– Как? Значит, вы, милочка, даже не отрицаете? – удивилась Пруденс.
– А почему я должна отрицать?
– Дэвина могли повесить за подобное преступление, Кэро, – хмуро произнес Джордж.
– Нет, если леди Джермейн прекратит это дело.
– Это еще почему? – возмутилась Пруденс.
– Он не вор. Просто он однажды совершил ошибку, – возразила Кэролайн, не сводя глаз с графини. – Он даже не крал эту лошадь. Лукас взял на себя чужую вину. И вы готовы настаивать, чтобы человека за это повесили?
– Подожди, Кэро, – нетерпеливо перебил Джордж. – Он заводила в воровской шайке. Может, он планировал ограбить Фаллингейт?
Джордж встал и начал ходить взад и вперед по комнате, заложив руки за спину.
– Дэвин, вы планировали ограбление Фаллингейта?
Кэролайн повернулась к Лукасу, уверенная, что он станет отрицать, но когда она увидела его виноватый вид, ее сердце упало.
– Видишь, Кэро, он не отрицает. Бедная Мышка, до чего же ты наивна.
Лукас встретил взгляд Кэролайн. Она видела его раскаяние и от всей души сочувствовала мужу. Если он и был вором, то по крайней мере совестливым! Это первое, что она отметила в нем, – совесть и характер. Разумеется, он собирался ограбить Фаллингейт. Он был бы дураком, если бы не сделал этого! Но когда они встретились, все переменилось. Как она могла на него обижаться?
– Мне все равно, даже если мой муж собирался украсть колье с моей шеи. Я люблю его, Джордж, и ты не заставишь меня его прогнать.
– Как вы узнали о моих планах? – спросил Лукас, сжимая ее руку.
– Мистер Фиггенботтем оказался очень словоохотливым, – с довольной ухмылкой сообщил Джордж.
– Вам рассказал Смайли? – удивился Лукас. – Но как он вас нашел?
– Слуги леди Джермейн схватили его, когда он вынюхивал что-то, бродя вокруг поместья. Я приехал по ее просьбе и сам учинил допрос. Выпив бутылку виски, он разговорился. Все допытывался, есть ли у меня сестра в подходящем для брака возрасте. Кое у кого явно плохо с мозгами.
Лукас хмыкнул. Черт с ним, с этим Фиггенботтемом… Маленький злобный коротышка!
– Я бы хорошо подумала, бедное дитя, прежде чем защищать вора, который во всем признался, – сказала графиня, поворачиваясь к Кэролайн. Строгость ее аристократического облика, казалось, придавала словам особый вес. – Вы не должны забывать о чести своего рода. Забудьте о любви, дитя мое, поверьте, это не главное. Ваш род продолжится. – Графиня взглянула на Джорджа. – И фамилия Уэйнрайт будет переходить от поколения к поколению…
– Простите, графиня, но теперь я ношу имя Дэвин, – твердо сказала Кэролайн.
– Не будьте глупой. Мне больно видеть, как вы не дорожите своей репутацией. Она висит на волоске.
– Как? Разве я уже не все сделала, чтобы погубить ее, леди Джермейн? – спросила Кэрол. – Как я могу теперь отступить?
– Есть много способов уладить недоразумение вроде этого. Вы должны думать о завещании отца, дитя мое, больше, чем думаете о желании своего сердца. Помните, кузен вашей матушки был лордом его величества. Вы должны принести эту жертву ради великой цели – чести семьи.
– Что вы можете знать о самопожертвовании, Лидия? – Кэролайн бросила графине открытый вызов, называя по имени.
В комнате воцарилась мертвая тишина, пожилая леди приподняла тяжелые веки и махнула рукой.
– Оставьте нас. Я должна поговорить с этой упрямицей наедине.
Пруденс первая поспешила к дверям, с гордым видом придерживая свою тяжелую грудь.
– Я подожду в карете. Ничто не заставит меня оставаться в одном доме с этим… этим… конокрадом. Пойдемте, мистер Уэйнрайт.
– Мы подождем вас, леди Джермейн, – сказал Джордж, – и потом проводим в Джермейн-Хаус.
Они покинули комнату первыми, Лукас последовал за ними, взглянув на Кэролайн, словно хотел сказать, что все будет хорошо. Она кивнула, и он закрыл за собой дверь.
– Я хочу рассказать вам одну историю, Кэролайн, – сказала графиня. – Позвольте мне присесть?
– Конечно, ваше сиятельство, – виновато отозвалась та. – Простите мою невнимательность. Но вы задели больную тему.
– Это более чем очевидно, моя дорогая. – Графиня величественно опустилась на софу, Кэролайн присела рядом с ней. Положив обе руки на набалдашник трости и уперев ее в пол, графиня устремила взгляд в никуда. – Когда-то, давным-давно, – начала она, – у меня было два красивых сына. Младшего, очаровательного ребенка, звали Торнтон. Старший, Бэзил, был наследником титула, четвертым графом Джермейн. Естественно, мы в основном занимались Бэзилом, старались воспитать в нем чувство ответственности, присущее старшему сыну. И надо сказать, он не разочаровал нас, по крайней мере пока он не привел в дом женщину, которую представил как свою жену.
Графиня покраснела и сжала дрожащие губы.
– Даже сейчас это глубоко огорчает меня. Эта… эта… девка, ее звали Элизабет. Дочь бакалейщика, – сказала графиня, не скрывая презрения. – Весьма неудачный выбор для будущей графини. Плебейского происхождения, далека от нашего круга… Мне следовало в тот же день, как она появилась в поместье, выставить ее прочь, но она была в положении.
– Она носила под сердцем вашего внука? Лидия кивнула.
– Я терпела эту женщину и ее ребенка шесть лет. Я умоляла Бэзила оставить ее и развестись. Она была его позором, но он не слушал меня. Он твердил, что обожает ее. Мой бедный сын, он потерял голову, совсем как вы.
Кэролайн заморгала.
– И что же с ними случилось? – Она очень смутно помнила историю о старшем сыне леди Джермейн.
– Бэзил умер в тридцать лет. После того как умер его отец, он в течение двух лет ужасно пил. Я думаю, все из-за женитьбы. Хотя Бэзил любил Элизабет, она ему не подходила. Она не была счастлива в Джермейн-Хаусе, часто плакала. Она была… не в себе. Я считала, что ее место в доме для душевнобольных, но Бэзил отказывался отправить ее туда.
– Что же случилось с Элизабет и ее мальчиком после смерти Бэзила?
– Я выгнала их обоих, – холодно и ровно сказала графиня. – Я дала ей много денег и просила никогда не возвращаться назад.
– Вы выгнали собственного внука? – в ужасе прошептала Кэролайн. – Но как вы могли?
– Очень просто. Я думала о репутации семьи.
– Но по праву первородства он должен был стать пятым графом?
– Торнтон предъявил письма, убедившие меня, что ребенок не связан с нами кровными узами. Сын заставил меня поверить, что его отцом был один из любовников Элизабет. Естественно, при подобных обстоятельствах я не могла допустить, чтобы этот бастард унаследовал титул пятого графа Джермейн. Поэтому пятым графом стал Торнтон. Трагедия в том, что он погиб два года спустя от несчастного случая на охоте и сейчас нет никого, кто бы унаследовал титул, продолжив наш род.
– Вы сожалеете, что выгнали этого ребенка?
– Да. Но только потому, что, как выяснилось, он был законным наследником. Уже после смерти Торнтона я узнала, что он подделал письма, которые бросали тень на происхождение мальчика.
– Как грустно.
– Да. – Графиня заморгала, словно внезапно ощутила тяжесть прожитых лет. – Как это ни печально, милый Торнтон не имел ни малейшего понятия о честности. В любом случае, дорогая, если ребенок на самом деле не был сыном Бэзила, я поступила правильно.
– А где сейчас ваш внук? Графиня закрыла глаза.
– Я не знаю. Я приказала своему адвокату разыскать его, но после нескольких лет безрезультатных поисков потеряла надежду. Между тем у меня нет сожалений, – резко добавила она. – И это мое убеждение.
