— Кларисса выздоровеет и телом, и душой, — успокоила его Джемма. — И будет счастлива.
Сама она тоже будет счастлива, подумала Джемма, и на память ей пришли слова из проповеди, некогда услышанные ею: «И нашлись дети, которых потеряли, и не будут они больше рыдать в пустыне».
— Джемма, вы просто чудо. Подумать только, я уговаривал вас не ехать. Как я мог? — Мэтью взял ее руки и нежно сжал. — Ведь это вы увидели Клариссу. Я мог бы и упустить ее.
Она улыбнулась:
— Благодарение Богу, что все благополучно завершилось.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить нежелательные слухи, чтобы ваша репутация не пострадала.
Джемма пожала плечами:
— Большую часть пути с нами был грум. А теперь — ваша сестра.
После стольких испытаний, можно сказать, борьбы не на жизнь, а на смерть, несколько часов без свидетелей и компаньонки нисколько не волновали Джемму.
В дверь постучали, и слуга внес поднос с заварочным чайником и всевозможной едой.
— Я подумал, что, может быть, вам захочется выпить чашку чая перед сном, — сказал Мэтью.
Стюард поставил поднос и удалился. Капитан наполнил две чашки. Джемма добавила сахара, сливок и стала пить маленькими глотками. Мэтью налил кипяток в пустую чашку, вынул из кармана небольшой пузырек и поместил в воду.
— Что это? — с недоумением спросила Джемма.
— Миндальное масло, — пояснил он. — Я увидел его у торговца и купил.
— Зачем?
Он улыбнулся, и глаза его заблестели.
— Дорогая, вы все еще хромаете. Подозреваю, что не одна Кларисса покрыта синяками.
Джемма покраснела.
— Скачка была долгой, — пробормотала она.
— А для того, кто не привык проводить в седле много часов, это суровое испытание. У вас, должно быть, все тело ноет.
— Да, вы правы.
— У меня есть друг, моряк, который несколько раз плавал на Восток, — сказал Мэтью. — Он и рассказал мне об этой маленькой хитрости: женщины на Дальнем Востоке применяют миндальное масло, чтобы смягчить боль в мышцах. Мне кажется, это самое малое, что я могу для вас сделать.
Так и не поняв толком, в чем дело, Джемма кивнула. Она не торопясь допила чай, затем осторожно поднялась и вернулась в спальню взглянуть на Клариссу. Убедившись, что та крепко спит, она снова пришла в гостиную. Мэтью вынул пузырек из теплой воды и вытащил пробку. По каюте распространился приятный пряный аромат.
— Вам надо лечь на койку, — сказал он ей, — и натереть маслом больные места.
— Мне не хотелось бы будить Клариссу.
— Тогда воспользуйтесь моей спальней, — предложил Мэтью. — Я пока не собираюсь ложиться спать.
Она пошла за ним в его спальню, легла на койку, он стянул с нее сапоги и сказал:
— Если вы капнете масла на ладони и…
— Мэтью, — прервала она его, — я не смогу достать до наиболее болезненных мест. — А-а, — протянул он, — понятно, для этого вам потребуется камеристка. Придется потерпеть до Лондона.
— Нет, — решительно заявила Джемма. — Я не в силах больше терпеть. Как говорится, ни сесть, ни встать. Не понимаю, почему бы вам самому этого не сделать?
— Это было бы в высшей степени неприлично по отношению к леди, — с непроницаемым выражением лица ответил капитан.
— Но что делать, если боль невыносима? Я не раз переступала через многие запреты, налагаемые обществом.
Помолчав, Мэтью сказал:
— Ложитесь на постель лицом вниз.
Джемма легла, затем оглянулась через плечо и увидела, что он по-прежнему стоит в нерешительности.
— Мне придется приподнять ваши юбки, чтобы натереть ноги. Это слишком далеко выходит за рамки приличий.
— Мне все равно, только бы прошла боль, — сказала Джемма. — Представьте, что вы врач.
Джемма сама приподняла юбки и снова легла, положив голову так, чтобы можно было наблюдать за ним краешком глаза. Мэтью растер масло между ладонями, затем нежно коснулся ее правой ноги. Натер ее, затем принялся натирать другую. Джемма испытывала ни с чем не сравнимое наслаждение.
Дойдя до более интимных мест, Мэтью выпрямился и отошел в угол каюты, сквозь иллюминатор устремив взгляд в темноту, сгустившуюся за бортом судна.
— Дорогая, я не могу оставаться безучастным, как полагается врачу. Мое умение держать себя в руках не беспредельно. — Он хрипло рассмеялся. — А вы такая, вы такая… — Когда он повернулся к ней, она увидела на его лбу бисеринки пота. — Я был не вправе думать о своих чувствах, пока не нашел сестру. Но если у вас есть капля терпения, если вы не прочь подождать, тогда в самое ближайшее время я постараюсь снискать ваше расположение, я буду оказывать вам все знаки внимания, я прокричу о своих благородных намерениях с лондонских крыш, если это потребуется. Я обожаю вас, Джемма Смит, простите, леди Джемма Синклер. — Он не отрываясь смотрел на нее. — Вы можете подождать, любовь моя?
— Нет, — ответила она.
На лице его отразились досада и огорчение.
— Дорогая, я понимаю, вы достойны лучшей доли, но моя сестра, я должен…
Джемма улыбнулась:
— Мэтью, я знаю, для того чтобы выздороветь, твоей сестре нужно всего лишь время. Конечно, я не брошу ее. Просто я не собираюсь больше ждать. Не вижу необходимости в длительном ухаживании. Мне не нужны цветы, не надо водить меня по театрам, развлекать на балах. Я хочу быть с тобой, помогать тебе и твоей сестре. — Джемма стиснула зубы, перевернулась, села на постели и протянула к нему руки. Он склонился над ней, и она обняла его за шею. — Мэтью, имеют ли право капитаны кораблей совершать брачные церемонии? Не пожениться ли нам сегодня ночью?
Он приблизил к ней лицо и страстно поцеловал, так, что по телу у нее побежали мурашки. Однако Мэтью покачал головой:
— Они имеют право, но только в далеких плаваниях.
— Тогда сразу по возвращении в Лондон? — предложила Джемма.
— После всего случившегося твой брат наверняка будет настаивать на этом, — проговорил Мэтью. — Но я не хочу, чтобы все было так скоропалительно.
— Мэтью, я уже сказала, что мне не нужно продолжительное ухаживание, как рафинированной светской леди. Я знаю теперь, кто я и чего хочу. Я сама делаю тебе предложение, пропади ты пропадом! Женишься ты на мне прямо сейчас или хотя бы при первой же возможности?
— Ты не можешь мне сделать предложение, поскольку я уже сообщил тебе о своих чувствах и намерениях, — веско заметил он, однако глаза его светились радостью. — Я не хочу, чтобы ты рассказывала нашим детям и внукам, как силком тащила меня к алтарю.
— Но я же не твой гардемарин и не указ тебе, — парировала она, вскинув голову.
Мэтью взглянул на ее задранные юбки и обнаженные ноги.
— Дорогая, ты совсем не похожа на гардемарина.
— Только не забудь об этом, когда начнешь распоряжаться, — заметила она. — Если мы не можем совершить брачную церемонию немедленно, ничто не мешает нам начать наш медовый месяц прямо сегодня. И прежде всего тебе следует завершить массаж. Боль еще не прошла.
Мэтью снова поцеловал ее.
Его ласки становились все жарче, все неистовее. Джемме казалось, что она вспыхнет, объятая пламенем страсти.
