перевернул юношу на спину… Он еще дышал. Медленно. С трудом. Его глаза широко открылись, моля жизнь не покидать его здесь, на краю темноты и пустоты.

– Боги неба и земли! Упрямец… Я тебя уже отпел, а ты остался жив.

Дрик слабо зашевелил губами, его лицо приобрело осмысленное выражение.

– Мастер?

– Я здесь, Дрик, – отозвался я, стараясь улыбнуться ничего не чувствующими губами. – Это я. Если ты продержишься еще немного, то и я продержусь. Давай… – Я переложил его руку себе за плечо и попытался встать на ноги. Не вышло. Взял копье, все еще испачканное моей кровью, и превратил его в деревянный посох. Опираясь на него, я сумел-таки подняться, надеясь, что мышцы у меня на спине еще немного продержаться и не порвутся от усилия.

– Ты должен позвать Айфа, – выдохнул я, ставя его на ноги. Мы оба опасно раскачивались. – Я не смогу. Скажи ей… просто скажи: «Айф, гиат!» Она поймет. – Слово значило «поставь Ворота как можно ближе ко мне». У нас с Исанной был свой собственный язык специально для тяжелых случаев.

Дрик успел произнести слова, прежде чем провалился в беспамятство. Но он не был мертв, когда появились Ворота… не совсем мертв.

– Ступай. – Я протащил его несколько шагов. – Выздоравливай. Живи. – Мягко вытолкнув его через серый прямоугольник, я упал на колени, стараясь вдохнуть последний раз перед тем, как мир исчезнет вместе со мной.

ГЛАВА 9

Вердон правил лесами, пока не устал, потому что эта часть его была смертной. Но Валдис любил отца, и он даровал ему бессмертие, чтобы тот правил вечно.

Потом Валдис построил волшебную крепость, удобную и красивую, но все-таки тюрьму. Валдис не хотел убивать вторую половину отца, он просто запер ее в этой крепости. И он отнял имя у этой части и уничтожил его, чтобы никто и никогда не смог снова произнести его. Он сказал, что, если кто-нибудь отопрет крепость, мир погрузится в хаос, огонь и смерть. Тогда придет последний день, День Конца.

Это история Вердона и Валдиса, так она была рассказана первым эззарийцам, когда они пришли в леса.

Когда закрываются Ворота Айфа, одержимая жертва уже не страдает от ран, которые получил в битве демон. Рана на спине от копья, рана от меча между ребрами и все остальные отметины, полученные мною этой ночью, исчезли, когда я очнулся утром, серым и неподвижным. Сам же я был измотан до предела. И, как и раньше, моя голова раскалывалась так, словно битва происходила прямо в ней. Глаз под повязкой пульсировал, сердце истекало болью от того, что случилось, и от того, что еще должно было произойти. Моя жена собирается убить меня. И я ничего не могу сделать с этим.

Эззарийцы становятся трусливыми, когда им приходится самим исполнять вынесенный приговор. Они с легкостью произносят слова «жизнь», «смерть», «безумие», когда речь идет о жертвах демонов, найденных где-то, но когда дело касается их самих… Детей, рожденных захваченными, как мой сын, просто бросают в лесу неподалеку от волчьих логов. Если боги захотят, чтобы они жили, говорим мы себе, они останутся живы. Но боги создали волков, чтобы поедать такие лакомые кусочки плоти. Когда мы находим крошечные обглоданные косточки, мы говорим, что боги убили этих детей, а вовсе не мы. Захваченный Смотритель представляет другую проблему. Если его нельзя излечить, что остается королеве? Его нельзя и оставить в живых, ведь он знает все о нашей жизни. Могучий маг и отличный боец может заразить других своим безумием. Он конечно же должен умереть, но какой эззариец, поклявшийся защищать жизнь, сумеет заставить себя умертвить его веревкой или мечом?

И тогда был найден способ. Воплощение Мерзости связывают заклинаниями и веревками, одурманивают зельями, держат под охраной, чтобы никто не смог его спасти, и ранят. Не перерезают крупные артерии, – иначе он умрет сразу, – а просто наносят раны, в руки или ноги, иногда в живот. Если боги захотят, чтобы он жил, он будет жить. Но ведь боги предполагали, что кровь должна быть внутри человека, а не снаружи, и когда сердцу больше нечего перекачивать, именно боги убивают человека, а не мы, эззарийцы. Такая вот логика.

Дрик не погиб, но был без сознания, он не мог подтвердить, что не я убил двух молодых Смотрителей и пришедшего из других мест юношу-эззарийца. Огонь демона горел в моих глазах, и этого было более чем достаточно.

Я лежал на животе, мои руки и ноги были привязаны веревками к вбитым в землю столбам. Вокруг меня они разожгли небольшие костры и накидали в них столько яснира, что его хватило бы набить целую подушку. Дым висел густой завесой, заставляя мои нервы болезненно вздрагивать. Воздух был тяжелым. Душным. Вязким. Приближалась гроза.

– Вы не позволите Сейонну рассказать его историю, госпожа? – спросил Кенехир. – Казнить человека, не позволив ему оправдаться… – Седой Утешитель сидел, прислонившись к одному из столбов.

– Трое Смотрителей и еще один юноша мертвы, – выплюнула Талар. – Невья выхаживает еще одну