Поверенный клялся, что недалек день, когда Гейбриел станет хозяином. Он уже читал о самых современных методах ведения сельского хозяйства. Думая о собственной земле, кусочке Англии, который никто не сможет у него отнять, Синклер испытывал глубокое волнение. И однажды он привезет туда свою жену, покажет ей, как возвратил имению, без сомнения, пришедшему в упадок при Баррете, блеск и красоту.
Гейбриел прекрасно представлял себе, как они с женой, взявшись за руки, будут гулять по возрожденным садам. По вечерам они будут наслаждаться ароматом распускающихся роз. Он будет вынимать одну за другой шпильки из ее золотистых волос, и они волной накроют его руки. Потом он увлечет Психею в темный уголок, где…
Он тряхнул головой, отгоняя чувственные образы. Нет, он не смел даже мечтать об этом. Чтобы отвлечься, Гейбриел стал вспоминать отца, свои юношеские клятвы о мести. Отец узнает о его успехах и будет вынужден признать, что его непутевый сын вышел победителем, восстановил свою честь, опроверг предсказания скорого и позорного конца.
Кто-то почтительно кашлянул рядом с ним. Гейбриел вздрогнул. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил подошедшего к нему лакея.
– Да?
– Простите, милорд, но вас хотят видеть в классной комнате.
Такое приглашение получают не каждый день. Гейбриел сдержал улыбку. Что еще задумала своевольная мисс Цирцея?
– Хорошо, – кивнул он. – Я сейчас приду.
Лакей вышел, а Гейбриел спрятал свои бумаги в ящик стола.
Цирцея сидела на табурете около окна, неподалеку расположилась ее гувернантка.
– Ты хотела меня видеть? – спросил Гейбриел, покосившись на мисс Теллман. Но гувернантка, очевидно, смирилась с настойчивостью Цирцеи. Никто не мог справиться с Цирцеей, когда она проявляла настойчивость.
– Ты согласился позировать мне, – сказала Цирцея.
– Не припоминаю, – удивился он.
– Согласился, – возразила Цирцея. На ней был синий передник, перепачканный краской. – Помнишь, на днях мы говорили об этом.
– Я не помню, чтобы я соглашался позировать тебе, – уточнил Гейбриел.
– Но ты не сказал «нет», а это все равно что сказать «да». – Цирцея улыбнулась ему.
Гейбриел попробовал изменить тактику:
– Ты же знаешь, что твоя сестра не хочет, чтобы я беседовал с тобой. Мне не следует здесь оставаться.
– Все это так, но ты не должен говорить, иначе я не смогу правильно нарисовать твой рот. А он у тебя хорошей формы.
Гейбриел не стал больше спорить.
– Где мне сесть? – покорно спросил он.
– Сядь вон на тот стул. Сиди прямо и смотри в сторону окна. Руку положи на книгу, вот так, – указала Цирцея.
Гейбриел сел и принял требуемую позу. Он сидел неподвижно, а в руке девочки быстро мелькали карандаши и мелки. Это оказалось труднее, чем он ожидал. Вскоре его рука онемела, и Гейбриел попытался немного изменить свое положение.
– Нет, нет, – резко сказала Цирцея. – Оставь руку как она была.
– Она отвалится, прежде чем ты закончишь, – поморщился он.
Гейбриел думал, что Цирцея так поглощена работой, что не расслышала его слов, но она тихонько сказала:
– Ты ведь держишь карты только в одной руке, не так ли?
– Да, – согласился Гейбриел. – Я даже могу научиться тасовать карты одной рукой. Однако когда я буду танцевать с твоей сестрой, мне будет трудно сохранять равновесие. И если я не смогу вальсировать, она будет очень разочарована.
Цирцея хихикнула.
– Глупости, я почти закончила.
Через несколько минут она отложила карандаш.
– Ты быстро рисуешь, – сказал Гейбриел. – Можно посмотреть?
Но она перевернула лист.
– Пока нет. Мне еще надо поработать над деталями. Гейбриел был разочарован, но кивнул:
– Хорошо. А теперь я свободен?
– Да, но ты должен снова прийти позировать. Гейбриел немного обиделся.
– И поговорить, – словно прочитав его мысли, добавила Цирцея. – Мы же друзья, что бы там ни думала Психея.
Девочка была колдуньей, в этом не приходилось сомневаться. Гейбриел только надеялся, что она никогда не заинтересуется карточной игрой.
