непрерывной чередой. Когда Ричард Хаствуд входил в комнату, даже свечи начинали мерцать, словно этот неуемный, деятельный человек поглощал весь воздух в комнате.
Мать Джека боготворила отца. Разумеется, она беспрекословно подчинялась своему отцу, даже вышла замуж за человека, которого выбрал он. Но несмотря на то что брак с Генри Фэрчайлдом был заключен по требованию отца невесты, он быстро разочаровался в зяте. Вскоре он решил, что Генри недостоин его дочери. И поскольку барон Татли принадлежал к сильным личностям и привык подчинять людей своей воле, он ждал, что Джейн Фэрчайлд по его примеру разочаруется в муже. Однако она отказалась расстаться с супругом, и тогда лорд Татли наказал ее, лишив отцовской любви. Но упрямая дочь только крепче привязалась к супругу.
Что заставило ее предпочесть не любимого отца, а мужа, навязанного ей? Видимо, это была попытка выйти из-под родительской опеки. А может, она хотела наказать отца равнодушием. Каким бы ни был ее замысел, он не удался. Барон Татли вычеркнул дочь и Джека из завещания и выгнал из замка.
Чертовски жаль, думал Джек, глядя на старика. Сейчас дочь могла бы ухаживать за ним, утешать его. Барон выглядел ужасающе слабым и немощным. Веки сплошь покрылись морщинами, обвисли, кожа приобрела желтоватый оттенок, суставы некогда сильных и ровных пальцев распухли. Но слабость тела еще не означала, что воля старика сломлена. Джек не сомневался, что даже сегодня дед не пустил бы Джейн Фэрчайлд на порог, если бы ее призрак восстал из могилы и постучался в дверь. Печаль завладела душой Джека, придавила его тяжким грузом. Барон скорее умрет в одиночестве, чем признает, что совершил ошибку. Точно так же сам Джек был готов сгнить в долговой тюрьме, лишь бы не, просить помощи у деда.
Но Джек не хотел, чтобы так продолжалось и впредь. Сблизившись с Лайзой, увидев, как легко ужиться с ней, он понял, какой может быть жизнь по-настоящему любящих супругов. Впервые испытав такую полноту чувств, он осознал, насколько бесполезны ненависть, мстительность, злопамятность и гордыня. И нехотя признался себе; что в его душе нет места ненависти к деду.
Впрочем, ненависть сослужила свою службу. Благодаря ей Джек не сломался, когда дед отрекся от него. Но теперь старик ничем не мог его ранить – у Джека появилась Лайза. В их мире не существовало обжигающей ненависти или болезненной гордости.
– Дед… – наконец произнес Джек, хотя и знал, что старик не услышит его. А может, именно поэтому он и решился произнести это слово вслух. Он обошел вокруг кровати и присел на край, наклонился к уху барона и зашептал: – Мне тяжело видеть тебя больным. Без тебя мир лишится одного из лучших людей. Ты прожил богатую событиями жизнь. Я всегда этим восхищался. Теперь я понял: властному, полному жизни, страстному человеку трудно стерпеть неповиновение близких. Вспоминай прошлое, я готов признать, что мама оскорбила тебя. А ты так любил ее, что перенес мнимое предательство только потому, что оттолкнул ее. Знаешь, дед, я всегда думал, что ты поступил так по одной причине – ты винил маму в том, что ее брак не удался. Но теперь мне кажется, что ты винил себя. Ты хотел исправить ошибку, а мама отвергла твои планы, и ты разозлился.
На каминной полке тикали часы. Джек укоризненно взглянул на них. Кто способен помнить о времени в такую минуту, когда все вокруг замирает? Когда Джеку так хотелось повернуть время вспять и прожить жизнь заново, с новым пониманием?
Оказалось, лежащего в кровати старика он совсем не знал. Этот человек, когда-то такой рослый и сильный, стал немощным и хилым. Старик пал жертвой времени. Но разве барон не понимал, что он не бессмертен?
– Я буду скучать по тебе, дед. – Выговорив эти слова, Джек поднялся, чтобы уйти, но был остановлен скрипучим голосом:
– Дождешься от тебя, как же!
Джек невольно улыбнулся и медленно обернулся.
– Так ты жив?
– Расстроился? – Голос старика источал яд, но Джек не стал оскорбляться. – Чего тебе?
Джек подошел поближе и небрежно прислонился к резному столбику кровати, скрестив руки па груди.
– Рад видеть, что чувство юмора вам не изменило, сэр.
– Чего ты от меня хочешь? Просто так ты бы не сказал мне ни слова. Я слишком хорошо тебя знаю, прохвост.
Джек нахмурился.
– Да, сэр, я хотел кое о чем попросить вас.
Он ожидал категорического отказа, но старик молчал, а в его глазах вдруг блеснуло любопытство.
– На моем попечении оказалось одно несчастное семейство из Миддлдейла. Возможно, вы помните этих людей. Их фамилия Дэвис. Джейкоб Дэвис был городским лавочником. Один подлый виконт сжег его дом и лавку. Теперь за Дэвисом охотятся, как за зверем, обвиняя в преступлении, которого он не совершал. Мне нужно где-нибудь приютить его семью, пока я не разберусь в этом деле и не позабочусь о том, чтобы Дэвис впредь не попал в тюрьму.
Губы барона растянулись в невеселой улыбке.
– В отличие от вас, юноша, я не трачу времени на людей, которые не в состоянии обеспечить сами себя.
– Сэр, всему виной поджог. Дэвиса нельзя винить только за то, что некто более богатый сжег его дом и разорил его.
– Будь вы хорошим внуком, вы не стали бы ввязываться в эту неразбериху. Вы обратились бы в суд.
Он закашлялся, и от этого надсадного кашля по спине Джека прошли мурашки. Он шагнул было вперед, но остановился: дед был слишком гордым, чтобы принимать утешения, И все-таки Джек налил ему стакан воды из кувшина и поддержал, чтобы старик мог напиться. Мутновато-голубые глаза старика вдруг стали удивительно яркими. Он посмотрел на Джека так, словно увидел его впервые, потом смягчился, глотнул из стакана и с невыразимым облегчением откинулся на подушки. Пора было уходить, но Джек напоследок не упустил случая кольнуть барона, который с возрастом стал черствым и толстокожим.
