Он только собирался объяснить Морготу, почему он так поступил с Иваром, высказать свои сожаления и обещать, что этого больше не повторится, и поэтому предложение Моргота оказалось для него неожиданным.
– Помилование – один из немногих даров, которыми мы обладаем, – ответил ему отец, и Джонатан в изумлении поднял на него глаза.
Интересно, каким бы человеком мог стать Моргот, если бы его воспитали такие люди, как Гектор, Ивар и Доминик? Это озарение еще более укрепило зародившуюся в нем надежду. Оказывается, его судьба не была определена при рождении. Решающий поворот все еще был впереди, и выбор пути зависел только от него самого. Оставалось только молиться, что в решающий момент он сумеет победить отца.
– У нас слишком мало времени для подготовки, – заявил он, – и я боюсь, что мы не сможем одолеть заклятья, лежащие на дверях часовни.
Моргот снова засмеялся.
– Нам это не понадобится. После нашего нападения на крепость я в течение нескольких дней обдумывал эту проблему и понял: ты носишь в себе печать Полотна, оно зовет тебя, сын.
– Невероятно! – воскликнул пораженный Джонатан. Моргот улыбнулся.
– Ты еще не почувствовал этого, но это так. Ты уже проник в часовню однажды, и ты сможешь сделать это еще раз, завтра, в ночь полнолуния. Ты поможешь мне освободить мои легионы, и они станут повиноваться тебе так же охотно, как и мне.
– А ты уверен? Ты совершенно уверен?
– Есть один способ проверить это – войти в часовню, – Моргот покачал головой и усмехнулся. – Ивар тебе не ровня, а эти старики тоже не смогут остановить тебя. Прочти это… – он положил перед Жоном свою книгу. – Прочти и ступай в крепость, – неожиданно закончил он и, открыв книгу на нужной странице, ушел. Джонатан молча всматривался в затейливые буквы.
К утру Джонатан выучил заклинание наизусть. Вынув из стоявшей на полу шкатулки птичье перо, он сжал его в руке и, мысленно сосредоточившись на воротах крепости, прочел заклинание от начала и до конца. Затем он сдул перо с ладони. Пещера вокруг него исчезла, и в воздухе прозвучал далекий удар грома.
Ивар и Доминик охраняли крепостные ворота, когда перед ними внезапно возник Джонатан. Крепость по-прежнему была окружена непроницаемо-плотным туманом, и монахи молились о том, чтобы Жон появился и помог им спастись. Теперь, когда юноша внезапно появился у ворот накануне полнолуния, они с подозрением взирали на него.
Ивар вышел за ворота и приблизился к Жону. Доминик оставался внутри, под защитой охраняющего крепость заклятья Ивара. Оба внимательно выслушали рассказ юноши о трагедии, случившейся в Линде, и обо всех остальных событиях, которые произошли с тех пор, как Моргот и Джонатан в первый раз появились у стен крепости в прошлое полнолуние.
– Я пришел проверить, правда ли то, что сказал мне отец. Он уверен, что на мне есть печать Полотна, – закончил он.
Ни Ивар, ни Доминик не казались удивленными, и Жон спросил:
– Значит, вы знали?
– Ты встанешь с нами сегодняшней ночью? – спросил Доминик, не ответив юноше. Жон покачал головой:
– Я должен снова войти в часовню и поговорить с душами Полотна.
– Мы не можем тебе этого позволить, – был ответ.
– Не можете? – Джонатан обогнул Ивара и без помех вошел в ворота, даже не замедлив шаг в том месте, где пролегала невидимая граница заклятья, наложенного для защиты крепости. – У вас нет выбора, – заметил он, продолжая двигаться к часовне.
Доминик бросился вперед, намереваясь задержать юношу, но Ивар, заметив в глазах Жона необычный блеск и новую, могущественную силу, удержал Стража.
– Заклятье на дверях часовни всегда было последним испытанием для того, кто чувствует Зов. Если он войдет внутрь, значит, он – один из Стражей, – объяснил Ивар, и они вместе стали смотреть, как Джонатан отодвигает засовы на дверях и беспрепятственно входит внутрь.
Воздух в часовне был сухой, давящий, и Джонатан почувствовал, как тает его решимость. Сделав над собой усилие, он шагнул вперед, так что только каменный алтарь отделял его от Полотна. Ему показалось, что складки Ткани смотрят на него в упор, ожидая, пока он вынесет себе приговор.
Он не станет этого делать, пока не станет. Джонатан зажег свечу и магическим жестом запер за собой двери часовни. Затем он повернулся лицом к Полотну, неподвижно замершему в тени массивной каменной плиты.
– Внутреннее противоречие… – прошептал он одними губами, а затем, с почтительностью и благоговением, впервые произнес имя матери: – Лейт!
Никакого ответа. Жон позвал снова, более властно, сосредоточив свою волю и силы, как учил его Ивар. Он почувствовал только легкое прикосновение, ничего больше.
– Отпустите ее! – приказал он, обращаясь к темным душам Полотна. – Дайте ей подойти ко мне, иначе я не стану освобождать вас!
Страшное в своей неподвижности Полотно шевельнулось. Джонатан почувствовал внутри себя присутствие Лейт, которое разливалось по всему его телу волнами такой горячей любви, какой ему никогда не доводилось испытывать.
– Дай мне увидеть тебя, мама, – прошептал он и, когда ощущение присутствия не исчезло, снял свечу с алтаря и поднес ее к Полотну.
На ткани, поверх других размытых и неясных фигур, появилось лицо женщины, так не похожее на его
